Английские письма, или история кавалера Грандисона.
Часть первая.
Письмо XI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Английские письма, или история кавалера Грандисона. Часть первая. Письмо XI. (старая орфография)

ПИСЬМО XI.

Генриетта Бирон, к Люции Сельби.

От Г. Гревиля приходил к нам лакей, для отдания нам поклона от своего господина. Так етот Г. Гревиль в Лондон. Я обманываюсь, если не скоро в состоянии буду его обязать. Ненависти моей, как ты знаешь, просил он от меня, как бы за некую милость. Я примечаю, что мы чрезвычайно сами себя опечаливаем, когда вежливостию платим за принужденное уважение. Однако свойство мое меня к тому влечет, и я не могу оного оставить, не сделав себе некоего насилия. И так ето менее есть достоинство, нежели истинная необходимость. Я помню, что упустила благоугождение к одному токмо знакомому молодому человеку, которой, по важности своей фамилии, просил у меня позволения скрытным образом оказывать мне свои услуги. Тебе не безъизвестно сие приключение. Мне кажется, что девица, слушающая столь важные условия, вступает как бы в заговор против самой себя, а гораздо чаще против тех, коим обязана такую же оказывать доверенность, как уважение и честь.

Приезд Г. Гревиля меня печалит, я думаю, что скоро и Г. Фенвичь за ним будет. В моей досаде он не производит ничего такого, по коему бы я не усиливалась любить скромного Орма.

Не ужели всегда должна я писать к тебе об одних только любовных делах? Сир Роланд, Гарграф и Гревиль Ревса. Сир Роланд пришел прежде всех, и за четверть часа до того времени, как приготовили нам чай. Спрося у моей сестрицы, не отменила ли я своего намерения, желал он на минуту переговорить со мною на едине. Я истинно уважаю сего честного старика. Честностию, любезная моя, разумею я здравой смысл и честь сопряженные с вежливостию и почтения достойными поступками. Честной человек, такия качества имеющий, не менее от того достоин почтения, что показывается несколько странным. Я немедленно сошла в низ.

Сир Роланд подошедши ко мне, схватил меня с жаром за руку и смотря на меня пристально, вскричал: Боже мой! таже приятность, теже самые прелести на сем милом лице! Как можно, чтоб с видом толь ласковым..... Но надобно быть доброю..... надобно.... Не жмите так моей руки, Сир Роланд, прервала я речь его, вы меня опечалите, если принудите меня повторить. ...Как! сказал он мне, вы отказываетесь? Ах! дражайшая Бирон, берегитесь повторят свои слова; не ужели не желаете вы кому нибудь спасти жизнь? Мой нещастной племянник теперь действительно при смерти. Я хотел было принесть его с собою; но нет, он весьма страшится, что не будет одобрен благоприятством владычицы своего сердца. Знаете ли вы, чтоб кто нибудь питал к вам столь нежную любовь? а разве ничего не делают из любви, хотяб нималой привлекательности в достоинствах и скромности не находили? Любезнейшая Бирон, не ожесточайте своего сердца. Я намерен был отсюда дня через два уехать; но не оставлю города, хотяб и целой месяц должно было мне здесь прожить, только чтоб быть свидетелем щастия моего племянника, когда я сего ему желаю; то верьте, что желаю того для устроения собственного вашего благополучия. Дражайшая Бирон согласитесь..... Я была несколько тронута его поступком, но не отвечала ни слова. Согласитесь на наше желание, продолжал он; почувствуйте в сердце своем сожаление, я прошу у вас единого слова в утешение моему племяннику; я бы просил оного у вас на коленах еслиб думал, что покорностию своею.... Так, на коленах хочу я испрашивать у вас милости; тогда сей честный старик схватил меня за другую руку держа меня за одну еще с начала своего разговора, и упал предо мною на колени.

Его положение привело меня в чрезвычайное замешательство; я не знала, что делать, и что говорить; я не имела столько бодрости, чтоб его поднять. Однако видя у ног своих человека таких лет, приобретшого от меня право к уважению его, обращающого на меня омоченные слезами глаза, дабы, как он говорил, возбудит во мне сожаление к его племяннику, весьма я была тронута, на конец я заклинала его, чтоб он встал. Вы требуете от меня милости, сказала я ему трепещущим голосом, а сами не довольно мне оной оказываете, о Сир Роланд! сколько вы меня смущаете! я хотела было отнят свои руки; но он их очень крепко сжал. Я топнула ногою при первом движении моей признательности. Сир Роланд, встаньте, я не могу сносить такого зрелища; встаньте, покорнейше я вас прошу; и по таковому же побуждению стала я пред ним на одно колено. Вы видите, прибавила я..... что еще более могу я сделать? Встаньте же, Сударь; я вас прошу на коленах оставить предо мною сие положение; по истинне, вы меня огорчаете много; пожалуйте оставте мои руки.

