Английские письма, или история кавалера Грандисона.
Часть вторая.
Письмо XXIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Английские письма, или история кавалера Грандисона. Часть вторая. Письмо XXIV. (старая орфография)

ПИСЬМО XXIV.

Генриетта Бирон, к Люции Сельби.

Колико несносен был для меня вчерашний день! ночь не менее терзала мои чувствования. Прозьбы мои не были вняты Небом, поелику они не подали мне никакой надежды, которая долженствовала бы за оными последовать. Колико я была благополучна до отъезда моего в Лондон. Я нахожусь не в состоянии писать. Мне не возможно о всем изьясниться подробно. Г. Ревс осведомился, что Сир Карл, Милорд Л.... и две его сестры прибыли вчерашняго числа весьма поздо. О дражайшая Луция! как окончится сегоднишний день?

Я получила записку от Мисс Грандиссон, которая просит меня отзавтракать у нее с Графинею её сестрою. Сие, говорит она, случилось нечаянно, без чего она уведомилаб меня о том еще вчерашняго вечера, как бы они поздо ни приехали. Она весьма приятно насмехается над тою нетерпеливостию, с какою сестра её желает со мною видеться, что весьма вероятно положить можно, что никто из них не имеет нималейшого сведения о жестокой причине моих опасений. Коликую радость не принесло бы мне сие посещение в другое время? Но теперь приносит оно мне токмо задумчивое удовольствие, и такое, какое восчувствовали бы печальные друзья, от больного в отчаянии лежащого, увидя прибывшого лекаря, коего они весьма долгое время ожидали, и коего вспомоществование не иное что им предвещает, как сумнительные облегчения. Но я слышу у ворот стук кареты....

Я побежала к окну, которое было на улицу. О дражайшая моя! действительно карета остановилась. Но я в ней никого более не видала, кроме двух особ. Боже милостивый! может быть ето Сир Карл.... сердце мое предчувствует....

Г. Ревс вышедший принять их к карете, подал руку Графине. Я сошла в большой зал прежде, нежели оне вошли в оный. Мисс Грандиссон, с весьма веселым видом, сказала тогда своей сестре: и так, естьли тебе угодно, познакомтесь теперь с двоюродною нашею сестрою Ревс. Графиня по оказании почтения Гже. Ревс, обратилась ко мне. Вот она самая, возразила Мисс Грандиссон; вот любезная наша Генриетта. Милади оказала мне свое почтение. Но что такое значит! вскричала сестра её, устремив на меня глаза свои; что такое, любезная Генриетта? Позвольте, сударыня, сказала она сестре своей, переговорить мне несколько с любезною сею девицею. Она отошла со мною к окну, что я вижу, сказала она мне. Что значат печальные сии глаза? Любезные мои родственники, продолжала она оборотясь к Г. и Гже. Ревс несколько громче, вы конечно изьясните мне сию неизвестность.

Какая пленительная живость в Мисс Грандиссон, подумала я в себе, однако вы не долго пребудете в таковом положении.

очу знать тому причину, начала она говорить, и видя меня усиливающуюся усмехнуться обьявила мне, что я ее нимало не обману притворным своим видом. Я вздохнула. Очень хорошо, сказала она мне; но откуда происходит столь тяжкий вздох! Все ли в добром здаровье, наша бабушка Ширлей?....

Слава Богу, она в совершенном здравии, сударыня.

А наша тетушка, дядюшка наш Селби, двоюродная наша сестрица Люция?

Они равномерно находятся в добром здравии.

И так, какая же мука терзает любезную сию девицу? Не закололся ли кто ниесть из её невольников? Не приводят ли ее прочие в таковое уныние? Но сии непонятности, конечно вскоре обьяснены будут. Графиня подошедши к нам, укоряла ее за то смущение, в кое она меня привела усильными своими прозьбами, пеняя ей весьма приятным образом за излишнюю живость, которую один Карл, сказала она, был бы в состоянии умерить. Я отвечала, что невозможно ничем инным упрекать Мисс Грандиссон, как чрезвычайною милостию.

