Перст судьбы.
Глава XLVI. Волки в овечьей шкуре

Глава XLVI
Волки в овечьей шкуре

Молодые люди добрались до вершины горы и осмотрели грот. Лючетта рассказала им местную легенду.

Отшельник прожил несколько лет в этой пещере, никогда не спускаясь в деревню. Питался он подаяниями от пастухов и набожных людей. Вдруг он исчез бесследно. Одни говорили, что его увели разбойники, другие уверяли, что он сам был разбойником и надел монашескую одежду только для того, чтобы шпионить в этих местах.

-- А что говорили пастухи? - спросил капитан. - Они же должны были лучше его знать. Или он, как некоторые другие, умел прятать подлинное лицо под личиной?

-- Вы можете их сами спросить, синьор, - отвечала Лючетта на этот иронический намек. - Вон они.

Говоря это, молодая девушка показала на глубокое ущелье с противоположной стороны горы, по которому поднимались пять пастухов, подгоняя овечье стадо, идущее впереди.

Люди эти были одеты в грубые овечьи шкуры, доходящие до колен, в традиционных соломенных шляпах и сандалиях. В руках у них были палки. Несмотря на духоту, на лицо одного из них был опущен капюшон.

-- Некоторые обычаи вашей страны меня удивляют, - проговорил Генри, обращаясь к сестре своего друга. - В Англии на пятьсот овец было бы достаточно одного пастуха, а здесь стадо гораздо меньше, но при нем целых пять человек.

-- О, - Лючетта была немного задета в своих национальных чувствах, - у наших пастухов стада тоже обычно гораздо больше. Эти, вероятно, оставили часть овец на другой стороне горы, потому что...

Слова ее потонули в оглушительном звоне колокольчиков приближающегося стада. А пастухи, оставив стадо, подошли к путешественникам. Прежде чем капитан успел открыть рот, один из них заговорил:

-- Buono giorno, signori! Molto buono giorno signora bella! Здравствуйте, синьоры, здравствуйте, прекрасная синьорина!

Эти фразы можно было бы принять за комплимент, если бы тон, которым они были произнесены, не придавал им другого значения. Что-то неприятное отозвалось в сердце англичанина.

"Однако, эти пастухи не очень-то застенчивы", - подумал он.

-- Мы ищем пропавшую овцу, - продолжал тот же пастух. - Полагали, что она здесь. Вы не видели случайно?

-- Нет, друзья мои, - ответил капитан, приветливо улыбаясь.

-- Это правда, капитан?

-- О да! Поверьте, что мы были бы счастливы помочь вам...

-- Вашей овцы здесь нет, - перебил англичанин, выведенный из себя наглостью пастуха. - Вы это видите, чего же вы пристаете?

-- Вы лжете! - крикнул пастух с опущенным на лицо капюшоном, до сих пор молчавший. - Беглец, которого мы ищем, это вы, молодой человек, и вот мы находим вас в таком прекрасном обществе. Благодарение Мадонне! Вместо одной овцы мы возьмем трех и среди них - великолепнейшую из всех, которых видели эти горы.

С первых же слов Генри узнал голос говорившего. Наконец атаман откинул капюшон и открыл свое злорадно ухмыляющееся лицо.

-- Корвино! - невольно вырвалось у Генри.

В этот момент два разбойника схватили его за руки; двое других набросились на офицера, а сам атаман кинулся к Лючетте.

Отчаянными усилиями Генри высвободился из рук разбойников. К несчастью, он был безоружен, а как бы ни были крепки его кулаки, они не могли противостоять в борьбе с разбойниками, вооруженными кинжалами и пистолетами.

Молодая девушка билась в руках атамана, крича от отчаяния.

Гвардиоли стоял неподвижно и безмолвно, дрожа всем телом. Он даже не вытащил шпаги из ножен.

Генри это заметил. В один миг он бросился мимо нападавших на него разбойников, схватился за эфес шпаги, вытащил ее из ножен и бросился на своих противников.

Те отступили, вытащив пистолеты и стреляя почти не целясь. Пули пролетали мимо молодого англичанина, который бросился теперь на Корвино.

Генри хотел повторить удар, как вдруг почувствовал, что он уже во власти восьми рук; разбойники, державшие Гвардиоли, кинулись на помощь своим товарищам, а капитан-граф побежал с горы с такой быстротой, как только могли бежать его дрожащие ноги.

Молодой англичанин теперь остался один против четверых. А Корвино, увидев, что его товарищи заняты одним противником, обхватил рукой стан Лючетты и, подняв ее, как перышко, бросился к ущелью.