Английские письма, или история кавалера Грандисона.
Часть первая. Письмо VIII.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Ричардсон С., год: 1754
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Английские письма, или история кавалера Грандисона. Часть первая. Письмо VIII. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ПИСЬМО VIII.

Генриетта Бирон, к Люции Сельби.

В Пятницу в вечеру.

С премногими увеселениями провели мы свое время, любезная моя, и я уверяю тебя, что нашла оных более, нежели желала. И потому прочти сие длинное письмо со вниманием.

Госпожа Пенн приняла нас чрезвычайно учтиво, у ней были уже гости, коим она представила меня с лестными похвалами. Сказать ли тебе; какое впечатление учинили надо мною её гости, и что заметила я во все время нашей там бытности? Мисс Анциллон первая представляется мне на мысль. Она показалась мне весьма пригожею, но надменною; оказывает принужденные поступки и совершенно занята сама собою. Вторая есть Мисс Клемер, в коей я усмотрела, при обыкновенной физиономии, удивительной разсудок, обогащенный многим чтением, и хотя по наружности судя никаких выгод она не имеет, но я приметила, что по мнению всех, за просвещенный свой разум, предпочитается Мисс Анциллон. Третья называется Мисс Барневельт и как мне кажется, при мужеском лице имеет и мужескую душу; ибо взгляд у нее суровой, вид вольной и смелой, голос надменной, особливо когда в разговорах бывают не одного с нею мнения, и во всех случаях, она оказывает некое презрение к своему полу, так что дивятся, как может она носить чепчик.

Мужчины бывшие там называются Г. Бальден и Г. первой, прибывший не давно из Оксфорта произходит от весьма знатной породы и очень богат; но угрюм, наполнен своими мнениями, и презирает всех тех, кои не воспитывались в Университете. Г. Симпл весьма тих, а такое свойство соединенное может быть с его именем, подвергнет его несколько насмешкам, касательно его сведений, хотя по моему мнению сие и не справедливо; ибо он не навлек на себя ни того ни другого, и не только не может обидеть человека, но по веселому своему нраву должен бы еще был привлекать к себе более снисхождения, не считая того, что он имеет такое качество, которого весьма часто не бывает в людях, почитающих себя преимущественно пред другими разсудительными, то есть, знать самого себя; ибо он покорен, скромен и всегда готов признать в других преимущество над собою. Г. Симпл имеет у себя весьма большое поместье, которое служит хорошею заменою его недостаткам. Присовокупляют к тому, то он весьма хорошо оным управлять умеет, и что никто лучше его не знает своих выгод. Сие дарование приводит его в состояние обязывать тех, кои присвояемые ими над ним преимущества поставляют себе за право смеяться над ним в его отсудствии; и уверяют, что он не дозволяет себя усильно просить о каких нибудь услугах, но оказывает оные с такою осмотрительностию, что в таких случаях не подает причины над собою смеяться. Думают, что родственники пригожей Мисс Анциллон не были бы несогласны за него ее отдать. Я и сама, желала бы, еслиб была её сестра, чтоб она по благоразумию своему согласилась выдти за умного Симпля, которой по разсудку своему найдет и причину и самую возможность заменить супруге то, чегоб не могла она ему принесши, относительно к богатству. Что касается до Мисс Барневельт; то кажется, что никто не думает искать ей супруга. Те, кои издеваются над нею, не столько щитают ее за девушку, как за молодую чудесницу, которая может быть подумает некогда и сама жениться. Одна из причин приводимых самою ею для утешения своего, что она женщина, есть та, что не можно выдать ее за муж за особу её пола. Странное творение! но посмотри, любезная моя, что навлекают на себя женщины, оставляющия свои свойства; подобно летучим мышам, в баснях упоминаемым, оне считаются за существа сумнительной, и как бы двоякой породы, кои не присвояются ни к одному полу, и кои бывают подвержены посмеянию и того и другого.