Бирон благоволит унижать себя до.... Нет, нет, ни за что в свете не пожелаю я причинить вам и на одну минуту огорчения. При сем он встал, оставил мои руки, и я также встала с довольным смятеньем. Он подошел на минуту к окну, дабы отереть свои слезы: потом, возвратясь ко мне говорил с принужденною улыбкою: какая слабость! Какое ребячество! Как бы мог хулить своего племянника? Но дайте мне только одно слово, Сударыня; скажите только, что согласны с ним видеться; позвольте ему к вам придти; прикажите мне его привесть.

Я бы ето без сумнения сделала, отвечала я ему, естьлиб Г. Фулер ожидал от меня одних только учтивостей; но я хочу, Сударь, поступить далее, дабы доказать вам все то уважение, коим к вам исполнена. Споспешествуйте моему щастию своим почтением и дружеством. Позвольте мне почитать вас за родителя; а к Г. Фулеру чувствовать всю горячность сестры. Я не столь щастлива, чтоб могла кому нибудь принадлежать по столь нежным именованиям. Г. Фулер обязан также иметь ко мне подобные чувствования. Все посещения, кои вы по праву такого качества мне станете делать; будут для меня драгоценнее тех, коиб когда либо могли быть чинимы по иной причине. Но, о родитель мой, ибо я уже хочу вас так именовать, не понуждайте дольше своей дочери к тому, чего она вам оказать не может.

При сих словах у старика полились слезы; он испускал вздохи, кои действительно меня тронули; он меня называл Ангелом, божеством, непреодолимою девицею. Добродушие мое, говорил он, кротость моя и откровенность проникнули до глубины его сердца. Я взяла его за руку, не слушая всего того, что он говорил еще в пользу своего племянника, и привела его к Г. и гже Ревс, кои нас ожидали в ближней горнице, и кои казались столь же изумленными моим поступком, как и тем, что лице у Сира Роланда все было омочено слезами. Поздравьте меня, сказала я им с громким восклицанием; я нашла себе родителя в Сире Роланде, и признаю его племянника своим братом. Кавалер и славнее короны; но он опять возвратился к своему племяннику. Гжа. Ревс желала знать, что произошло между нами. Он начал было рассказывать, и сие без сумнения долгоб его заняло, как объявили нам о приходе Кавалера Гарграфа Поллексфена. Сир Роланд тотчас утер глаза, чтоб не были красны, хотя от платка они еще краснее стали. Он посмотрелся в зеркало; прокашлял раза с три, как будто бы мускулы его лица зависели от звука его голоса; он также несколько попел, говоря мне, что когда поем, то следы печали изчезают.

Сир Гарграф вошел к нам с видом довольно приятным. Слуга ваш, государь мой, сказал ему несколько сурово старый Кавалер, в ответ на поклон, которой тот ему сделал. Я уже заметила, что вид и уборы Баронета поразили Сира Роланда; и потому-то он наклонясь к Г. Ревсу, хотел его о нем разпросить. Г. Ревс представлял их одного другому, как таких особ, коим быть другом считает себе за честь. Баронет подошед ко мне, начал просить прощения.... Никак, государь мой, прервала я его речь, а он опять начал, я признаюсь, Сударыня, что сильная моя страсть.... Но я вас уподобляю...... Я паки прервала речь его, уверяя, что все позабыто. Между тем, как он жаловался, что я столь легко ему прощаю, Сир Роланд изумленный сим кратким разговором, сказал Г. Ревсу: я Ревс. При сем обнадеживании принял он на себя столь веселой вид, что скоро как я думала, запел бы он и песню, обратясь ко мне. В сие время пришли служители и принесли завтрак; мы уже сели пить чай, как вызвали от нас Г. Ревса, которой тогда же опять возвратился, введя с собою Г. Грвиля. Прежде нежели могли они подойти к нам ближе, спросил меня Сир Роланд, по гальскому своему наречию; кто еще ето такой?

Г. Гревиль подошел ко мне весьма учтиво. Я наведалась от него о всем том, что ниесть у меня дражайшого в Нортгамптон-Шире. Удовлетворя моей нетерпеливости, спросил он меня, видела ли я Г. Фенвича. Нет, отвечала я ему. А! изменник, подхватил он улыбаясь, я думал, что он меня обманул, дня с три я его не видал; но его здесь нет, прибавил он не стол громким голосом, я взял над ним верьх; впрочем я лучше желаю, что бы я, а не он приносил из нас друг другу извинения. Я не захотела войти в их споры, и говорила ему, что нашла себе в Лондоне родителя, указывая ему на Кавалера Мередита, которой мне позволяет называть себя сим именем. У вас сына нет, я чаю, отвечал он, обратясь к старику; я ласкаюсь, государь мой, что качество родителя не с сей стороны вам дается. А как он сии слова говорил с смеющимся видом; то Баронет свидетельствовал, что и он думал равным образом оные произнесть. Сир Роланд им сказал весьма учтиво, что у него есть племянник, и когдаб я согласна была с его желанием; то он бы меня гораздо больше любил в качестве племяницы, нежели в качестве дочери. Разговор был довольно приятен даже до самого уходу старого , которой не мог при отъезде своем удержаться от того, чтоб не просишь у меня позволения привесть ко мне еще один раз своего племянника прежде нежели отправится в Кермартен. Я отвечала ему на оное одним поклоном.

