Английские письма, или история кавалера Грандисона.
Часть первая. Письмо X.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Английские письма, или история кавалера Грандисона. Часть первая. Письмо X. (старая орфография)

ПИСЬМО X.

Генриетта Бирон, к Люции Сельби.

Сир Гарграф приходил к нам часу в пятом. Он был одет весьма пышно. С начала спрашивал он Г. Ревса. Я была в своем кабинете; изображение поданное мне о нем от Г. Аллестриса_г не возбуждало более во мне желания его принимать. Он извинился, что так рано пришел, говоря что с нетерпеливостию желает переговорить на минуту с Г. Ревсом прежде нежели будет просить со мною свидеться. Дома ли она? Его был первой его вопрос. Г. Ревс отвечал ему, что я дома; сколь много должен я ее благодарить! возразил он, я обожаю ее за такое благодушие. И так ты видишь, любезная моя, что если я осталась дома; то конечно для того, чтоб не упустить его посещения.

Я должна тебе рассказать весь сей разговор по словам Г. и Гжи. Ревс. Ты знаешь, что моя сестрица ничего не упущает, что слышит.

С тех пор, как меня видел, говорил он, время ему казалось не сносным и продолжительным. Он клялся своею жизнию, что неимеет ни на единый час покою. Он никогда не видал такой особы, к коей бы чувствовал столь сильную склонность. Он клялся своею душею, что не имеет таких намерений, коиб не были основаны на честности.

Он много раз вставал, ходил по горнице, поправляя свой убор, и осматривая себя с груди до ног. Он с великим удовольствием говорил о том щастии, которое ему представляется, хотя и знал, что у меня есть не большое скопище обожателей; но как он знает, что нет из них ни одного такого, коему бы я благоприятствовала; то и думает, что может ласкаться некоторым предпочтением. Я уже вам объявил, сказал он Г. Ревсу, что я в разсуждении статей даю полную мочь. Что я сделаю для такой разумной девицы; то самое сделаю для самого себя. Я не имею, Г. Ревс, обыкновения хвалиться моим имением, но представлю пред вами или пред всею фамилиею Мисс Бирон может она выбрать то поместье, которое ей более понравится. Я не буду иметь инной воли, как её собственную. Я не сумневаюсь о вашем дружестве, Г. Ревс, присовокупил он; я заслужу также и ваше, Сударыня, и уверяю вас, что много удовольствия себе обещаю, когда вступлю с вами в сродство.

Потом напомнил он то, что случилось у Милади Виллиамс между им и Г. Вальденом. Он повторил некоторые выражения своего противника; он передразнивал корченья его лица, и смеясь из всей силы, при каждом слове, где он находил или смешного или грубого, оставлял Г. и Гже. Ревс только время над ним смеяться или по крайней мере улыбаться, сколько благопристойность дозволяла, с таким глупцом, коего тщеславия уязвить не хотят.

А как хотели уже подавать чай, то Гжа. Ревс послала мне о нем сказать. Я сошла в низ. Когда я пришла; то Г. Гарграф подступил ко мне с видом нежным. Поклон его не менее изъявлял его ко мне чувствительности. Безподобная девица! сказал он мне, я уповаю, что вы столько же милостивы сколько и прелестны. Вы не можете вообразить, что я претерпел с того времени, как имел честь вас видеть. При сих словах он мне низко поклонился, и как казалось, что он делался долее, по мере как сжимался и поднимал голову в зад; то можно бы было подумать, что он стал выше от того, что наклонился. Приятной глупец, сказала я сама в себе. Я села, и старалась принять на себя довольно свободной и непринужденной вид, проговоря нечто моей сестрице и ему самому. Он просил из милости, чтоб еще полчаса повременили и не подавали чаю, и чтоб до приходу служителей позволено ему было повторить часть того разговора, которой он имел с Г. и с Гжею Ревс. Еслиб он не думал, что делает мне много чести, и еслиб не полагался на силу своих осьми, или десяти тысяч Штерлингов годового дохода; то, смею вообразить, более бы употребил он церемоний. Но сказав мне в коротких словах, сколько почувствовал к моему свойству склонности, разсуждает он за блого отнестись в сем к тому объяснению, которое он о своих чувствованиях подал мне у Милади Виллиамс. Потом говорил он о выгодах, кои получить я могу, касательно условных статей. Он выхвалял сильную свою страсть, и с великою горячностию просил меня оной соответствовать.

Я бы могла все его речи обратить в шутку, тем более что жар, с которым, как казалось, хотел он произнесть сии последния слога, сопровождаем был такою беглостию языка, которое не показывало, чтоб сердце его было очень тронуто, по крайней мере не могла она сделать многого впечатления над моим, но чтоб все его требования отвергнуть, решилась я ему отвечать откровенно.