Милади Виллиамс с нами к себе ждала. Но едва первые учтивости окончались, как Милади вышед по чьей-то прозьбе из горницы, возвратилась к нам с одним мущиною весьма хорошого вида, коего представила нам под именем Кавалера Гарграфа Поллексфена. Между тем, как он с великою приятностию кланялся собранию; то она сказала мне на ухо, что он Баронет, и один из самых достаточных дворян в Англии, разбогатевший наследством полученным недавно от своей бабушки и двух дядьев, кои чрезвычайно были богаты. Когда он мне был представлен под своим именем, а я ему под своим; то он мне весьма, вежливо говорил о том, сколь я по дарованиям своим известна, и сколь он щастлив, что меня видишь. Он очень много слыхал, прибавил он, о тех достоинствах, кои мне приписываются; но не думал видеть, чтоб оные похвалы были толь недостаточны при всей справедливости. Мисс Анциллон очень тогда надулась, перевертывала свой вейер, к казалась мне очень тронутою тем, что не привлекла на себя первых знаков его внимания. В принятом ею виде, казалось, усматривала я несколько пренебрежения. Мисс Клемер улыбнулась, с видом удовольствия, и как будто по доброму своему свойству делила уважение относимое к особе того пола, коего по сердечным своим качествам составляла украшение. Мисс Барневельт побожилась, что при первом виде взглянула на меня взором любовника, и потом взяв у меня с великою вольностию руку, и сжавши оную сказала: вы прелестны, приняв при том такой голос, каким бы могла говорить с молодой невинною из провинции приехавшею девицею, чая может быть видеть меня в замешательстве и смущении.

Баронет принося извинение Милади, признался, что он осмелился придти в ней без приглашения единственно для удовольствования усердного своего желания лично видеть и удивляться Ему ответствовано, что все собрание вдвое мне сим обязано. Оксфортской выходец тут показал, что считает себя помраченным совершенствами Сира Гарграфа; а чтоб взять над ним верьх: то прочитывал нам некия места из Латинских Авторов, коих красоту и изящность хотел он нам дать выразуметь грамматическими правилами. Потом встав на цыпки, как будто хотел Баронета осмотреть с головы до ног, подбодрился и вдруг пошел к нему, брося презрительной взгляд на богатое его убранство. Г. Симпль усмехнулся, как будто бы все произходившее при нем, очень его увеселило. Однажды, правда хотел он усилитъся что нибудь сказать; он растворил уже рот свой дабы произнесть то, что думал, а сие кажется с ним бывает, да и прежде еще нежели придумает те слова, кои выговорить хочет. Но он сел опят на, свое место, доволен будучи своим усилием, и в самом деле те, кои не делаются презрительными по своим притворствам, должны быть сносны. Бедные и богатые, мудрые и безумные, все мы одной махины части собою составляем. Должно мне сказать, любезная моя, не заслуживаю ли я сама в своих описаниях того порицания, которое отношу к людям презирающим других за непроизвольные недостатки?

Описание, которое теперь хочу тебе представить, должно показаться важным, естъли тебя уведомлю, что сыскался мне новый обожатель, которой же из трех вышепомянутых Господ? Я уверена, что ты метишь на Баронета? Так точно, любезная моя, он-то новой мой любовник есть, но верь что мой выбор основан будет на том, что я в следствии времени о нем уведаю, и что также по собственным моим наблюдениям примечу.

Кавалер Гарграф Поллексфен пригож, росту довольно высокого, коему от роду около 50 лет. Цвет лица, его для мущины с лишком уже бел, и подходит к бледному. Глаза у него приметно смелы, велики, выпуклы и подобны тем, кои называются по просту бычьими глазами; в виде своем притворяет он себя самовольцем, что может быть почитает за некое о себе одобрение у женщин. Мисс Анциллон, слыша как его хвалила Милади Виллиамс когда он стоял обернясь к нам спиною, сказала, что у него самые лучшие глаза, какие она когда либо видала в мужчине, глаза мужеские, примолвила она, полные огня. Он объясняется свободно; но такая скорость, кажется, произходит больше от того, что он ни в чем не сумневается, нежели от чрезвычайного количества хороших понятий. Однако он слывет разумным человеком, и естьлиб мог себя пересилить несколько более думать, а менее говорить; то имел бы может быть больше права к тому уважению, в коем, как кажется, считает себя с лишком уверенным; а поелику он никогда говорить не перестает, и приводит других к смеху, смеясь первой тому, что он скажет или уже сказал; то и славится как человек чрезвычайно приятной между теми особами, кои любят разсуждения свои переменять в веселости.

Сир Гарграф путешествовал; но видно привез назад с собою превеликое множество дурачеств да не мало и притворства. Он особливо судит не хорошо о такой женщине, от коей получит хотя некие знаки склонности и охоты к его шуткам. Ты скоро узнаешь, как я о том спроведала, также и о других его свойствах, кои не лучше первого почесть можно.

