Английские письма, или история кавалера Грандисона.
Часть вторая.
Письмо XXXIII.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Ричардсон С., год: 1754
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Английские письма, или история кавалера Грандисона. Часть вторая. Письмо XXXIII. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ПИСЬМО XXXIII.

Генриетта Бирон, к Люции Сельби.

3 марта.

Я еще не успела ободриться от посещения Сира Гарграфа, как увидела приехавших Милади Л.... и Мисс Грандиссон, которые не более, сказали оне мне, одной минуты у нас пробудут; но сия приятная минута продолжалась за два часа. Мисс Грандиссон при первом взгляде приметила перемену на лице моем. Она спрашивала у меня, и у Гжи. Ревс, от чего произошло такое изменение лица, и что оная изьявляет, печаль или удовольствие? Я искренно ей призналась, от кого имела посещение и в благодарность, которую ощущала за вспоможение двоюродной моей сестры, я рассказала ей все между нами произшедшее. Обе сестры слушали нас тем с большим удовольствием, что их брат видя их безпокоющихся обстоятельно уведомил их, что дело уже решено между Сиром Гаргрфом и им, но более не имел он времени с ними изьясниться.

Мне надобно с вами пощитаться, сказала мне взяв меня за руку. Вы меня делаете почти ревнивою. Милади Л.... взяла преимущество надо мною в любви моего брата, но она моя старшая сестра. Пусть кто прежде пришел, тот и берет верьх; я терпелива; но не хочу, чтоб младшая моя сестра вдруг заменила мое место.

Что значат сии слова, подумала я сама в себе? И я покраснела как глупая, наипаче видя, что она устремила свои взоры на мои, как будто бы желала проникнуть во внутренность моего сердца. Колеблемость чувствия, которая ежеминутно возрастала, изьвила во мне такое смущение, как будто бы я почитала её укоризну весьма важною. И так какое же мое состояние, дражайшая Люция?

Шарлотта, сказала Милади Л.... усмехаясь, для чего приводить любезную нашу сестрицу в такое смущение? и оборотясь ко мне сказала: любезная моя, не слушайте её речей; вы со временем ее узнаете.

Разве вы не помолчите? сказала ей Мисс Грандиссон. Будьте уверены что я узнаю её тайну.

Да какую же тайну? спросила я их. О Мисс Грандиссон! какое принимаете вы удовольствие приводить меня в безпокойствие?

Очень хорошо, очень хорошо, отвечала она мне; я со временем изследую все сии движения. Я которое он щедро наградя подателя, поспешил оное отослать к вам, любезная моя Генриетта, не развертывая оного; и в сем-то мы весьма уверены. Естьли мы претерпеваем мучение от его скрытности, то не в состоянии снести оной от вас. И так, пожалуйте, признайтесь искренно: что содержит в себе сие письмо или сия бумага?

Таковое обьявление меня несколько облегчило, я сказала ей чистосердечно, что ето было повествование о всем произшедшем в весьма ужасном свидании, между Сиром Карлом и Сиром Гарграфом. Она не преминула вторично покуситься, укоряя меня с толь же важным голосом, что я лишила их любви их брата, которой возъимел ко мне более доверенности, нежели к ним, а я представляла им в мое оправдание, что таковое обстоятельство касалось единственно до меня: но приход незнакомого человека с запискою, прервал наши разговоры. Етот человек прислан был от Милади Д.... которая свидетельствовала почтение Гже. Ревс и Мисс Бирон, и которая приказала просить позволения сделать им на короткое время посещение, поелику не имея более досугу остаться в Лондоне, она решилась не выезжать не увидевшись с ними,

Не было никакого средства тому воспротивиться. Впрочем я еще находилась в том смятении, в кое ввергнул меня Сир Гарграф. Мисс Грандиссон в ту же минуту проникла причину сего посещения; и я во всем призналась. Но будучи в замешательстве, я ей сказала, что ответ мой уже учинен и что Милади ничего не понимаю, возразила она; и щитая по пальцам имена, Орма, Фенвича, Гревилля, Фулера, Сира Гарграфа и Милорда Д.... ето уже шесть, естьли я не обочлась; и нет ни единого человека из них щастливого! От чего произходит таковое отвращение? Берегись от гордости своего падения.