Гжа. Ревсъ весьма к стати при сем слове меня ободрила. Она говорила о том безпокойствии, которое Сир Гарграф Поллексфен безпрестанно нам причиняет. Ах! сударыня, сказала ей Графиня, он не имеет причины ниже смелости о том помышлять. Он не может предпринять никакого другого намерения, как токмо остаться в спокойствии, естьли вы токмо по милости своей оставите оное на его волю.

Мисс Грандиссон спросила, разве вы получили что ниесть от Сира Гарграфа, я весьма искусно увернулась от ответствования на сей вопрос, спрашивая у ней сама: не получил ли чего нибудь от него Сир Карл? Совершенно ничего, отвечала она мне. Я присовокупила,что самое жесточайшее прискорбие, коего я страшусь, есть, видеть паки возраждающуюся такую распрю, коей я, по злощастному моему жребию, была причиною, и произвести некое безпокойствие в такой фамилии, которую толико побудительные причины обязывают меня любить и почитать. Обе сии исполненные приятностями сестры приписывали мою признательность хорошему моему свойству, и сказали мне, что их брат, которой вскоре обещался сюда быть с Милордом Л.... подаст совершенно инное наименование тому случаю, в котором он имел щастие мне услужишь. Но мы не дождемся их к завтраку, продолжала Мисс Грандиссон; Графиня встала нынче прежде обыкновенного времени, да и мне никогда не случалось вставать после всех. Я весьма голодна, сказала она; мне однако не хочется есть перчатки: и подошедши к моим клавесинам, как будто бы желая прогнать свой апетит, она заиграла я таким искуством, из коего могли мы заключить, что она в состоянии изражать на оных самую свою мысль. Завтрак тогда принесли, но я на оный не взирала, и единственно помышляла о тон ужасном письме Багенгалля, от коего мое сердце обмирало. Но поелику я совершенно была уверена, что Сир Карл имеет сильные причины скрывать таковое обстоятельство от своих сестр, то и не хотела говоришь о том явно; и не взирая на то, желала бы узнать нечто могущее успокоить мои мысли, предая на его волю обьявить о том двум своим сестрам, когда он то за блого разсудит. В замешательстве, в коем я находилась, дабы начать с ними говорить, я спросила у Графини, не в прошедшую ли субботу прибыла она в замок Кольнеброк? Колико любезен сей дом для меня пребудет? Он служил мне убежищем. Она мне отвечала, что приехали ж самый тот день, но что для нее гораздо будет любезнее то место, Сиру Карлу.... от того злобного Вильсона.... Так, сказала мне Графиня, и я чрезвычайно рада, услыша что стол ужасный заговор по щастию уничтожен. Некоторые места того письма, присовокупила она, приводят меня в великое безспокойствие. Чтож бы они в себе заключали? спросила меня Мисс Грандиссон с трогательной приятностию. Они заключали в себе, сударыня, то, что Сир Гарграф не о чем толико не помышляет, как о мщении. Наш братец ничего нам о том не сказал, возразила Графиня, но совсем не вероятно, чтоб человек, устыженный своим поступком, вздумал помышлять о мщении. На против того нам сказано, что он не выходит ни наединый шаг из своего покоя, или от стыда, или от болезни.

Она не успела еще окончить своих слов, когда послышался каретной стук, и Мисс Грандиссон увидела, что приехал Милорд они вошли в зал другими дверьми: я остановилась в кабинете. Я благодарила Небо! Сердце мое пришло в толикую слабость, что я не в состоянии была принесть ему мою благодарность такую как бы долженствовало. Я едва не лишилась чувств. Ты конечно не удивляешься, любезная моя Люция, что мое движение столь было стремительно после той ужасной неизвестности в коей я дня с два находилась, и в тех мучительных моих помышлениях о спасении, коим я почитала самого изящнейшого из человеков подверженного за сохранение моей честности и жизни.