А как нынешний вкус народа клонится более к убранству; то и неудивительно, что такой человек, как Сир Гарграф, старается в оном отличиться. Что можно сделать более сего для вида, когда оной предпочитается качествам душевным? Но при всем том, его рачение к тому употребляемое, более бы, но моему мнению, имело успеха, естьлиб оно не столь было видно. Он чрезмерно безпокоится о том, чтоб все его приборы были в порядке. Он не забывает смотреться во всякое попадающееся ему зеркало; но делает сие с такою осмотрительностию, как будто бы желает сокрыть толь приметное свое тщеславие, что никто в том не может усумниться. Естьли же увидит, что его приметили, то отступает от зеркала с видом почти нерадивым, но несколько и недовольным, притворяясь, что открыл в своей особе нечто такое, которое ему не нравится. Такая жалоба всегда производит ему некое почтение, к которому он показывается весьма чувствительным по своему принужденному виду, которой тогда на себя принимает, говоря: О! Сударь, о! Сударыня, вы мне много милости оказываете.

Таков-то Кавалер Гарграф Поллексфен. Он сел подле провинциальной Мисс, и разговорясь как надлежит сущему волоките, столь приятно болтал, что не дал мне и сказать ему, что не во все дуры в нашей провинции находятся. Он утверждал, что я совершенная красавица; он считал меня чрезвычайно молодою, все его похвалы были, правду сказать, довольно нескладны; при всем же том по виду своему казался он удостоверен в моем к нему уважении.

Я смотрела на него не однократно довольно пристально; а как взоры мои с ним однажды повстречались; то смею уверить, что он в сие время сожалел о бедном сердце, которое, как он думал, приводит в смущение. Однако я тогда разсуждала, не соглашусь ли я лучше избрать своим супругом Г. Симпля, естьли необходимо должна буду в наказание за какой тяжкой грех, назначить оным его или Г. Симпля?

Метрдотель вошед тогда сказал, что стол готов, и тем избавил меня от большой докуки; а Кавалер, Вальдена, которой часто становясь будто немым, казалось изъявлял только презрения ко всему тому, что не изходило из уст Кавалера. Такое разположение объяснялось иногда толь различными кривляниями, что мне не можноб было их точно выразить лицем. Возвратясь домой я неоднократно перед зеркалом старалась подражать разным корченьям Г. Вальдена, чтоб их тебе описать; но все мои усилия недостаточны были подашь тебе хотя малейшее о них понятие. Может быть заслуживал бы он несколько извинения за те кривления, коими оказывал он свое презрение, естьлиб оно не было приметно, и естьлиб не обращал в свое самолюбие все то уважение, которое, как он мнил, отнимал у Баронета. Однако он был столь же осуждения достоин с одной стороны, сколько Гарграф с другой. Никогда столь ясно не видела я настоящого различия между светское обращение знающим человеком и таким, которой выходит из университетов. Один, как кажется, решился не принимать ни в чем удовольствия; а другой усиливается нравиться всем и иногда столь отважно, что свой разсудок подвергает посмеянию. При второй глупости забывал он первую; а при третий вторую. Но смеясь прежде всех своим колобродствам, он давал нам свободу предполагать, что оне произвольны и то он не для инного чего с толиким самого себя забвением им предавался, как для увеселения собрания.

Г. Валден, как ясно было видно по наморщенному его лбу, при сотрясения его губ, изъявляющим его презрение, и по всему его лицу, которое он с принужденностию отвращал от Баронета, казался раздражен всем веселым видом, которой на всех гостях усматривал, и о коем по видимому жалел, не различая от чего оной происходил, как будто он попал в компанию весьма на ровную. Он даже раза с два заговаривал с Г. Симплем, показывая некое преимущество над всем собранием, хотя и довольно было видно, что сей молодой человек с большею приятностию слушал забавные изречения Сира Баронета, Баронетово. вместо того что потуплял оные с смущением в то самое время, когда Г. Валъден, делая ему честь начинал с ним разговор, как с первейшею особою в собрании. Позволь мне, любезная Люция, приложить к сему одно разсуждение. Не кажется ли тебе чрезвычайно щастливым для нашего легкомысленного и веселого пола то, что большая часть мужчин, сих начальников человеческого разума, не больше нас разсудительны, или чтоб выразить оное другими словами, не думаешь ли ты, что излишней разум столь же смеха достоин, как и посредственной участок глупости? Но я не скажу больше о том ни слова. Мой дядюшка конечно бы на меня посердился.