Скажи мне, любезная Люция, что можно из сего разуметь. Я ласкаюсь, что сестры Сира Карла не почитают меня.... Но может быть она говорила без всякого умысла.

И так вы почитаете меня гордою? возразила я с важным и хладнокровным видом, поелику Г. и Гжа. Ревс сказали мне то после, что они ето заметили. Естьли вы оную имеете! сказала она мне, так, так, ето гордость, или что ниесть хуже.

Я вторично тебя спрашиваю, любезная моя, что хотела при сем сказать сия насмешница.... и что я хотела сказать сама? ибо в сие время слезы покатились из глаз моих, и я чувствовала, что сердце мое весьма было поражено.

Между тем я спросила у двух сестер, знакома ли им Графиня? Милади Л.... отвечала мне, что она ее знает с давняго времени, и учинила мне весьма хорошее изображение о её свойстве, также и о Милорде Д.... в коем я ничего не усмотрела хулы достойного. желала знать, какие бы были мои побудительные причины к отказу такому человеку, каков он. Я ей сказала, что не могу более слышать о мужчинах; что я возымела великое отвращение ко всему их полу, и что обязана сим Сиру Гарграфу, она совершенно ничему тому не верила; и приятные её мысли долгое время занимались тою переменою, которую она усматривала. Её сестра желала ее от того удалить. Скороли вы окончите? сказала она ей; и оборотясь ко мне, ах! любезная Мисс Бирон, вы ничего не получите от сего пустого воображения, хотяб вся её пылкость была к тому употреблена; и естьли вы имеете тайну, то самое лучшее средство есть уведомит ее о том скорее. Не взирая на то, Шарлотта весьма великодушная девица, хотя иногда, так как в сем случае, любопытство её превосходит границы благопристойности.

Еще повторяю, дражайшая Люция, что хотят сказать сии две сестры? Я усматриваю то с удивлением. Не подозревают ли оне меня к кому ниесть в любви? Мне кажется что, будучи столь великодушны, им не долженствовало бы поступать таким образом, когда оне почитают меня свободною, и когда знают что их сумнения должны клониться на их брата. Но сколь их проницание не велико, однако оне не могут в тонкость оное проникнуть. Чего не согласилась бы я лишиться, естьлиб могла узнать, любил ли когда ниесть и кого нибудь Сир Карл?

Прибытие Графини принудило нас переменить наш разговор. Сей госпоже от роду сорок пятой год в физиономии её изьявлялось великое благородство и милость. По оказании нескольких отличных учтивостей о славе, которую она мне приписывала, и о побуждении, которое она имела увериться лично о всем ею обо мне слышанном, она сказала мне несколько слов о Гже. Сельби, и о письме, коего она с нетерпеливостию ожидала, из чего я ясно усмотрела, что моя тетушка совершенно ее не уведомляла о моем ответе. Минуту спустя, она наклонилась к Л.... которая сидела подле ее; и взяв ее за руку, она с несколько минут говорила ей на ухо. Милади Л.... отвечала ей токмо, нет, сударыня. При сем Графиня сказала, что она весьма тому рада. Я нимало не опасаюсь, присовокупила она, по доверенности открыть тайну такой приятельнице, как вы.

Ах! любезная моя, она спрашивала у Милади Л..., я весьма в том уверена, не относится ли имя сестры, как она слышала, когда Мисс Грандиссон меня называла, к какому ниесть намерению её брата; а веселой и ласковой вид, которой потом она на себя приняла говоря с Гжею. Ревс и мною, уверял меня еще более, что после сего изьяснения ей не оставалось никакого сумнения, чтоб я не принадлежала её сыну, без всякого препятствия со стороны Сира Карла. Нет в сем никакой подлости, любезная Люция! сколь бы чрезвычайным удивлением ни была я исполнена к кому нибудь такому, коего я почитаю того достойным, но сии превосходные сестры никогда не увидят меня обьятою безнадежной страстию.

