Дети лесов.
Глава XVI. Муха цеце

ГЛАВА XVI
Муха цеце

Зеленеющий ковер, распростертый вокруг, зеленые листья на деревьях, цветы около источника, чистая, как кристалл, вода, черные обнаженные скалы, возвышающиеся вдали, - все это вместе составляло прекрасную картину. И взоры наших путешественников с удовольствием останавливались на ней. Пока распрягали фургон, все громко выражали свой восторг.

Местность очень понравилась всем. Ганс восхищался тишиной и красотой местоположения; это было именно такое место, где так приятно было бы побродить с книгой в руках и немного помечтать. Генрих с радостью заметил следы многих из наиболее крупных диких животных Африки и мечтал об интересной охоте. Маленькая Гертруда с восторгом любовалась прелестными цветами - тут были и большие ярко-красные гераниумы, и звездчатые жасмины, распространяющие чудный аромат, и белая и розовая белладона. И не только цветы - нет, и кустарники, и даже деревья были покрыты ароматическими цветами; здесь рос прелестный сахарный кустарник с большими цветами, белого, зеленого и розового цвета. Тут же встречалось и серебряное дерево, листья которого, колеблемые легким ветерком, казались издали огромными букетами шелковистых цветов. Тут же были и мимозы, золотисто-желтые цветы которых распространяли сильный и приятный аромат.

Молодежь чувствовала себя счастливой, но все старались сдерживать проявления своей радости, замечая грусть на лице отца. Ван Блум сидел один под огромным деревом, погруженный в тяжелые размышления. Это было очевидно всем.

Да, и действительно, как ему не быть озабоченным? Ему остался только один выход - вернуться в город и начать жизнь сначала. Но как начать? Чем заняться? Все имущество его погибло, оставалось только наняться в услужение к какому-нибудь богатому соседу. А для человека, всю жизнь прожившего самостоятельно, в независимости, это было, конечно, очень тяжело.

Он взглянул на своих лошадей: все пять с жадностью щипали роскошную фаву, росшую в тени утесов.

Когда окрепнут они настолько, чтобы везти огромный фургон назад в город? Дня через три-четыре, вероятно, можно уже будет двинуться. Все они прекрасные, сильные животные и повезут фургон легко.

Таковы были мысли ван Блума. Мог ли он думать в эту минуту, что лошади его никогда уже не вывезут ни фургона, ни какого-либо другого экипажа? Ему и в голову не приходило, что эти пять сильных животных обречены уже на смерть.

И, однако, это было так. В ту именно минуту, когда хозяин глядел на них в раздумье, они получали смертельные раны, и яд отравлял их кровь.

Увы! Еще один удар ожидал ван Блума!

Он замечал время от времени, что лошади его были неспокойны. Они внезапно вздрагивали, махали длинными хвостами, терлись головами о кусты.

"Их беспокоят мухи", - подумал бур, не обращая на это никакого внимания.

И догадка была совершенно верна: их беспокоили действительно мухи. Но если бы ван Блум знал, что это были за мухи, то он далеко не был бы спокоен, а поймал бы лошадей и увел бы их как можно дальше от тех мрачных утесов. Но он не знал мухи-цеце.

Солнце уже садилось, но лошадей оставили еще пастись на свободе, хотя ван Блум замечал, что они с каждой минутой становились беспокойней, - били копытами о землю, то вдруг бросались бежать, то сердито храпели.

Наконец, странное поведение их вынудило Блума подойти к ним. Ганс и Генрих отправились вместе с ним.

Подойдя к животным, они были удивлены тем, что увидели: каждая лошадь была покрыта, точно чехлом, массой пчел.

Но скоро они поняли, что это не пчелы; насекомые эти были меньше пчелы, темного цвета и необыкновенно быстры в движениях. Тысячи их кружились над животными, и сотни облепили уже их головы, шеи, бока, ноги, - одним словом, все тело их. Очевидно, они сильно жалили лошадей; неудивительно, что бедные животные и были раздражены.

Он думал, что мухи только беспокоят животных. Генрих также не подозревал ничего, один только Ганс угадал истину. Он читал об ужасном насекомом, которое водится в некоторых местностях южной Африки, и при первом взгляде на этих мух заподозрил, что, быть может, это они и есть.

Он сообщил о своих подозрениях другим.

-- Скорей позовите сюда Свартбоя! - в сильном беспокойстве крикнул ван Блум.

Бушмен был занят возле фургона, доставая из него некоторые нужные вещи и не обращал внимания на лошадей. Услышав зов, он тотчас подбежал к хозяину. Как только он увидел рои насекомых, которые кружились над лошадьми, его маленькие глаза расширились, и на лице выразилось горе и смущение.

-- Что это, Свартбой? - спросил его хозяин.

-- О, маас! Мой маас! Ведь это цеце!

-- Почему же ты так испугался этих цеце?

-- О, мой маас! Все околеют, все, ни одной лошади не останется в живых!

нисколько не сомневался в том, что эти рои мух - действительно цеце, и что не позже, чем через неделю, все пять лошадей должны околеть.

-- Вот увидите, маас! Завтра уже будет видно!

И действительно, на другой день уже было видно. Еще до полудня все тело лошадей, даже головы их страшно распухли, так что глаз совсем не было видно. Они не хотели есть и бродили по чудному пастбищу, выражая тихим и грустным ржанием сильную боль, которую испытывали. Всем было ясно, что они околеют.