Баронет и Г. Гревиль знали друг друга потому, что несколько раз видались на бегах в Нортгамптоне; но не взирая на учтивости, с коею они поздоровались, глядели они друг на друга с некоею ревностию и как казалось, неоднократно хотели сказать один другому нечто огорчитального. Старание, с коим я все мое внимание обращала к Сиру Роланду, предупредило всякия с их стороны объяснения, и когда он ушел; то они довольно забавно шутили над его поступками и провинциальным его выговором, от коего по видимому никогда он не отвыкнет. Я чрезвычайно нетерпеливо желала, чтоб и сии господчики ушли. Они, казалось, примечали друг за другом, что уже идти пора, но ни тот ни другой не хотел выдти прежде. На конец Г. Гревиль, притворясь будто вспомнил, что я не люблю продолжительных посещений, распростился с нами без всякого другого притворства.

Мне не возможно бы было избежать новых извинений Баронета, в разсуждении той досады, в которую он приходил при последнем своем посещении. Из ответов моих не надлежало ему быть довольнее самим собою. Однако он опять обратился к своим предложениям, из коих составил мне пышное изображение, и не примечая, чтоб они сделали надо мною впечатления, начал говорить о Г. Гревиле, о коем подозревает, говорил он, что не без намерения приехал в Лондон. Он мне говорил о нем не очень выгодно, но я не сумневаюсь, чтоб и Г. Гревиль не говорил, того же о Сире Гарграфе, и я думаю, что не окажешь им несправедливости, когда и обеих их такими же почитать будет.

Я отвечала, что не больше к одному принимаю участия как и другому, сказав сие с такою твердостию, что по некоим признакам печали, казалось, получил право, с некою надменностию требовать от меня причины такого отказа; его пылкость примеченная мною на его глазах, может быть меня тронула. Я ему сказала хотя с сожалением, что поелику он принуждает меня объяснить ему мои чувствования; то и говорю, что не имею о его нравах того мнения, котороеб должна была иметь о таком человеке, коего желала бы избрать себе супругом. Мои нравы, Сударыня, вскричал он, переменяясь многократно в лице, мои нравы, Сударыня! повторил он. Его восклицание меня устрашило, хотя Г. и Гжа. Ревс казались несколько изумлены моею откровенностию, но не дая мне знать, чтоб оную почитали достойною хулы. Мои возражения, Сударь, начала я опять говорить, нс должны вас огорчать; ибо вы сами признание оных от меня вынуждаете, я же не намерена ни в чем вас укорять; но понуждаема будучи усильными вашими прозьбами, я должна повторить..... Здесь не могла я выговорит прежних слов. Но он мне сказал с нетерпеливостию: продолжайте, Сударыня.

Я опять ободрилась; по истинне, Сир Гарграф, я против воли повторяю, что не имею о ваших нравах.... (очень хорошо, Сударыня, прервал он) того мнения, которое должна иметь о нравах такого человека, на свойствах коего помышлялаб я основать мое благополучие в сей жизни, и все упование мое в будущей. Сие правило для меня весьма важно, хотя и не случается мне приводить оного без сильных причин. Но позвольте мне присовокупить, что девичество еще мне не наскучило. Я думаю, что и во всякое время будет надмеру рано, дабы обременить себя вечными заботами; и ежели я не буду иметь щастия познать такого человека, коему бы мое сердце могло без принуждения отдаться; то я отрекусь на всегда от брака. Какую злость при сих словах, любезная моя, усматривала я на глазах его? Вы кажетесь не довольны, государь мой, присовокупила я, но думаю, что без всякой-причины намерения ваши обратились на такую особу, которая сама в себе властна; и хотя я всегда удаляюсь от того, что бы выражать истинны, заключающия в себе некую жестокость, однако откровенность свою почитаю себе за честь.

Он встал со стула, прошел большими шагами по горнице, повторяя тихим голосом, подержал оной несколько времени, вдруг схватил шляпу, поклонился нам очень низко, (лице у него разгорелось, повидимому, от борения его страстей) и не сказав больше ни слова, пошел к дверям. Г. Ревс немедленно встав хотел его проводить, а он многократно повторял: презрение к моим нравам! У меня есть неприятели, Сударь. Презрение к моим нравам! Я только один такой, с коим Мисс Бирон поступает с меньшею благосклонностию; её негодование может её привлечь.... Почто не могу сказать, моего негодования? Ревс нам сказывал, что он протянулся до самого каретного верьха, поджав бока своими локтями. В сей ярости он от нас поехал. Угрожающий его вид, отъезд, мало я тебе изобразила, и слова Г. Ревса привели меня в такой страх, что я через целой час не могла от оного освободиться.

ГенриеттыФулер! Сир Роланд! Г. Орм, столь любезны вы мне кажетесь в сравнении с