Чтож потом вышло? Г. Вальден не могши более сносить того, что он почти совершенно помрачен стал от светского человека, решился, после обеда, защитить честь своего университета почти открытою ссорою. Он весьма искусно обратил разговор на пользы приибретаемые от знаний, из чего и заключил, что ничто не может сравниться с воспитанием получаемым в университетах. Сир Гарграф разсуждал о сей материи с легка т. е. с остроумною, а иногда и язвительной, насмешкою, которая во все разстроила Г. Вальдена, и имела бы другия следствия, еслиб все гости соединясь вместе их не утишили. Напоследок Г. Вальден ушел с превеликим неудовольствием.

Когда готовили нам чай; то Милади Виллиамс подошед ко мне поздравляла меня толь знатною победою, какова была одержана мною над сердцем Сира Гарграфа. Она приметила, говорила она мне, что в самом жару спора, глаза его всегда обращались на меня Мисс Анциллон, которая сидела от меня столь близко, что могла слышать слова Милади, и над коею Кавалер, как казалось произвел сильное впечатление, не мало имела труда присилить свои глаза, чтоб смотрели на меня с пристойностию, хотя уста её, которые в самом деле весьма хороши, с усилием поздравляли меня равномерно оными улыбками. Сир Гарграф, в то время, как мы пили чай, обращал на меня все свое внимание и тогда примечено, что разум его был занят чем-то важным. Потом просил он Г. Ревса войти с ним в ближний кабинет, и там твоя Генриетта была содержанием важного их разговора.

Он с начала объявил Г. Ревсу, что во многих своих поездках в Нортгамтон всегда искал случая меня видеть, да и ныне непришел бы без приглашения к Милади Виллиамс обедать, естьлиб не узнал, что я у ней буду. Он свидетельствовал, что его намерения честны, как будто думал что о них без сего обнадеживания сумневаться можно; тайной признак, любезная моя, того превозходства, которое он себе приписывает, и того высокого мнения, которое имеет о своих богатствах.

Г. Ревс ему отвечал, что все мои родственники поставили себе за правило не мешаться в мой выбор. Сир Гарграф Ревс, подступил ко мне и в весьма пылких выражениях объявил, что весьма удивляется премногим чрезвычайным и отличным моим качествам, кои может быть сам он выдумал; ибо изчислил оные с удивительною ветренностию. На конец просил у меня позволения посещать меня у Г. Ревс. Я ему сказала, что Г. Ревс властен у себя делат, что угодно, а я ему никакого позволения дать не могу. Он благодаря меня низко поклонился, как будто бы мой ответ был действительным позволением. Что должно делать женщине с такими льстецами! Он, казалось, искал случая возобновить сей разговор до своего уходу; но я умела то избежать. Милади Виллиамс весьма нас просила просидеть у ней весь тот вечор; но Г. и гжа. Ревс в том ей извинились. Возвратясь домой Г. Ревс мне сказал, что я в Сире Гарграфе буду иметь весьма твердого и докучливого любовника, естъли не стану с удовольствием принимать его старания и услуги. Так по етому, Судар, отвечала я ему, для освобождения меня от его докук, вы бы мне советовали за него выдти, так как сие, сказывают, и со многими добронравными женщинами случалось.

Приехав домой застали мы у себя Кавалера Аллестриса, которой ждал возвращения Г. Ревса. Он человек достойной, весьма разсудительной и прост в поступках. Лет ему будет около пятидесяти. Когда Г. Ревс рассказал ему, как мы провели тот день; то он сделал нам изображение Сира Гарграфа Поллексфена, которое не только способствовало к дополнению всего того описания, кое уже ты прочла, но принудило меня почитать его за весьма опасного знакомца. уверяют, что не взирая на веселой и шутливой вид, какой всегда показывается в нем в компаниях, он весьма худого свойства, зломышленн, злобен и ничего такого не уважающий, что может его довести к концу своих замыслов; что он уже лишил чести трех молодых особ; то в своих делах довольно порядочен; но и тут к поношению своему, ибо сколь он разточителен в своих забавах, столь скуп в таких случаях, когда щедрость бывает почитаема должностию. Подумала либ ты, любезная моя, чтоб человек столь хорошого вида, столь веселой и столь приятно одетый, мот быть худого нрава - дерзок, злобен, да и еще жесток? Ибо Г. Аллестрис,

