Охотничьи досуги.
Глава XV. Охота на уток

ГЛАВА XV
Охота на уток

На другой день мы опять увидели диких голубей и с большим удовольствием пополнили ими свои запасы, так как солонина успела нам изрядно надоесть. Нам удалось также подстрелить несколько диких уток, и, конечно, мы заговорили о знаменитых канвовых утках. Эта птица и среди гурманов, и среди охотников Америки пользуется особым уважением. Только овсянка и фазан прерий могут с нею конкурировать в этом отношении.

Канвовая утка - маленькая птица, весом редко более трех фунтов.

Цветом она походит на европейскую утку. Головка ее темно-каштанового цвета, шея - черного, а спина и верхняя поверхность крыльев серо-голубоватого в полосах и пятнах, образующих рисунок вроде канвы, за что утка и получила свое название.

Как большинство водяных птиц Америки, и эти утки принадлежат к перелетным. В начале апреля они появляются около Гудзонова залива и возвращаются в теплые края не ранее октября месяца.

Утки эти не любят пресноводных озер Америки; они встречаются на побережье Атлантического океана, в устьях рек, вблизи которых всегда есть стоячие воды, поросшие диким сельдереем. Единственно это растение составляет пищу канвовых уток, и их можно найти только в местности, где растет дикий сельдерей.

Птица ныряет на дно, чтобы достать корень растений, не трогая стебля и листьев его.

На этих уток охотятся самыми различными способами. Лодки, огромные ружья, переодевания, дрессированные для этой цели собаки - все применяется, охотники ничем не брезгуют, потому что к уткам очень трудно приблизиться, и только хитростью и изобретательностью и можно их одолеть. Они прекрасно ныряют, и если только ранены, то всегда ускользнут от охотника. Впрочем, иногда их природная пугливость уступает место любопытству. Собака, бегающая взад и вперед по берегу, иногда завернутая в красную ткань или просто с красной тряпкой на хвосте, привлекает нередко уток. Но частая охота иногда так отпугивает птиц, что никакими хитростями их не приманишь.

Я был однажды героем необычайного приключения в погоне за утками и рассказал его своим спутникам.

Я гостил у одного приятеля, владевшего плантацией около устья маленькой реки. Мне очень хотелось поохотиться наконец на уток, которыми так часто лакомился, но которых никогда еще не видел на свободе.

Мне дали довольно скверную собаку, отрекомендовав ее как лучшую во всей местности для этой охоты, и, сев в лодку, я спустился по реке к тому месту, где рос дикий сельдерей и где, следовательно, я мог найти желанную дичь.

Проплыв около мили, я увидел бухточку, окруженную порослями сельдерея, и одновременно различил на воде стаи птиц. Я причалил и, привязав лодку, стал искать удобное место, чтобы спрятаться.

Я нашел несколько кустов, в которые и засел, спустив собаку, выдрессированную для приманки уток. Но проклятое животное не обращало никакого внимания ни на мои жесты, ни на мой голос и, несмотря на все мои старания, не только не пожелало бегать по берегу, но, очевидно, даже боясь воды, легло под кустом около меня и больше не двигалось. Я несколько раз силой сгонял его с места, но оно опять туда возвращалось и укладывалось.

Я был тем более раздосадован, что стая из нескольких тысяч уток опустилась на воду в какой-нибудь полумиле от берега. Отчаявшись сдвинуть с места собаку, я направился к лодке, но когда готовился в нее ступить, собака прыгнула в нее. Я был так зол на собаку, что хотел ее прогнать, но, не желая больше тратить время на это животное, перестал обращать на него внимание и начал обдумывать свой план атаки.

Я придумал закрыть борта моей лодки ветками и травой, чтобы она не выделялась среди водорослей.

Я тихонько греб, пока немного приблизился к птицам, и тогда, спрятав весла и отдавшись ветерку, сам скрылся за ветками, сквозь них наблюдая за дичью.