Графиня взяв меня за руку просила на минуту поговорить с ней на едине, и мы подошли к окну. Она говорила мне весьма пространно о письме, что она ни мало не сумневается чтоб Гжа. не сообщила мне оного; и не дав мне времени отвечать, она начала говорить с чрезвычайною благосклонностию о всех предполагаемых ею во мне качествах, коих подтвержение она усматривала в моих речах и моем виде. Я всячески усиливалась изъясниться на её представления; но предаваясь всегда её предупреждениям, и принимая некоторые учтивые обороты, в коих она меня всегда содержала, по причине замешательства такой молодой особы, которая не осмеливается признаться в том, чего наиболее желает, она держа меня за руку подвела к собранию, повторяя мне, что она довольно насмотрелась, и что полагается на ответ, коего ожидает от моей тетушки.

Без сумнения благосклонный её вид, благородные и ласковые её обхождения, пылкое и естественное изражение её чувствований в столь кратком разговоре, чрезвычайную внушили во мне к ней склонность. Колико бы я была щастлива, подумала я сама в себе, естьлиб могла иметь такую мать, не учинясь женою её сына. Но должна ли я отказаться с ним видется, естьли требуют от меня свидания? наипаче когда Милади, как кажется, желала уверить Графиню, что другой не имеет нималейшого намерения.... По истинне, я не желаю, чтоб сей другой.... по крайней мере, естьли.... я действительно не знаю, любезная моя Люция, что я хотела присовокупить; но я покорно тебя прошу совершенно уверить тех, кои принимают в моем жребии участие, что они никогда не увидят меня обьятою безнадежною страстию. Нет, клянусь моею честию, нет. Они могут быть в том удостоверены.

Но позволь мне предложить тебе вопрос, любезная Люция, вопрос детской, я его таким почитаю и тебе, которая имела плененное сердце, так как ты мне сама в том призналась, но от сего плена щастливо освобожденное. Я сама себя с некоторого времени примечаю привыкшею употреблять известные слова, как на пример, другой, некто, он, тот, вместо того, чтоб прямо писать, как я то делала, Сир Карл, или Кавалер Грандиссон, которые слова гораздо прнличнее, хотя по истинне я говорю с разсуждением для такого человека, которой заслуживает укажение от всего света. Чтож я хотела тебе обьявить? Не знак ли ето?.... Ах, Люция! ты угрожала меня проникнут в мои мысля, и не говорила ли я тебе, что сама открывать буду тебе оные? Я была чистосердечна, ты можешь без труда тому поверить, видя что столь легкомысленные признаки не могут произойти от меня. Но естьли ты почтешь их несколько излишними; то не подвергай меня опасности, любезная моя, умолчи о них перед любезным мне семейством; они изьявят слабость в глазах одних; они приобретут снисхождение от других, поелику усмотрят в том чистосердечие. Меня конечно почли бы виновною, естьлиб я к тебе писала особенно, но я ничего не имею в сердце такого, чегоб не готова была.... я хотела сказать, в чем бы мне было стыдно признаться; но я иногда думаю, что весьма мало заслуживаю стыда из всего того, что к тебе ни пишу. Ах! любезная Люция, не говори мне, чтоб она была справедлива.

Сира Карла, о коем Милади Д.... знала токмо по слуху, и которого дружбы страстно желала, без всякого соучастия, сказала она, поелику не имеет дочери. Потом воспоминая по видимому о некоторых словах, коими я усиливалась изьяснить ей истинные мои разположения, она мне сказала на ухо, взирая на то, я надеюсь, любезная моя, что вы не воспротивитесь моим желаниям. Вы мне не отвечаете. Знаете ли вы, что матери не любят неизвестностей? Вам неизвестна моя нетерпеливость, я ей отвечала, что мне весьма многого стоило, дабы удалиться от такого предложения, которое могло бы меня с нею соединить гораздо теснее. Как! любезная моя, возразила она, разве качество дочери внушает в нас таковую скрытность? Я уверена, что вы неспособны к таким притворствам. Разсудите, что мы дело имеем между женщинами, и между дочерью с матерью. Вы конечно презираете тщетные такие обряды.