Но я не имела нужды в сих сведениях, дабы решишься не принимать от него никаких предложений. То, что я видела, было к сему довольно; хотя Аллестрис, коему Г. Ревс совершенно открылся, не сумневается, чтоб его намерения были не истинны; при сем поздравя меня оным, прибавил, что ему известна его склонность к бракосочетанию; тем более хочет он вступить в оное, говорил Аллестрис, что по неимению наследников мужеска пола в его роде, половина его богатств перейдет к одному весьма дальнему его родственнику, которого он много ненавидит, по той только причине, что в его ребячестве сей честной родственник иногда исправлял его от проступков. Впрочем Г. Аллестрис говорит, что имение его точно так велико, как о том разглашают.

Когда мы остались на свободе; то Г. Ревс мне сказал: сколь для тебя славно, любезная племянница, исправишь человека такого свойства, и из имения его известь источники всяких благословений: ибо я уверен, что ты все свое старание к тому приложишь, когда будешь госпожей Поллексфен. Но верь, любезная Люция, что Сир Гарграф, хотяб был владетелем над половиною нашей земли, но не увидит меня с собою при олтаре, приносящую брачные обеты. Но чтож мне делать, естьли он столь докучливый и неотвязен, как о нем говорят? Я не худо обхожусь с теми, коих могу еще от себя удерживать, противополагая им долгия оружия; но признаюсь, что я в великое приду замешательство, когда буду иметь дело с столь смелыми людьми. Учтивство, которое считаю за долг оказывать всем тем, кои имеют ко мне хотя несколько уважения, подвергло бы меня многим неудобствам, от коих покровительство моего дяди и Г. Дина. всегда меня предохраняло! О любезная Люция, коликим нещастиям подвергается молодая особа без покровительства, когда толь многие мужчины, подобно диким людям, или свирепым зверям гонятся за ними, как за добычею своему полу подлежащею.

В сем письме должна я окончит все касающееся до Сира Гарграфа, и дай Боже, чтоб я не имела ни, когда случая о нем еще говорит! Г. Ревс возвратиться прежде трех дней, кои, как он говорит, покажутся ему тремя долгими годами; то до своего отъезду не может он упустить случая возобновить свидетельства своего почтения и подтвердить объявление его чувствований. Он усильно просит милости и покровительства у Г. Ревса, а как почтет он за щастие, что в его отсудствие Мисс Бирон, Г. и гжа. Ревс Как, должно мне с ними обходиться? Етого я не знаю. Но я начинаю думать, что самые щастливые девицы суть те, коих родители щадят от такого смущения, и тогда уже советуются с их склонностями, когда уже поступят в предварительные брачные условия. Правда, что мои родственники весьма мною оказывают мне чести, полагаясь на мою скромность, и поставляя меня судьею над самой собою. Молодым девицам лестна бывает та власть, которую им дают над самими собою; однако я от тебя не скрою, что такая честь приводит меня в некое затруднение, по двум причинам; первое, что она обязывает меня иметь величайшую осмотрительность, равно и искреннейшую благодарность; другое, что моя фамилия более оказала мне великодушия, освободя меня от сей покорности, нежели сколько я действительно или по видимому получила от сего их милости. Я присовокуплю к тому, что видя себя как бы преданною гонениям чужих людей, то есть, таких, кои нечувствительно со мною спознались, как то наши соседи Гревиль, Орм и , думаю, что несколько безразсудно противустоять первым толь ужасным предложениям. Не будут ли оные и в самом деле ужасны, естьли сердце единожды оные одобрит?

И так позвольте мне дражайшие родители относиться к вам, естьли представится мне такой человек, которого я не излишне убегать стану. Что касается до Г. Фулера и Баронета, нет, нежели так; но впредь не буду я осмеливаться вступать в такия намерения без совета.

Поелику Г. и гжа. Ревс уговорили меня показывать им все, что я к тебе ни пишу; то и дают мне всю потребную к сему упражнению вольность, и по тому ты менее удивляться будешь, что имею время писать к тебе столь длинные письма. сидит в своем кабинете; Мисс Бирон пишет; сии слова суть те извинения, кои они для всякого человека почитают достаточными; ибо и сами они по милости своей тем бывают довольны. Они знают впротчем, что обязывают всю нашу любезную фамилию, подавая мне случай оказывать ей свою должность.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница