Перст судьбы.
Глава XX. Письмо

Глава XX
Письмо

Как только закрылась за ним дверь, Генри Гардинг с облегчением растянулся на земле и заснул крепким сном.

Проснулся с первыми лучами солнца, ударившими ему прямо в лицо.

Встал и огляделся кругом. Одного взгляда было достаточно, чтобы вспомнить, что он находится в темнице.

Окно вверху было такое узкое, что через него могла пролезть разве что только кошка. Вертикальный железный прут еще больше сужал проем.

Дверь же была настолько крепка, что нечего было и думать о бегстве без содействия стражи. Генри на это не мог рассчитывать, и потому он философски решил просто ожидать дальнейших событий.

Он был голоден и прислушивался, не идут ли с завтраком.

Но в коридоре раздавались только мерные шаги часового.

Через час нетерпеливого ожидания послышались наконец и другие шаги в коридоре.

Ключ заскрежетал в замке, и дверь открылась.

-- Здравствуйте, мистер Генри! Хорошо почивали? Капитан шлет вам привет и жаждет немедленно вас видеть.

Догги Дик грубо схватил пленника за ворот и потащил к атаману.

Как и следовало ожидать, это была лучшая комната в доме. Но художника поразила роскошь обстановки. Богатая мебель, зеркала, часы, всевозможные шкафчики и столики, серебро, люстры, одним словом, предметы утонченной роскоши; но расставленные без всякого вкуса, они скорее напоминали лавку ростовщика.

Посередине комнаты в креслах сидели атаман и какая-то женщина, называвшая его Корвино.

Она была почти одного роста с Корвино и так же живописно разряженная. На ней висело множество украшений из жемчуга, золота и металлических вышивок. Благодаря своей бронзовой коже, черным, как вороново крыло, волосам, она могла бы служить украшением любого индейского стана.

По-видимому, когда-то она была очень хороша собой; однако улыбка ее напоминала Генри тигрицу, оскалившую зубы, чтобы броситься на добычу.

Каре Попетте, так звали эту женщину, не было еще и тридцати, она и сейчас могла бы называться красавицей, если бы не эта улыбка да багровый шрам, пересекший правую щеку и обезобразивший ее лицо.

Судя по выражению глаз, душа ее тоже была обезображена многими рубцами. Взгляд, который она бросила на пленника, заставил бы задрожать Генри, если бы он понял его значение.

Но Генри некогда было предаваться размышлениям, атаман приказал ему сесть за стол.

-- Пишите то, что я вам продиктую, но переводя на ваш язык, - сказал атаман.

На столе лежало несколько листов почтовой бумаги.

Пленник взялся за перо.

-- Сперва адрес, - приказал разбойник.

-- Кому? - спросил пленник, приготовляясь писать.

-- Синьору генералу Гардингу.

-- Без вопросов, синьор художник! Садитесь и пишите.

Генри снова сел и написал адрес. Он вспомнил о своем последнем письме, посланном из гостиницы, находящейся на границе владений его отца, но сейчас не было времени предаваться воспоминаниям, атаман торопил его.

"Дорогой отец", - продиктовал разбойник.

Генри опять остановился. Он вспомнил, что тогда он не поставил слова "дорогой". Неужели он напишет его сегодня под диктовку разбойника?

Надо было повиноваться, начальник повторил фразу, сопровождая ее страшным ругательством.

-- А теперь, - сказал Корвино, - пишите и не останавливайтесь, иначе вам не поздоровится.

Угроза была произнесена тоном, не оставлявшим сомнения в ее значении.

Генри написал следующее письмо:

"Дорогой отец, уведомляю вас, что я в плену в горах Италии на расстоянии сорока миль от Рима, на границе Неаполитанской территории. Люди, у которых я нахожусь в неволе, неумолимы и убьют меня, если не получат выкупа. Они будут ждать вашего ответа и с этой целью посылают вам гонца, за безопасность которого я буду отвечать головой. Если вы его арестуете или по какой-либо причине он не вернется, я буду подвергнут самым жестоким пыткам и затем убит. Выкуп мой определен в тридцать тысяч лир. За эту сумму я получу свободу. Знаю, что обещание свое разбойники сдержат. Если вы не пришлете денег, дорогой отец, могу заверить, что никогда не увидите больше своего сына".

-- Теперь подпишите, - сказал атаман.

Только сейчас, когда у него потребовали подписать это унизительное для него письмо, Генри почувствовал не только отвращение, но и стыд.

-- Подпишите, - крикнул разбойник, приподнимаясь в кресле. - Подпишите же!

Генри колебался.

-- Если вы сейчас же не возьмете перо и не поставите свою подпись под этим письмом, клянусь Мадонной, прольется кровь! Cospetto! Я не позволю насмехаться надо мной какому-то пачкуну и проклятому англичанину!

-- О синьор, - вмешалась Попетта. - Послушайте его, buono cavaliere. Муж всегда так поступает с теми, кто слишком удаляется от большого города. Подпишите, саrо miо, и все будет хорошо. Вы получите свободу и вернетесь к своим друзьям.

Произнося все это, Попетта встала с кресла, подошла к молодому англичанину и положила ему руку на плечо.

Но ее ласковый тон и мягкое выражение глаз не понравились мужу. Корвино схватил жену и отбросил в угол комнаты.

-- Не вмешивайся не в свое дело!

Затем, вытаскивая пистолет из кармана, он прохрипел пленнику:

-- Подписывайте!

Дальнейшее сопротивление было бы безумием, намерение разбойника было предельно ясно, послышался щелчок взводимого курка.

На миг у Генри блеснула мысль броситься на противника и схватиться с ним; но если бы даже он вышел победителем из этой борьбы, Догги Дик и десятка два других разбойников немедленно застрелили бы его.

Пленник склонился и написал два слова: Генри Гардинг.

-- Рикардо! - позвал атаман.

Вошел Догги Дик.

Он прочел письмо по складам и подтвердил, что перевод правилен.

Конверт запечатали, а пленника связали и отвели опять в темницу.

В тот же вечер в Рим был послан гонец.