Я ему сказала: естьлиб я, Сударь, казалась в сумнении о искренности ваших объяснений, то вы моглиб думать, что я требую других уверений; но я всегда говорю чистосердечно, и вы не должны инного от меня ожидать, как настоящей истиниы. Я вас благодарю, Судаоь, за доброе ваше обо мне мнение; но не могу принять ваших предложений. Его изумление при сих словах; оказавшееся, превосходит все мои выражения. Вы не можете, Сударыня?... Правду ли вы говорите? Боже мой!

меня уверяли, что сердце ваше свободно; но тут должна быть ошибка. Какой нибудь щастливой смертной.... Я его прервала: какое следствие, государь мой, вы выводите. Разве не может девица отвергнуть предложений Кавалера Поллексфена, не имея сердца предупрежденного в пользу другого. Но, Сударыня, отвечал он, качая головою и остановляясь на каждом слове; такой человек, как я..... которой не вовсе неприятен, ни по виду своему, ни поступками.... которой имеет некое звание в жизни.... Тут он вдруг, остановился, потом опять начал: не можно ли мне знать, какие причины к тому имеете, Сударыня? По крайней мере, естьли ваш отказ точно столь справедлив, как вам кажется; то, пожалуйте, уведомте меня о них. Я увижу, могу ли быть столь щастлив, чтоб опровергнуть оные.

Я ему сказала с тою же откровенностию, что никто не властен над его склонностями, что обвиняют женщин в своенравии, и что может быть и я не изъята от сей укоризны, но что, не могши показать причины, иногда чувствуют в себе склонность, либо отвращение.... Отвращение! Сударыня, отвращение! Мисс Бирон. Я говорила вообще, Сударь; я уверена, что из двадсяти девиц нашлись бы девятьнадсять таких, коим бы весьма лестны были домогательства Сира Гарграфа Поллексфена. Но вы сами, Сударыня, есть та двадсятая девица, которою я пленился. Пожалуйте скажите мне какую нибудь причину? Не требуйте от меня оной, Сударь, как бы некую отменность. Не сами ли вы несколько странны и отменны, когда считаете меня двадсятою девицею? Ваши достоинства; Сударыня... Я его еще прервала. Тщетно, государь мой, представлять мне такую причину.... Я обещала говорить с вами чистосердечно : может быть тот, коему участь меня определяет, менее вас иметь будет достоинств; но должна ли я вам сказать? он более будет сходствовать с моею склонностию. Простите мне, Сударь, я бы не столь свободно объяснилась, естьлиб честь позволяла мне держать вас хотя в малейшей неизвестности, когда сама я вовсе оной не имею.

Тщеславие его, показалось мне, было тем тронуто. Он более будет сходствовать с вашею склонностию! Повторял он многократно, кидая взоры около себя. И так точно вы, Сударыня, на такое намерение решились?

Точно, сударь.

Лице его еще более нахмурилось. Довольно ли я смущен? вдруг начал он говоришь громким голосом. Я не принимаю столь нетвердого и столь противного моей надежде ответа. Вы обещались говорить со мною чистосердечно, Сударыня, то скажитеж мне по крайней мере, не предупреждены ли ваши склонности. Скажите мне, существует ли тот щастливый человек, коему бы сердце ваше дало таковое предпочтение? Я не знаю, отвечала я ему, какое права имеете вы предлагать мне такой вопрос. Он продолжал: позвольте мне, Сударыня, изъясниться более; я знаю Г. Фенвича и Г. Гревиля; они оба признались мне, что вы не подали им никакой надежды. Однако они объявляют, что не лишаются оной. Скажите мне, Сударыня, так ли откровенно вы говорили с ними, как со иною? Так я уверяю вас, Сударь, что я им тоже самое отвечала.

А Г. Орму, Сударыня?

Я его почитаю, Сударь, за такого человека, которой имеет превосходнейшия свойства.

Ах! Сударыня, чтож не скажете мне, что ваши склонности предупреждены?

Естьлиб ето и было, Сударь; то такое признание может быть ни к чему бы не послужило.

Мисс Бирон.... Я горд, Сударыня; естьлиб не был я горд, то не старался бы о получении от вас благоприятства. Но позвольте мне сказать, что мое мнение, порода и пылкая к вам страсть не имеют в себе ничего вас недостойного; по крайней мере так будет о том судить ваша фамилия, естьли вы окажете мне честь, согласясь, чтоб я ей открыл свои чувствования.

Я отвечала на сие гордое представление следующими словами: я желаю Сир Гарграф, чтоб ваше имение послужило к вашему щастию; чего конечно вы не упустите, естьли употребляете его на благотворения; но хотяб оно было несравненно более, однако одна сия выгода ни мало для меня не привлекательна: должности мои умножились бы с моею возможностию. У меня имение не велико; а хотяб оно и гораздо менее было, но удовольствовало бы мое честолюбие, сколь долго жить буду в таком состоянии, в таком теперь нахожусь; естьли же вступлю в брачное состояние, то буду уметь довольствоваться самолюбием того человека, коего сама изберу.

