Перст судьбы.
Глава XLIV. Допрос

Глава XLIV
Допрос

Капитан граф Гвардиоли заметил сразу, с какой симпатией смотрят друг на друга пленник и дочь синдика.

Это еще больше подхлестнуло его показать свою власть над молодым англичанином.

-- Где вы поймали этого оборванца? - спросил он сержанта, бросая презрительный взгляд на Генри.

-- Мы его схватили в тот момент, когда он тайком пробирался по деревне.

-- Тайком? - воскликнул молодой англичанин, пристально глядя на сержанта, опустившего тут же глаза. - За мои лохмотья следует краснеть как раз вам, синьор офицер. Если бы вы и ваши солдаты лучше исполняли свой долг, моя одежда не была бы в таком состоянии.

-- Ого, синьор, у вас острый язык! Советую отвечать только на вопросы.

-- Я имею право тоже задавать вопросы. Почему вы считаете меня своим пленником?

-- Сейчас все выясним. Есть у вас паспорт?

-- И это вы спрашиваете у человека, только что вырвавшегося из когтей разбойников?!

-- Мы не знаем, откуда вы вырвались.

-- Мое появление здесь, мой внешний вид - разве не доказательство моих слов? А если вам этого недостаточно, я призову в свидетели синьорину, - может быть, она вспомнит пленника, которого видела со своего балкона.

-- Конечно, конечно. Папа, это тот самый человек, я тебе рассказывала о нем.

-- Я подтверждаю, капитан Гвардиоли, что этот человек и есть тот самый английский художник, о котором мы только что говорили.

-- Возможно, - ответил Гвардиоли с недоверчивой улыбкой, - но, может быть, синьор играет и другую роль, о которой он умалчивает.

-- Какую другую роль? - удивленно спросил Генри.

-- Шпиона.

-- Шпиона?! - повторил пленник. - Но для кого и за кем я шпионил бы?..

-- А вот это я и хочу узнать, - иронически заметил Гвардиоли. - Ну, сознавайтесь! Ваша искренность только облегчит вашу участь.

-- Участь? Да по какому праву, милостивый государь, вы так говорите со мной? Я британский подданный, а вы офицер папской армии, а не атаман разбойников... Нельзя ли быть повежливее?!

-- Сейчас, синьор, вы мой пленник и останетесь им до тех пор, пока я не узнаю причин, приведших вас в эти места. Ваши рассказы очень подозрительны. Итак, вы выдаете себя за художника?

-- Я и есть художник, хотя и начинающий, но это не имеет значения.

-- Имеет! Почему вы, бедный художник, очутились в этих горах? Если вы англичанин и живописец, как вы утверждаете, то ведь вы приехали в Рим изучать искусство? Как же вы оказались здесь? Отвечайте, синьор!

Молодой человек колебался, говорить ли правду. Одного слова было достаточно, чтобы получить свободу.

-- Откуда вы знаете наши имена? - воскликнули с удивлением синдик и его дочь.

-- От вашего сына, синьор.

-- От сына? Он же в Лондоне!

-- Именно в Лондоне я впервые и услышал имена Франческо и Лючетты Торреани.

-- Вы знаете Луиджи?

-- Так хорошо, как может знать человек, проживший с ним целый год под одной крышей...

-- И спасший не только его кошелек, но, может, и жизнь, - прервал синдик, подходя к художнику и протягивая ему руку. - Если я не ошибаюсь, вы тот самый молодой человек, который вырвал нашего Луиджи из рук грабителей? Это о вас так часто говорил сын в своих письмах?

-- О да! - вскричала Лючетта, подбежав в восхищении к иностранцу. - Вы тот, о ком писал нам Луиджи.

-- Благодарю вас, синьорина, - отвечал, улыбаясь, молодой человек. - Что же касается документальных подтверждений, синьор Торреани, то я мог бы вам предоставить рекомендательное письмо вашего сына, но его забрал у меня атаман шайки разбойников, Корвино. Сожалею об этом.

-- Но почему вы ничего не сказали, когда вас вели через деревню?

-- Тогда я не знал, ни кто были вы, ни названия деревни, в которой остановились разбойники.

-- Как жаль, - проговорил синдик, - что я не знал этого раньше! Я бы постарался освободить вас.

-- Благодарю вас, синьор Торреани! Но это обошлось бы недешево - в тридцать тысяч лир.

-- Тридцать тысяч?! - воскликнул синдик.

-- А не слишком ли дорого вы себя цените, синьор художник? - заметил иронически офицер.

-- Это сумма выкупа, которого требовал за меня Корвино.

-- Неужели он принял вас за какого-нибудь милорда? Но он сразу должен был понять свою ошибку и отпустить вас. Одного взгляда было достаточно...

-- Да, поэтому-то он и отрубил у меня палец, - ответил англичанин, показывая руку. - Чтобы получить все-таки свои тридцать тысяч.

Лючетта вскрикнула от ужаса.

-- Да, - взволнованно сказал синдик, - вот вам, капитан, самое неопровержимое доказательство. Но скажите, молодой человек, - обратился он к Генри, - как вы избавились от этих негодяев?

-- Об этом мы поговорим завтра, - перебил Гвардиоли, недовольный той симпатией, которую вызвал здесь англичанин. - Сержант, отведите пленника и заприте в караулке. Утром я допрошу его снова.

"Опять в заключении!" - подумали синдик и его дочь.

-- Позвольте напомнить вам, - заметил англичанин, обращаясь к офицеру, - что вы берете на себя слишком большую ответственность. Даже Папа не сможет защитить вас от наказания, которое должно последовать за оскорбление британского подданного.

-- Джузеппе Мадзини тоже не избавит вас от наказания, которому мы подвергаем шпионов, синьор англичанин!

-- Мадзини... шпион... да вы бредите!..

-- Невозможно, синьор синдик! Я вынужден исполнить свой долг. Сержант, уведите же наконец пленника!

Сопротивление было бесполезно. Генри повиновался.

Лючетта наградила его взглядом, утешившим его, и бросила такой взгляд на Гвардиоли, после которого благородный граф чувствовал себя весь вечер не в своей тарелке.