Больше часа я продвигался таким образом. Несколько раз лодка останавливалась, и приходилось ждать, пока порыв ветерка снова не двигал ее вперед.

Наконец, я настолько приблизился к цели, что мог различить ясно каждую птицу продвигавшейся ко мне стаи.

Я увидел, что на воде были не одни канвовые утки, но и американские красногрудки, воевавшие с первыми из-за корней сельдерея. Канвовая утка прекрасно ныряет, но плавает хуже красногрудки, которая в свою очередь уступает сопернице в искусстве ныряния и потому не может сама достать лакомого и для нее корня.

Поэтому она караулит, когда утка вынырнет со дна с добычей в клюве, и вырывает ее у птицы, ослепленной солнцем в первое мгновение после пребывания на глубине.

Утка знает, что было бы напрасно гнаться за быстро плавающей красногрудкой, и редко пытается преследовать воровку.

Наконец мне удалось настолько подплыть к птицам, чтобы без риска выстрелить в них. Я приготовил один заряд для плававшей птицы и второй про запас, чтобы выстрелить, когда испуганные птицы поднимутся.

Бесшумно просунув дуло сквозь зелень, я двумя выстрелами подстрелил штук двадцать уток. Остальные с шумом улетели.

Произошло нечто такое, что в одно мгновение заставило меня забыть об утках.

Еще раньше, в то время как я подкрадывался к птицам, внимание мое несколько раз было привлечено странным поведением моей собаки. Она улеглась на дно лодки, в носовой ее части. Временами она вскакивала, дико, со страхом осматриваясь, и с болезненным визгом укладывалась на прежнее место. Я заметил также, что иногда она конвульсивно вздрагивала, а зубы ее стучали. Эти странности меня удивляли, и только. Но после моего второго выстрела ужас объял меня при виде животного. Нет, слово ужас не может выразить охватившего меня чувства! Отвращение, страх - все эти выражения слабо передадут мое состояние, когда я увидел вскочившую собаку. С каким-то особенным воем устремила она на меня дикий взгляд, высунув язык между губ, побелевших от пены. Вы догадались, конечно, что собака была бешеная.

Инстинктивно я схватился за ружье, но в своем волнении забыл, что оба дула его разряжены. Я хотел было зарядить его, но движение собаки в мою сторону показало мне опасность этого намерения. Мне оставалось защищаться в случае необходимости прикладом ружья, и я повернул его, держа наготове.

Я отодвинулся назад на самую корму моего утлого челнока, готового перевернуться от самого легкого толчка. Я не знал, что делать! Я боялся двинуться, чтобы не возбудить собаку к нападению; она все так же стояла и смотрела на меня, хотя и с меньшим напряжением. К довершению несчастья, я заметил, что течение уносило меня в море, а там виден был ряд скалистых утесов, о которые лодка неминуемо должна была разбиться. Мне предстоял такой выбор: или отогнать собаку от весел и взяться за них, или разбиться о камни. Новая опасность вернула мне энергию, и я решился на первое, представлявшее хоть кое-какие шансы на успех.

снова на дно лодки.

смотреть на меня. В то же время приближавшийся шум прибоя возвещал мне близость другой опасности. Нельзя было терять ни секунды и в то же время нужно было действовать с величайшей осторожностью. Не смея поднять ружье к плечу, я направлял машинально дуло, угадывая приблизительно верное направление, и спустил курок. Собака опрокинулась, и я увидел красную струю вдоль ее бока. Эта рана была бы, вероятно, достаточна; но для большей верности, прицелившись, я отправил ей в бок вторую пулю.

В то же мгновение я бросил ружье и схватил весла. Было пора! Лодка уже была среди пенившихся волн.

К счастью, благодаря Провидению, несколько сильных ударов весел отнесли меня от этого страшного места, и я направился прямо к берегу.

Вы понимаете, что я забыл об утках. Течением их унесло куда-то, и я не стремился узнать куда. У меня была одна мысль - скорей уйти из этих мест, и твердое решение никогда больше не охотиться с неизвестной собакой.