При сих словах оказал Баронет лестной и страстной вид. Он клялся, что я буду его супругою, и что каждое слово изходящее из моих уст, налагало на него крепчайшия оковы; но я его просила неотменно кончить такой разговор, коего более терпеть не могла. С тем договором, сказал он, чтоб я позволила приходить ему иногда к Гже. Ревс. Но без всякого ко мне отношения, возразила я. По крайней мере вы не будете убегать, Сударыня, подхватил он, вы не будете отказываться меня видеть. Я вам объявляю, Мисс Бирон, что вы получили себе еще любовника; я не престану преследовать вас до тех пор, пока не будете моею супругою, или пока не увижу вас супругою другого человека. Он произнес сии последния слова таким голосом, которой меня столь же оскорбил, как и самая его речь. Ответ мой оное доказал. В весьма продолжительном разговоре, сказала я с видом холодным, хвалюсь я, что не могу осудить себя ни за одно слово и ни за что такое, о чем бы должна была жалеть. Сие разсуждение его тронуло.

Он мне отвечал, что не имеет такого мнения и наклонясь ко мне с видом довольно наглым, сказал, что во мне усматривает несколько гордости. Гордости, Сударь! Так, Сударыня, несколько гордости и много жестокости. Жестокости, Сударь? Гордости, Сударыня, жестокости и неблагодарности.

Тогда показалось мне, что естьли долее с ним пробуду, то конечно инного от него не увижу, как обид. Все, что ни говорил о нем Кавалер Аллестрис, пришло мне на мысль. Естьли вы меня считаете столь виноватою, возразила я не горячась, то примите за блого, государь мой, чтоб я вышла отсюда, дабы лучше разсмотреть свои чувствования; и поклонясь ему низко, немедленно пошла. Он меня усильно просил остаться, и шел за мною до самой лестницы. Но я взошла на верьх не слушая его.

Г. и Гжа. Ревс мне рассказывали, что по моем уходе он явно оказал не только свою гордость, но и злой нрав. Он у себя кусал губы, ходил большими шагами по горнице, потом разсевшись в креслах предался жалобам, защищал сам себя, обвинял и паки начинал защищать и обвинять себя, а все сие кончил он усильною просьбою, чтоб Г. и Гжа. Ревс и при толикой возможности сделать меня щастливою, был он по несчастию отвергнут. Негодование его обратилось на Г. Орма, которой, говорил он, есть благоприятствуемой его совместник, естьли сколько кто либо действительно есть оным; ибо он знает, что ето ни Гревиль ни Фенвич. Он признался, что моя гордость весьма его тронула; на конец просил он гжу Ревс, чтоб велела меня позвать от своего имени; но как досада, в коей она его видела, не допущала ее оказать ему сию милость; то он сам приказал меня просить, чтоб я сошла в низ. Я с учтивостию велела ему отвечать, что занята делом, и пишу к тебе письмо, надеясь, что Г. Гарграф и мои родственники милостиво примут мое извинение. Я назвала Г. и гжу Ревс с тем; чтоб мой отказ не во все огорчителен ему показался. Но сей ответ еще более его раздражил. Он просил прощения у гжи Ревс, но клялся, что будет следовать по моим стопам, как стень, и во чтоб ни стало, хотя бы вся земля и самой ад на него возстал, но я буду супругою Поллексфена. В сем жару он вышел из горницы, глаза у него бегали, лице разгорелось.

Не покажется ли тебе, моя любезная, что Г. Ревс, у коего под покровительством и живу, с излишнею терпеливостию сносил в своем доме подобное произшествие? Может быть сия самая причина сделала его столь спокойным. Нам известно, что он наилучшия имеет свойства. При том восемь или десять тысяч фунтов Штерлингов... Однако с такою независимостию, в какой он находится.... Но великость имеет всегда свои приятности.

И так Сир Гарграф подтвердил нам то, что Кавалер Аллестрис о его нраве сказывал. Я думаю, что из мужчин более всех его опасаться должна. Г. представлял нам его злым и мстительным; естьлиб я принуждена была слушать еще от него подобные речи, весьма бы береглась на чисто ему сказать, что сердце мое свободно, по крайней мере сколькоб было можно не с такою твердостию, дабы не воспламенить его более, и дабы он не употребил против меня каких либо насильственных средств. Я клянусь тебе, любезная Люция, что из всех иною виденных мужчин, наименее желалаб я быть его женою. О естьлиб он столь был ожесточен мною, чтоб мне его никогда не видать!

Гжа. Виллиамс естьли привлеку на себя взоры всего собрания.