Я весьма уже испытала, что изумления бываемые от радости могут скорее проходить, на ипаче когда благодарность составляет оной начало, нежели от сильнейших страстей. В сию минуту Гжа. Ревс ко мне вошла. Любезная моя, сказала она мне, наше отсудствие будет замечено: я сию минуту, приду, отвечала; да и действительно я только что хотела идти. Мы вошли в зал вместе.

По оказании первых учтивостей, Мисс Грандиссон не приминула сказать своему брату, что Мисс Бирон, Г. и Гжа. Ревс находились в великом безпокойствии от некоторых значений Вильсонова письма. Я воспользовалась сим обьявлением: вы весьма худо бы судили о моей благодарности, Г. мой, продолжала я после ее, естьлиб я не призналась вам, что известие Вильсона, присоединенное к тем угрозам, о коих нас уведомили, заставляют меня страшиться, чтоб ваша жизнь не была в опасности, по той причине, что вы с толиким великодушием за меня вступились.

Он отвечал, что чувствования Мисс Бирон весьма её достойны; но чтож касается до заступления, то она не может сумневаться, чтоб находился в свете хотя единый честный человек, которой бы не поколебался как и он в подобном сему случае; что он желал бы, без сумнения, чтоб и ему оказали таковую же услугу касательно сестер его; что он поступал с величайшею умеренностию, и что воспоминая о тогдашних обстоятельствах, он ничем укорить себя не может. Не безпокоитесь нимало о следствиях, присовокупил он, ничего случиться от того не может, естьли я буду доведен до необходимости защищаться. не преминула его спросить, с некиим прискорбным видом, не ужели должно чего ниесть страшиться от известия Вильсона? весьма неудивительно, что человек имеющий свойство Сира Гарграфа старается угрожать; и что лишившись всей своей надежды, бывши уже столь близок к исполнению оной, конечно тем был поражен; но долг требует ни за что почитать слова оскорбленного; поелику люди исполненные истинною храбростию, никогда грозить не станут.

Г. Ревс попросил его на минуту переговорить с ним на едине. Они оба вошли в кабинет, там Г. Ревс подал ему письмо от Багенгалля. Он его прочел. Ето весьма чрезвычайное письмо, сказал он отдавая его обратно Г. Ревсу, но что о том думает Мисс Бирон? Согласна ли она на требуемое от нея? Вы легко о том судит можете, отвечал Г. Ревс, из того, что она в чрезвычайном находится замешательстве. Я думаю, возразил Сир Карл, что молодая особа столь отличного свойства, которая возвышает уже до высочайшей степени оказанную мною ей услугу, прочла сие письмо с некиим прискорбием; но сумневалась ли она принять надлежащее в таком случае намерение? Не призирает ли она и письма и того, кто к ней оное писал? Я бы почитал Мисс Бирон....

Ревс признается, что до сего времени он действительно не почитал его способным вдруг воспламеняться с толиким жаром. Я бы желала, дражайшая Люция, что бы он не остановлялся. Я бы хотела чтоб он сказал, что он думает о Мисс Бирон. Я тебе признаюсь, что мне весьма было бы несносно, естьлиб Сир Карл имел худое мнение о моих чувствованиях.

Он прервавши речь Г. Ревса, которой желал оправдать мои безпокойствия? спросил у него, не учинено ли чего ниесть по случаю сего письма? не решились ли предать оное забвению, и изьявлять к виновнику величайшее презрение? Г. Ревс уверил его, что не писали никакого ответа: моглили сии подлецы, возразил он, ибо я не иначе называю тех, которые стороны к предумышленной подлости ожидать от меня прощений, за то, что я воспрепятсвовал им исполнишь их злодеяния? Никто, Г. Ревс, не имеет более меня унижения просить извинений, я говорю даже и гораздо о низших меня, естьли я по нещастию преступлю долг мой; то никакая власть не принудит меня не признать какого ниесть справедливого деяния.

