Плавание по лесам.
Тропический шквал.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Плавание по лесам. Тропический шквал. (старая орфография)

ТРОПИЧЕСКИЙ ШКВАЛ.

Не смотря на видимую безопасность судна, Мундруку кажется не совсем был спокоен. Он прикрепил мачту и сам уселся на верху, не спуская глаз с желтого пятна на облачном небе.

Остальные поговаривали о том, что пора бы спать, но Ричард уговаривал их не ложиться. Видно и его, как индийца, тревожили разные предзнаменования. Он имел понятие о признаках погоды на Солимоэнсе и видел, что ураган будет ужасен.

Целый день солнце не показывалось; время подходило к его закату и если буря выбрала это сигналом своего появления, то она даст себя знать!

Несколько быстрых порывов с короткими промежутками были предвестниками бури. За тем последовали порывы сильнее. сопровождавшиеся большим шумом и потом уже Ветер как заревел между вершинами деревьев. Так уж и не переставал; а над ними раздавались удары грома да один за другим без перерыва, так что по всей поднебесной пошол страшный гул. Быстро сменились одно за другим то глубокий мрак то режущая глаза молния Пересекавшая электрическими струями, все небесное пространство. В один миг всё скрывалось во мраке от взоров пловцов: небо, деревья, вода, и даже галатея. Еще миг и всё за протяжении многих миль обливалось ярким блеском ослепляющого, неземного света.

К этому сверхъестественному положению присоединялись еще другие звуки, кроме грохота грома и рева бури - крики живых существ странных и неведомых: птицы ли то были, или звери, или пресмыкающиеся - только все разнородные крики ужаса сливались с громовым грохотом и ревом бури и треском ломающихся деревьев.

Путешественникам было не до сна; у всех ужас выражался на лице. И было чего бояться. Того и смотри, что судно будет сорвано с своими снастями и унесено в открытое пространство над которым свирепствовала яростная буря. Горами вздымались чудовищные волны с белым гребнем; и под электрическими струями молнии оне ценились, разбивались и ревели.

Опасения пловцов не долго продолжались и почти в туже минуту превратились в ужасную действительность. К несчастью, дерево к которому привязана была галатея, оказалось мягкого и сочного свойства из рода меласток черноустниковых. Его ветки были слишком хрупки, чтобы выносить неожиданные напоры и почти при первых порывах шквала оно стало уступать его силе: ветви с треском обламывались одне за другими. И так быстро совершалось это отделение, что прежде чем успели за-ново укрепить судно, отлетел последний канат, и галатея, как гончая собака сорвавшаяся с привязи, стремглав отскочила от вершин и понеслась в диком спехе по яростным волнам гапо.

Прежде чем устрашенные пловцы успели сообразиться, как помочь беде, - галатея неслась уже по открытой поверхности, прыгая по её вздымающимся волнам, перескакивая по вершинам.

Нечего было и думать о том, чтобы повернуть судно к прежним деревьям; все попытки были бы напрасны: ветры и волны несли его в противоположную сторону, не говоря уже о течении против которого пришлось бы бороться. Пловцы понимали, что у них оставалось одно средство к спасению - это держать судно в равновесии на сколько позволят обстоятельства, и нестись по ветру.

Но и в таком случае, сомнительна была надежда на спасение. Ветер дул не в правильном однообразном направлении, но короткими, сильными порывами со всех сторон, и волны вокруг подымались горами. Посредине бушующей стихии галатея прыгала, вскакивала на вершины, летела стремглав вниз то носом, то кормой, то боком, то вихрем вертелась, то бешено вперёд стремилась. Попугаи и макао {Длиннохвостые гиацинтовые попугаи, иначе называемые apa или арара.}, уцепившись крепкими когтями за рейну, употребляли все силы, чтобы удержаться; обезьяны, укрывшись под навесом, держались изо всей силы за крышку. Крики птиц и животных сливались с треском снастей и голосами людей.

Гапо грозило всё поглотить. Казалось каждая минута была последнею. Всю ночь несчастные пловцы пробились с этом жестоком ожидании. Впоследствии из всего этого ночного плавания, они могли только одно припомнить, что их судно как необузданный конь скакало всё вперёд, неизвестно куда, управляемое только ветрами и волнами, то возносясь на белые пенистые вершины их, то спускаясь в черные пучины, и всё вперёд и стремглав мчалось, делая по десяти узлов в час.

Давно уже перед глазами их была только открытая водная поверхность, как будто огромного озера или внутренняго моря. При последних лучах вечерняго света показались верхушки наводнённых деревьев, выходивших над водой отдельными группами, словно отдельные острова. Иногда судно неслось между ними так близко, что пловцы думали, не запутаются ли снасти за крепкие сучья. Раз или два снасти галатеи с шумом зацеплялись за ветки. Тогда команда употребляла все усилия, чтоб остановить судно и прикрепить его к деревьям, но всё напрасно: сила урагана была сильнее соединённой силы всей команды. Ломались ветви, за которые хватались отчаянные руки и галатея в галоп неслась через них по вспенившимся волнам.

