Белый вождь.
Глава XX

ГЛАВА XX

Большинство ранчо и гасиенд, особенно богатых, из опасения набегов индейцев, были расположены по возможности ближе к городу, вдоль берега реки, ниже Сан-Ильдефонсо; еще ниже по реке ютились бедные ранчо, владельцы которых из-за своей бедности не так боялись пострадать от индейцев.

В полумиле от последнего из таких ранчо, на самом краю долины, ютилось в стороне, под скалами, маленькое небеленое ранчо, словно высеченное в самой скале утеса и едва заметное не только издали, но даже и вблизи. Ранчо это, кроме того, было скрыто высокой живой изгородью из стройных темно-зеленых колонн весьма обычного в этой местности вида кактусов, стоявших так плотно один к другому, что они представляли собой сплошную высокую зеленую стену, сквозь которую, через щели между кактусами, с трудом можно было увидеть что-нибудь. За этой зеленой стеной пряталось не только темное ранчо, но и веселый пестрый цветник. Немного в стороне стояли надворные постройки: навес для скота, хижина для слуг и стойло для лошади, да еще сарай для повозок. В настоящий момент все эти строения были пусты, и в самом ранчо находились только две женщины - мать и дочь. Это были мать и сестра Карлоса сиболеро. Маленькое ранчо было им унаследовано от отца. Жили они в этом доме с давних пор и жили одиноко; люди чуждались их, потому что они пришли неизвестно откуда, были чуждой крови и, сверх того, hereticos (еретики); поэтому население постоянно смотрело на них с суеверным страхом, особенно же в последнее время, когда у них почему-то явилось подозрение, что мать Карлоса pechicera (колдунья). В данный момент белокурая Розита сидела и ткала из сине-голубоватой пряжи rebosos, то есть женские шарфы или покрывала, неизбежная часть одежды каждой мексиканки. Никто во всем округе не умел ткать такие шарфы лучше Розиты, и на ее работу был постоянный спрос. Тут же сучила своими костлявыми пальцами голубоватую пряжу и старая мать Розиты, временами прерывая свою работу, чтобы выкурить трубочку punche. На очаге готовился их скромный обед.

Девушка то пела, и мелодичный свежий голос ее звучал ласково и приятно, то смолкала и задумывалась на время. "Шесть зарубок, - сказала она, - бедный, дорогой Карлос, уже шесть дней он в пути... Надеюсь, индейцы не обидят его... Как ты думаешь, мама?Н

-- Не тревожься о нем! Худшие, злейшие враги, чем индейцы, остались у него здесь... и гасупино и креолы ненавидят нас! У-у... Испанские псы... им ненавистна кровь саксов!.. - пробормотала старуха.

-- Не говори так, мама, - кротко заметила девушка, - у нас есть среди них и друзья!..

-- Да что мне и друзья, и враги, когда мой славный мальчик, мой Карлос, здесь с нами, этот смелый духом и мягкий сердцем Карлос, который так нежно любит свою старую мать... Да, он любит эту странную старуху. Ха-ха-ха!..

-- Ах, как бы я хотела, - сказала девушка, глядя на небольшую деревянную дощечку, висевшую на стене, - чтобы вся она была покрыта зарубками. А их всего только шесть... Только шесть дней, как он уехал, а как бы я хотела, чтобы он уже вернулся... Если ему посчастливится нынче, так он вернется богачом; у него на этот раз столько товара!

Старуха приподняла крышку на стоявшем на огне горшке и сказала:

-- Нинья (дочь), guisado (варево, похлебка) готова, пора нам обедать, готовь скорее тортилья!

-- Хорошо, матушка, сейчас! - отозвалась Розита, откладывая в сторону свою работу.

Тортилья, пресные лепешки, готовятся перед самым обедом или даже во время еды, так как их едят только горячими; готовить их нужно умело. Но по тому, как девушка принялась за дело, видно было, что она и в этом большая мастерица; за несколько минут она напекла их целую груду, после чего мать с дочерью приступили к обеду. По мексиканскому обычаю, guisado ели из одной общей латки, без ложек, вилок и ножей, а с помощью тех же тортилья, которые, свернутые в трубку, служат ложками и вилками; мясо же при варке заранее режется небольшими кусками для того, чтобы можно было обходиться без ножа.

Едва только они кончили свой скромный обед, как со двора донесся лязг сабель и топот копыт.

по два в ряд, и наконечники их длинных пик весело сверкали на солнце.

Но вот они поравнялись с их ранчо и выстроились в ряд на дороге, лицом к их дому, всего в каких-нибудь ста шагах от живой изгороди. Что это могло значить? Здесь, на этот проселок, отходивший в сторону от большой дороги, солдаты никогда не заезжали.

Что же заставило их на этот раз уклониться от обычного пути? Но вот от фронта отделился один, судя по белому султану на кивере и золотым эполетам, офицер; он подскакал к самой изгороди и, приподнявшись на стременах, заглянул поверх изгороди в сад. Розита сразу узнала это лицо, хотя видела его только однажды: это был тот самый офицер, который на фиесте так нагло вперился в нее глазами. Это был комендант, полковник Вискарра.