Памела, или награжденная добродетель.
Часть первая.
Письмо XXVIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Памела, или награжденная добродетель. Часть первая. Письмо XXVIII. (старая орфография)

ПИСЬМО XXVIII.

Мои любезные Родители!

Иван мне сказал, что вы плакали последнее мое письмо читая. Я сожалею, что он сие приметил для тово, что все в доме догадываются, что со мной происходит, а мне и то прискорбно, что меня искушали хотя я и противлялась. Иван думаю будет иметь худое мнение о вашем господине или о ком другом в нашем в доме.

Госпожа Жервис останется по прежнему в своем месте, я рада, что она имеет доброго господина, а он верную и прилежную смотрительницу в доме. Господин Лонгман представил ему сколь она верна и смотрительна была во все свое время, и как ее щеты сходны, а не так как щеты госпожи Жервис в доме ево Линкольнском, и так ее хвалил, что господин наш принем весело позвать госпожу Жервис, и мне сказать что с нею взойти можно. Я думала что новые вымыслы есть меня огорчить, и сказать мне что госпожа Жервис со мной не едет, однакож я о том не весьма печалилась, рада будучи и одна уехать, хотя знала, что мне многоб было чести иметь сотаварищем такую честную госпожу. Как скоро госпожа Жервис со мною вошла, то он сказал ей: госпожа Жервис, господин Лонгман сказал мне, что в вашем щоте ни чево кроме доброй верности не видно, то я и намерен тебя у себя удержать ежели хотя мало раскаетесь в своих досадных мне словах, в которых совершенно не было должного у вас мне почтения. Она чрез то пришла в смятение и не знала при господине Лонгмане, что отвечать, зная, что тому всему я причина: надобно мне признатся при вас говорил господин Лонгман, что от того время как я знаю дом нашего господина, никогда такова порядку, союзу и дружбы не бывало, как во время вашего смотрения, я бы желал, чтоб дом Линкольнской в таком же был порядке. Не говори о том более сказал господин наш, госпожа Жервис может остатся естли ей угодно, и обратясь к ней подал пять Гиней, прими говорил сей подарок, я вам обещаю всякой год давать постольку же сверьх определенного жалованья, только пожалуй содержи дом мой так, как содержала.

Она ему благодарила, и оборотясь на меня посмотрела в намерении сказать нечто. Я думаю что он узнал ее мысли и говорил, господин Лонгман я люблю за достоинство награждать, но не могу тех видеть, которые не хотят себя зделать милости моей достойными, а при том смотрел на меня прилежно; Памела говорил может также здесь остатся с госпожей Жервис, зная, что они друг друга любят. Госпожа Жервис так ее любит как дочь свою, отвечал Лонгман да и все ее любят нелестно ибо она тово достойна: полна господин Лонгман, сказал ему господин наш, вижу, что и старики также красотой прельщаются как и молодые, хорошее лице многие недостатки покрывает, когда только ласково и учтиво льстить умеет. Позвольте мне государь мой сказал ему Лонгман, весь околоток я думаю тоже скажет в похвалу Памелы.... Господин наш, пресекши речь ево сказал, не говори о Памеле, поверь мне, что бы я не позволил ей жить здесь, не для тово одново, что она против меня не учтива и дерзновенна, но для тово, что она о всех делах в доме моем происходящих пишет. Сожалею, старик сказал ему.... Однако не говори более он твердил я знаю что честь и слава моя уже так основаны, что я не тужу о том что говорят и пишут, но сказать правду только чтоб нешло сие далее, я вздумал женится, вы знаете что молодые жены выбирают кого хотят в служанки, и для тово Памеле здесь жить не к стате, в прочем она изрядная девка только по смерти матери моей несколько грубияновата стала, да и тако вздорна, что на одно мое слово по десяти отвечает, чево и терпеть не могу, а к томуж и не должен, сам ты знаешь господин Лонгман!

Без сумнения Государь мой он отвечал ему, во мне кажется странно, что сие девушка будучи столь смирна и учтива против всякова, досаждать может тому, кому она наиболее должна казать почтение. Мне и самому говорил господин мой сие удивительно, сказать правду, все сии грубости происходят по причин ссоры вашей с госпожею Жервис.

Я очень говорить хотела, только не знала чем начать, видя господина Лонгмана, а госпожа Жервис взглянула на меня и пошла к окошку, скрывая свое безпокойство которое она меня ради терпела. На конец я осмелилась и ему сказала, вам Государь мой есть воля говорить, что хотите, а я только на то отвечаю, что всегда за вас буду молить Бога.