Наконец заря! восток запылал пурпуром и взошло лучезарное светило и с ним вместе засиял луч надежды в сердцах отчаянных и истомлённых пловцов. Но буря не прекращалась, ветер завывал и свирепствовал, волны вздымались горами с тою же яростью, как и в мраке ночи. И вот они опять несутся по бесконечному пространству вод и нигде не видать ни земли ни деревьев.

Куда это их примчало? опять другое озеро или новое внутреннее море? Сделался ли ветер более постоянным? Можно ли вернуться в архипелаг деревьев? Мондей был того мнения, что их принесло в другую долину; товарищи верили ему на слово. Не смотря на лазурное небо, на яркое солнце, буря не уменьшалась, снасти скрипели, все части несчастного судна стонали.

Страшные звуки оглушали несчастных пловцов. Ясно было, что галатея скоро пойдёт ко дну, если что-нибудь особенное не спасёт её, не так она была построена, чтобы выдерживать подобную бурю. Убеждённые в том, пловцы все глаза проглядели, не покажется ли на горизонте спасительного предмета, чтобы стать на якорь. Мундруку влез на верхушку мачты и держался за неё с упорством отчаяния; за его плечо уцепилась одна из обезьян. Вдруг у индийца вырвалось восклицание, обезьяна передразнила его.

-- Что такое, Мондей? что ты видишь? закричали ему со всех сторон.

-- Земля, был короткий ответ.

-- Земля? подхватили хором весёлые голоса.

-- Слова Богу! воскликнул Тривэнион: ничего лучшого нельзя бы и желать. Еслибы мы могли опять засесть между деревьями, то по-крайней-мере не боялись бы утонуть. Дети, молитесь Богу! Он один может спасти нас!

Индиец спустился с мачты; за ним также степенно следовала обезьяна, скорчив забавную гримасу, как будто хотела тем показать, что тоже довольна сделанными наблюдениями, а галатея, гонимая ветром, всё неслась стремглав; скоро пловцы могли разсмотреть вдали вершины деревьев и после короткого наблюдения решили, что это должно быть наводнённый лес.

Опыт доказал уже им, что и это гораздо уже лучше чем бросаться с волны на волну, с видимою опасностью каждую минуту быть ими поглощенными. С единодушною радостью они увидели, что ветром гонят их судно прямо к черной линии. Никто не управлял рулём; судно было вверено произволу яростного ветра, который нёс его к опушке наводнённого леса.

Вскоре их примчало так близко, что они не сомневались уже в возможности укрепиться в нём. Видя в этом хоть и временную безопасность пловцы начинали радоваться. Вдруг перед глазами их появилось колоссальное дерево - должно же быть высокое, если оно и над поверхностью воды стояло фут на пятьнадцать выше своих товарищей. Оно стояло одиноко и отдельно, на четверть мили от чащи леса и на столько же от судна боровшагося с разъяренными волнами.

средине между водою и ветками, он раздваивался как вила и каждая его половина всё еще казалась толстым стволом. Хотя эта развилина находилась над водою, однако разъярённые волны с пенистыми вершинами так и лезли на вершину, словно силились сорвать с нея плоды.

Прямо к этому дереву примчалась галатея, видимо руководимая Провидением. Никакая человеческая сила не могла бы удержать её. Ветер или волны решили её судьбу, и так загнали её, что прямо килём она залезла в самую развилину сапусаи и крепко засела там.

-- Слава Богу! мы спасены! сказал хозяин: - нас причалило между двумя такими подпорками, с которых не могут сорвать нас ни ветры небесные, ни волны морския. Привяжите крепче и со всех сторон. Тут нет опасных ветвей, которые могли бы ломаться. Слава Богу! наконец мы стали на якорь!

Тривэнион был прав, сравнивая вилообразный ствол с подпорками сухого дока, где чинят корабли. Привязанное к крепкому дереву, судно было обезопасено против волн и ветра. Буря продолжалась, но не грозила ежеминутною опасностью.

Успокоившись несколько, команда спешила исполнять приказания хозяина; всё еще дрожащими руками судно было привязано к стволу сапусаи.

Судно, засев в древесных вилах было разбито волной и находилось в самом странном положении. Несколько секунд оно висело между небом и водою, - фордек с его камерами представлял равновесие кормовой части с её толдо - навесом.

Но прежде чем бимс переломился, все пловцы оставили судно, кто искал спасенья уцепившись за ветки, кто боролся с течением гапо и порывами ветра.

По великодушному самоотвержению умевших плавать, все были спасены, то есть получили местечко на ветках сапусая выше яростной волны. Тут с недосягаемой высоты они увидели свою бедную галатею, так долго хранившую их в безопасности, как она с треском разломалась и обе половины пошли ко дну.