Г. Ревс спросил его откровенно, не подал ли ему Багенгалл письма, и Сир Гарграф не обьявил ли ему поединка? Он получил первое и осведомился о другом; и что отложил до ныняшняго понедельника на оное ответствовать, поелику он нимало не думал, чтоб таковое дело заслуживало к сокращению хотя единой минуты того удовольствия, котором он услаждаться хотел принимая в обьятия любезнейшую сестру и её супруга; он написавши ответ отослал сегодняшняго утра.

Ревс! как я опасаюсь, Г. мой!....

Он уверял Г. Ревса, что он ничего не должен опасаться. Однако он просил ничего о том не говорить его сестрам и Милорду Л.... поелику он не желает, чтоб такое дело, которое его нимало не безпокоит, причинило тщетные прискорбия и нечтательные страхи таким особам, о благополучии коих он искренно печется. Я не могу стерпеть, присовокупил он чтоб моим друзьям не доставало какого ни есть удовольствия.

Но согласныли вы на поединок, спросил у него Г. Ревс?

Он отвечал, что ему весьма часто случалось быть в подобных сему обстоятельствах; что он никогда не обнажал своей шпаги, разве для своего защищения и то тогда, когда уже не имел более никакого инного средства; что он не может сносит никакой обиды, и что с природы весьма вспыльчив, что единая прежде сего минута весьма много ему стоила, дабы умерит страсть свою; но когда уже по необходимости должен бывает приходит в гнев, то весьма много претерпевает от собственных своих разскаяний, чао находится уже не в состоянии преодолеть первую свою вспыльчивость.

Но я надеюсь, Г. мой, возразил двоюродной мой брат, что вы не согласитесь....

Я не соглашусь ни с кем, Г. Ревс, касательно поединка. Я ни мало не опасаюсь, чтоб меня почли за трусливого человека. Я имею во внутренности моих чувствованиях.... простите меня в сем тщеславии, Г. Ревс: но я живу на свете не для людей, а для самого себя, и для того судии, которой обитает в моей внутренности.

Г. Ревс всячески старался восхвалить его движениями своих рук и глаз, ибо голос ему изменил, и он не в силах был выразишь всего словами. Он был как восхищен удивлялся тому благородству, с каким произнесены были последния сии слова, и мне видеть светлые лучи, блестящие на лице Кавалера Грандиссона.

Разговор еще не кончился. Сир Карл продолжал: между безчисленного множества злоупотреблений, кои я часто оплакиваю, нет ни единого могущого привести меня в толикое уныние, как предумышленные поединки. И так в чем же состоит великодушие такого человека, которой не может отличиться от общенародных мнений? Не знаем ли мы множества фамилий, в коих глубокая печаль вечно продолжаться будет за он получишь чрез то какую ниесть инную выгоду, кроме того, как быть смертоубийцею, и учинить неизгладимый порок всей невинной фамилии? Но поелику вы довели меня до такою степени, тем странным письмом, которое позволили мне прочесть, то я желаю сообщить вам также письмо полученное мною от Сира Гарграфа: оно содержит в себе следующее:

"Я похваляю, Г. мой, то великодушие, по которому обьявили вы свое имя. Я весьма не доволен моими людьми, которые так далеко от меня были, что не могли осмотреть, по обыкновенным приметам, кто был враг на подающей на большой дороге на невинного человека: на невинного, покрайней мере, касательно вас, весьма вероятно, что вы надеялись получить от меня какие ниест известия, и вы конечно получили бы оные гораздо скорее, естьлиб те действия жестокого и нечаянного нападения, коими вы умели воспользоваться, не лишили меня даже до сего времени свободы выходить из моего покоя. Я требую от вас удовлетворения, приличного честному человеку. Изберите время, лишь бы токмо оное не далее было будущей середы. Сей отсрочки весьма довольно будет для разпоряжения ваших дел. Место, естьли вы на то согласитесь будет в Кенсингтоне. Я возму с собою два пистолета, из коих отдам на вашу волю выбрать себе один, естьли вы не захотите доставить мне один из ваших. О прочем же старание поручено будет моему другу, Г. Багенгаллю, которой принял на себя труд отдать вам сию записку, и тому, кого вы назначите с своей стороны. Пребываю государь мой, ваш покорнейший слуга

Прочитавши сие письмо Г. Ревсу, он ему сказал, что равномерно желает прочесть ему и учиненный на оное ответ; что оный может показаться ему весьма продолжителен; но естьлиб Сир Гарграф знал его несколько короче, то довольно бы было к тому шести строк.

