Перст судьбы.
Глава XLVIII. Да здравствует республика!

Глава XLVII
Да здравствует республика!

При входе в деревню синдик и его друзья были поражены странным зрелищем.

Мужчины, женщины, дети бегали по улице с громкими восклицаниями.

Что такое могло случиться? Не заняли ли разбойники деревню, воспользовавшись тем, что солдаты ушли из нее?

На площади стояла большая толпа.

Это были крестьяне, землевладельцы и горожане, вооруженные ружьями, саблями и пистолетами. Это не были бандиты, хотя небольшая часть солдат, оставшихся в деревне, и была захвачена ими в плен.

Кто же были эти люди? Синдик и его друзья, подходя к площади, услышали крики: "Да здравствует республика! Долой тирана, долой Папу!"

Эти характерные возгласы и развевающиеся знамена ясно показывали, что Валь д'Орно было занято республиканцами.

Рим подвергся той же участи. Папа бежал, и триумвират Мадзини - Сафо - Армелли теперь управлял столицей.

Синдика ожидала еще одна неожиданность. В центре группы, стоявшей у его дома, он увидел своего сына Луиджи.

Обнимая отца, Луиджи заметил горестное выражение его лица.

-- Что случилось, отец?.. Говорят, бандиты появились в горах... Где Лючетта?

Глубокий вздох и рука, простертая по направлению к горам, были единственным ответом.

-- Боже мой! - воскликнул Луиджи. - Я опоздал! Говори, отец, говори, где сестра?

-- Бедная, бедная... дочь моя, она наверняка погибла... Луиджи, ее похитили разбойники... Корвино...

И с рыданиями он упал в объятия сына.

-- Друзья! - обратился Луиджи к присутствующим, растроганный этой сценой. - Нужно ли мне говорить, что если бы я не жил в другой стране, я бы стал под ваши славные знамена! Отныне я ваш и навсегда... Это мой отец, Франческо Торреани... Вы слышали - его дочь, моя сестра, похищена разбойниками на глазах сотни солдат, присланных сюда для вашей охраны. Вот она, эта охрана, вот они, мужественные защитники веры!

-- Защитники дьявола! - крикнул кто-то.

-- Они хуже разбойников! - поддержал его другой. - Думаю, что между ними давно существует сговор. Поэтому банда вечно и ускользает от них.

-- Так, значит, - спросил художник с надеждой в голосе, - вы согласитесь помочь мне найти сестру?

-- Да, да! - ответили ему со всех сторон.

-- Вы можете рассчитывать на нас, синьор Торреани, - выступил вперед какой-то человек важного вида, скорее всего начальник отряда республиканцев. - Разбойников мы догоним, сестру вашу вернем. Но прежде нам надо избавиться от этих барышников. Видите, они спускаются с горы. Товарищи, скроемся по домам, захватим их врасплох!.. Страмони, Джинглетта, Паоли! Расположитесь на входе в деревню и после предупреждения стреляйте во всякого, кто попытается бежать. Скорее!

Незнакомцы рассыпались по домам, уведя с собой пленных солдат.

Площадь опустела.

Жителей, оставшихся на улице, предупредили, что малейшая попытка к измене будет караться смертью, но о предательстве никто и не думал, так как жители смотрели на новых пришельцев как на своих освободителей и с радостью приветствовали провозглашение республики.

Гвардиоли со своим отрядом между тем приближался. У капитана был озабоченный вид; теперь, когда опасность миновала, он думал о своем поведении и должен был признать, что оказался не на высоте.

Мнение жителей его не трогало, но ведь свидетелями его трусости были солдаты и офицеры. Слух может дойти до Рима и даже до Ватикана.

Капитан, офицеры и солдаты подходили к деревне, не подозревая, какой прием их ожидает.

Начальник отряда республиканцев быстро разработал операцию. На каждом углу площади, за домами затаились вооруженные группы, противник должен был попасть в случае сопротивления под перекрестный огонь.

Тишина, царившая в деревне, удивила папских солдат, обеспокоило и то, что никто из оставленных товарищей не вышел им навстречу.

Вдруг послышался громкий окрик из таверны:

-- Эй, капитан! Сдавайтесь! Солдаты республики гарантируют вам жизнь, но при условии, если не будете сопротивляться!

-- Что за наглость! - воскликнул Гвардиоли, повернувшись к таверне. - Сержант, найдите мне этого человека, приведите сюда и всыпьте ему горячих!

Из таверны раздался смех. Затем последовало вторичное требование о сдаче.

Солдаты приготовились по первому сигналу открыть огонь по наглецам, в которых подозревали жалких мужиков.

-- Мы не хотим вашей крови, - говорил тот же голос, - если, конечно, вы не заставите нас ее пролить. Вы окружены солдатами законного правительства республики! Вашего властелина нет в Риме; он постыдно бежал. Мадзини управляет городом, а мы пришли управлять здесь... Вы должны подчиниться новой власти... Первый, кто откроет огонь, будет виновником смерти всех своих товарищей; мы не пощадим никого. Будьте благоразумны. Сдайтесь добровольно... Сложите оружие, и мы вас примем как военнопленных. В противном случае, вы получите по заслугам как разбойники и изменники родины.

Эта речь, наполовину насмешливая, наполовину угрожающая, повергла солдат Гвардиоли в смятение. Что могло означать это требование, повторяемое с такой дерзостью и в то же время так самоуверенно? Они стояли в нерешительности.

Едва были произнесены эти слова, как послышался стук ружей, окна домов ощетинились высунувшимися штыками. Испуганный Гвардиоли и его солдаты очутились между двухсот направленных на них дул.

Они поняли, что попали в ловушку, что разразилась давно ожидавшаяся революция, и, не обращая внимания на капитана Гвардиоли или младших офицеров, солдаты побросали оружие.

Через десять минут они уже столпились под трехцветным знаменем, крича во все горло: "Да здравствует республика!", между тем как расстроенный и обезоруженный Гвардиоли шагал по той самой комнате, где три дня назад был заключен Генри Гардинг.