Господин Лонгман хотел говорить, но так много загрустился, что чють стоя не плакал. Господин наш с видом ругательнным, говорил для чево Памела пред ним не хочеть показать себя такою какова ты есть? Уверь ево и докажи что я сказывал правду, покажи хотя мало своей дерзости прежней. Не достоин ли он был любезные родители того, чтоб я в то время выговорила всю правду, но я удержалась, а, сказала только, вольно вам издеватся над бедной девкой, которая как вы сами знаете умелаб вам отвечать только не смеет. Для чево притворяешся сказал он говори как можеш грубее в присудствии господина Лонгмана, я верю, что ты со всею своею невежливостию не можеш что нибудь вредное чести моей сказать: а только хочу оправдатся пред всеми служительми моими, которые тебя любят, в том, что ты из дому идешь не имея ни каких напатков и озлобления, кроме что я грубостию твоею бывал раздражаем, оставляя то, что ты меня в письмах поносила совершенно. Государь мой, я тово не стою, что бы вы в поступках своих со мною, старались оправдатся пред вашими служителями, а рада тому только, что госпожа Жервис осталась к своем месте, о себе же знаю, что я не достойна быть в вашем доме, а при том осмелюсь сказать, что и не желаю.

Что ето, закричал господин Лонгман дарагая Памела? Не говори етова, мы все тебя не лестно любим, стань на колени и проси прощения у господина; госпожа Жервис и я именем всех служителей за тебя просить же будем прощения, и чтоб позволил тебе остатся здесь по крайней мере до тех пор кал женится изволит.

Нет господин Лонгман, я не могу о том просить, и хотяб позволили, остатся не желаю, единое мое желание чтоб в прежнюю нищету к родителям своим возвратится, хотя всех вас люблю, но жить здесь не хочу более. Что ето, вскричал старик снова! я не думал чтоб так было, стараясь ввести госпожу Жервис в прежнюю милость к нашему господину. Я льстил себя, что сей день обрадует всех нас в двое купно исходатайствуя и тебе прощение.

Видитель господин Лонгман он сказал ему правду слов моих, чаю никогда ты не думал столь много быть гордости и не покорства в сей девке.

Госпожа Жервис мне после сказала, говорил, постой Памела, покажи грубость твою совершенно? Знаю, что умеешь ее исполнить только что зачнешь говорить.

Государь мой я ему отвечала, когда то надобно, чтоб ваша знать подлостью моей оправдалась, я не хочу чтоб слава ваша во мнении людском по вредилас, а яб тому была причина, и для тово прошу вас на коленях, (и в тот час стала пред ним на колени,) и признаюсь, что я виновата была, и еще благодарна против такова милостивого господина. Я упряма, грубиянка, и более не заслужила как выгнать меня из дому без милосердия, и ни чем не могу оправдатся, признавшись не достойной жить в вашем доме, и для того не прошу и не хочу остатся. Бог благослови вас, и вас господин Лонгман, и госпожу Жервис и всех служителей в доме, я

Старик сердешной плакал еще моево пуще, и в слезах говорил, кто видал на свете сему подобное, я не могу терпеть видя сие. Пожалуй государь мой прости ее бедную? Она во всем признавалась виновной, но признавшись прощения получить хочет, могу сказать по совести, что я о том не знаю, что подумать.

Господин наш сам помалу смягчился, и выняв платок свой обернувшись к окошку и приложа его к глазам своим сказал, долголь Этава будет, на том погода говорил поди вон, (удивительное совокупление противностей ) и знай, что далее уреченного числа здесь не будешь.

А государь мой говорил ему доброй старик сей! сжальтесь! кой ляд, вы все молодые господа имеете стальное серце, я вам кленусь что мое все тает в сокрушении, я как мне можно.

Истинно любезные родители так у меня голова, кружилась что я по стенке насилу могла до дверей дойтить, как же скоро до оных дошла то думала что уже то последнее мое видение с ужасным моим господином, обернясь к нему поклонилась очень низко, и сказала, Бог

Я вам отдаю на волю, любезные родители, разсуждать о всем том, по своей воле, не могу писать более сердце мое стесненное в печалех замирает. Когда меня отпустят, милосердый Боже! до веди меня в простой шалаш тот, где я родилась, там главные печали будут мне в радость, в сравнении всево тово что я терплю здесь, сжальтесь и молитесь