"Письмо ваше, Г. мой, доставлено мне в прошедшую Субботу, чрез Г. Багенгалля, в самую ту минуту, как я садился в карету отъезжая на целые сутки в загородной дом. Я ни мало не сумневался, чтоб сей предмет или время могли переменить мое намерение. Сестра моя находилась уже в Коляске. Мне не захотелось привести в безпокойствие женщину. Я отложил до понедельника вам на оное ответствовать.

"Я обьявляю вам, Г. мой, что я всегда ощущал отвращение, хотя и весьма часто встречались со мною таковые случаи, обнажать шпагу в таковом смертельном поединке. И в самое то время, я

"Имеете ли вы друзей, Г. мои? Любимы ли вы ими? Любите ли вы их сами? Желаете ли вы препровождать жизнь свою для их пользы равно и для своей? Имеете ли вы также и врагов, которые весьма будут радоваться видя кончину нашей жизни? Да произведут сии разсуждения влияние над вашим разумом, так как они завсегда производили и над моим. Я весьма хладнокровен, но вы может быть, не столько равнодушны. В таковом случае долг требует от того, которой в состоянии обладать самим собою, представить другому справедливые размышления. Не взирая на то вы можете делать все что вам угодно.

"Но позвольте мне предложить вам другой вопрос: естьли вы почитаете себя оскорбленными, то благорозумно ли подавать мне новый случай к учинению вам обиды может быть гораздо оскорбительнее прежней?

"Вы вступили в такое дело, которое противно всем общественным законам, естьли вы не чувствуете, что в таком случае поступилилиб и сами так как я поступил, то верьте мне, Г. мой, что вы не составляете такого честного человека, с коим бы тот, которой почитает за величайшее достоинство сие название, должен ревностно сразиться. Я не получил над вами никакой выгоды, коей бы вы могли меня укорять. Вы обнажили свою шпагу; я же до моей не коснулся. Вспомните, что когда вы находились в коляске, то сие положение не весьма ли было вам опасно; и что по нанесении на меня своего удара, вы чрезвычайно должны благодаришь за умеренность мою. Я нимало не сожалею, что подал просимою от меня помощь, не причиня вам всего того зла, на кое вы жалуетесь. Нельзя действительно подозревать, чтоб в моих намерениях заключалась какая ниесть злоба. Колико я ощущал к вам омерзения, да и теперь еще несколько чувствую, за то насилие, в коем вы оказались виновным касательно женщины не имеющей ни какого защищения, и заслуживающей, как я то скоро усмотрел, не токмо обожания от вас, но и от всего света; и по тому менее помышлял я за нее мстить, сколько подать ей помощь.

"Я пишу к вам столь продолжительное письмо для того, что мое перо составляет единое орудие, которое я вознамерился употребить. Простите мне, естьли я повторю, что после произшедшей между нами распри, хотя касательно молодой особы, или нас самих, мы не можем сражаться явным образом, хотя по другим правилам, а не по моим, поединок есть позволенное дело. Естьли примут право, по причине моего отказа меня оскорблять, и тем приведут меня в необходимость себя защищать, то познают, что единая моя рука в состоянии меня спасти против великого множества. Но, и в сем самом предположении, я всегда предпочту лучше оправдаться честными обьяснениями, поелику не желаю чтоб кто ниесть мог меня укорять в смертоубийстве. Я не имею ни малой власти над моею жизни; а гораздо еще менее над жизнею другого. До какой степени презираю я того человека, которой иначе о сем мыслит, кажется гораздо более я его презираю, нежели сам могу быть им презираем; и естьли он представляет себе, что сие обьявление подает ему права нападать на жизнь мою, пусть его оное предпринимает; но в сем случае будет поступлено по средством сходствующим с моими правилами.

"Словом, естьлиб меня ненавидел кто ниесть до такой чрезвычайности, и решился бы меня подвергнуть игу законов своея земли; то мои поступки никогда не были бы о порочены; нет ни единого дня ниже часа в которой бы не можно было меня найти во всяком месте, куда я бываю призываем по должности или по обыкновению. Моя шпага составляет единое орудие моего защищения; и я никакого другого из ней употребения не делаю. Пистолеты беру я токмо при отъезде в дорогу, и ни для чего инного как для устрашения разбойников; и самых безопаснейших орудий иногда довольно для меня бывает, для отражения от себя нечаянного нападения.

Естьли Кавалер Поллексфен имеет хотя некое благоразумие; то может быть возблагодарит меня за сие обьяснение, которое впрочем я оставляю не его волю наименовать как ему заблагоразсудится. Пребываю покорнейшим ею слугою.

Г. Ревс просил у Сира Карла пСира Гарграфа. Но поелику я приняла смелость списать их, без его ведома; та я прошу искренно, любезная моя Люция не выдавать их из фамилии. Ты легко судить можешь о том удовольствии, которое я почувствовала от последняго письма, и нимало не сумневаюсь, чтоб и ты не ощущала оного вкупе со мною. Однако, поелику сам Сир Карл нимало не надеется, чтоб такое дело предано было забвению, и соглашается, что следуя общественным нравам честности, его враг конечно желает чего ниесть гораздо оскорбительнейшого; думаешь ли ты, любезная моя, чтоб я была спокойна, когда почитаю себя как бы единым предметом возмущения. Весьма вероятно, что Сир Карл пребывает теперь в глубочайшем спокойствии. Душа его основывается на других правилах, а не на правилах мечтательной честности. Колико сие благородное свойство возвышает его в моих мыслях! Действительно, любезная моя, я иногда чувствую, что благородность созидает для него как бы некий престол в моем сердце; но токмо в качестве друга или брата. Я не в состоянии положить пределов моего к нему почтения.... будь уверена, любезная моя, что сие высокопочитание будет содержать все мои чувствования в границах благопристойности.

Когда он вошел к нам с Г. Ревсом, то разговор учинился общим, но сердце мое будучи стеснено всеми сими обязанностями лишило меня всякой живости. Мисс Грандиссон однажды мне сказала. что она почитает меня гордою: но я взглянув на Сира Карла, в то время когда он смотрел ж другую сторону, размышляла о том чего еще надлежит ему опасаться, хотя и не смертоубийства, от такого человека, которой будет поражен некоторыми местами письма; но может быть тех ран, кои должен будет носить на лице своем, даже до окончания своея жизни; от сего я не могла не восчувствовать сильного и нежного безпокойствия о друге толико отличного достоинства, которой, сколь ни весел, сколь ни благополучен между нами казался, но может быть несколько часов после.... могла ли я воспротивиться сим ужасным опасностям? В другое время я взирала бы на него с превеличайшим удовольствием, как на единого в свете человека, которому бы я желала, даже и в нещастии моем, быть столь чувствительно обязанною. Его кротость, подумала я в себе, ни малого не наложит бремени на мою благодарность. Он отнюдь не поставляет оказанное им иие благодеяние за великую услугу; самые величайшия и великодушнейшия деяния ему свойственны. Естьлиб мне случилось, быть обязаною кому ниесть другому, которой бы, по причине знатного своего богатства, надеялся получить некую пользу за

Но от сего человека я имею сердце свободное. Однако, я вторично подумала в себе, что Сир Карл есть такой человек, к которому я не должна питать нежных чувствований. Колико буду я иметь соперниц! Такой человек, на коего весь свет взирает с удивлением! Непременный долг, как некогда сказала мне его сестра, обязывает женщин ожидать, что оне будут предупреждены! Сердце Сира Карла должно быть исполнено теми нежными ощущениями, которые переменятся в недре сего человека в сильную и пылающую страсть к первому и единому предмету его обожания. Я ручаюсь жизнию, любезная Люция, естьли говорю не истинную правду: что, между великим множеством женщин, коих брак Сира Карла учинит злощастными, хотяб то было в Конторбери, или в других местах, нет ни единой, коей бы он оказывал более благосклонности нежели к другой.

Мисс Грандиссон пригласила нас, как то Г. и Гжу. Ревс равно и меня в будущую Среду к себе отобедать и мы на оное согласились с превеликим удовольствием. Графиня, как казалось, весьма мною была довольна, хотя к тогдашнем моем колебаний, и показывала весьма печальный вид во все время их у нас пребывания. Я хочу подать тебе в сем письме изображение, о ней о её супруге, поелику решилась описывать тебе всех моих новых знакомцев! Я без сумнения должна тебе оное учинить; но я токмо не знаю в состоянии ли теперь оное предпринят. По истинне, любезная Люция, все случившееся со мною за пять дней, толико меня уничижило, что я действительно почитаю себя лишенною того пламени, которой оживотворял как мое сердце так и перо мое.

Графиня Сира Карла: но она во всех своих чертах, имеет всю приятность и нежность, которые составляют самую любви достойнейшую физиономию; не щитают двумя или тремя годами моложе. Она высокого росту, и величественной осанки, в виде же и чертах Мисс Грандиссон заключается нечто гораздо живейшого - и благороднейшого, нежели в Графининых; но снисхождение и ласковость изьявляющиеся на лице Графини, внушают к ней более доверенности и склонности нежели к сестре её. Первую можно полюбить при первом виде: у другой же напротив того как будто бы должно просить позволения ее любить, и быть в готовности на то склонится как скоро она того пожелает, впрочем же, хотяб она на оное согласилась или нет, но никак не можно чтоб ее не любить. Каждой человек говорит о Милади Л... с толиким же почтением как и любовию. Каждой выхваляет её кротость и благоразумие, Мисс Грандиссон, по своему свойству гораздо вольнее, но не всегда получает то одобрение, которое заслуживает; и будучи довольно засвидетельстованиями своего сердца, она ни мало и не помышляет о мнении другого.

Милорд Л.... хотя не может почестся за красавца, но имеет весьма приятный вид. Милость начертывается на очах его, с таким видом благоразумия и честности, которой заставляет его почитать. Он одарен всем тем что его глаза ни возвещают; услужлив, благоразумен, великодушен; словом истинной благородный человек древняго времени.

Мы обещали рассказать всю повесть о сих двух фамилиях, также о любовных произшествиях Милорда и его супруги, и одолжениях коими они обязаны своему брату, о коем он безпрестанно говорят, и к которому оказывают весьма нежное почтение, изражающееся даже на их взорах. что же надлежит думать о сем брате? Не ужели он имеет тайну, что приобретает себе права к благодарности от всех тех, которые хотя некое имеют к нему отношение? Я с величайшею нетерпеливостию желаю быть на едине с Мисс Грандиссон, и заметить, может быть, из какого ниесть искренняго разговору каким искуством убеждает он каждого человека признават в нем то превосходство, которое большая часть людей обыкновенно с великой ревностию приобрести старакются.

будет сделать, не опасаясь быть для них в тягость. Остальное мое время препровожу я с Г. и Гжею. Ревс, коих я всячески буду стараться избавит совершенно от всех причиненных мною им смущений. С какою нетерпеливостию ожидаю я приближающейся середы, дабы увидеть себя посреди всей фамилии Грандиссонов! ибо они все соберутся вместе. Я имею довольно побудительных причин ожидать с нетерпеливостию сего дня. Впрочем воспоминая о сем лютом Гарграфе, я прихожу в трепет.