По том она вдруг обратилась к собранию. Нет ничего теперь для меня сумнительного. Не знает ли кто из вас, не занято ли кем ниесть, сердце Мисс Бирон? Позвольте мне отнестись к вам, Мисс Грандиссон. Молодые особы обыкновенно между собою открываются. Не знаете ли вы какого ниесть человека, в пользу коегоб Мисс Бирон была предупреждена? Тетка её Сельби писала ко мне, что она совершенно ничего не знает о её склонности.

Мисс Грандиссон отвечала, что часто молодые особы и сами ничего не знают о разположениях своего сердца. Она обратясь ко мне сказала: говори, любезная моя сестрица Генриетта, отвечай за самое себя.

Не жестоко ли ето, любезная ЛюцияГрафини.... и могу сказать, что такая презрительная злость сего Гарграфа.... По истинне, после претерпенного мною от него жестокого поступка, я уже не познаю более саму себя.

Наконец сказала я, будьте уверены, сударыня, что моя тетушка вам не обьявила истинны. Весьма было бы не благоразумно сказать, что я отрекаюсь от брака, поелику я всегда сохраняла глубокое почтение к сему состоянию: но со мною нечаянно случились такия прискорбия, кои возбудили во мне отвращение ко всем мужчинам.

Ко всем мужчинам! возразила Графиня. Я познаю токмо в слабых душах множество таких склонностей, кои совершенно неприличны вашей душе. В маловремянном моем пребывании в Лондоне, мне случилось слышать, что вы имеете причину жаловаться на Сира Гарграфа Поллексфена; ибо я чувствовала великое удовольствие разговаривать о вас: но я ничего инного не усматривала в сем малом нещастии, кроме подтверждения вашего достоинства. Что должно, подумать о такой женщине, которая возъимела отвращение ко всему мужскому полу, за одного человека?

Наконец Графиня, будучи побуждаема приготовлениями к своему отъезду, разпрощалась с нами в шесть часов, повторяя мне, что она полагается в том на ответ Гжи. Сельби, которая отдаст ей справедливой отчет о моих чувствованиях, и что, обещаясь возвратиться в Лондон для препровождения остального зимняго времяни, она приложит все свои старания к тому, чего более всего в свете желает.

Мисс Грандиссон весьма чувствительно укоряла меня в молчании, касательно писем моея тетки. Я чрезвычайно была терзаема теми прискорбиями, кои не оставляли мне ни единой минуты покоя, и между коими я почитала за новое смущение, безпокоящие меня предложения

Меня не менее упрекали и в том своенравии, которое учинило меня нечувствительною ко всем её предложениям. Между тем Милади Л.... сказала, теперь, когда Мисс Бирон виделась с Графинею Д.... и когда она начинает; продолжала Мисс Грандиссон язвительно, забывать жестокие поступки Сира Гарграфа; то может переменить прежнее свое разположение.

Скажи, Люция, скажите, любезная моя тетушка, не имели ли вы при сем обо мне сострадания? Я вам признаюсь, что сия злость весьма показалась мне жестокою. Мысли мои, отвечала я благосклонно, исполнены были насилием Сира Гарграфа, и опасностию пагубных следствий, могущих воспоследовать за тем великодушным покровительством, которое я почитала. Некоторые честные люди меня весьма уже утомили неотступными своими требованиями, так на пример: Г. Орм и Г. Ролланд Мередит, также Г. Гревилль и Г. , о коих я не весьма хорошее имею мнение. Колико бы я желала иметь хотя несколько свободного времени к отдохновению, и к собранию разсеянных моих мыслей; тогда усмотрела бы я себя в состоянии представлять новые предложения самой себе, моим друзьям, и чрез особу весьма отличного достоинства. Вы не должны удивляться, сударыня, что мне не весьма легко подать вам вдруг причины моего отказа, хотя оный действительно произсходит от искренности моего сердца.

Оне ясно приметили что их шутки приводили меня в великую печаль. Доброе их свойство обращено было к другим предметам, и когда прощались со мною с обыкновенными своими ласками, то, казалось, ощущали великое удовольствие от своею посещений.

Разсуждая о всем случившемся со мною, мне кажется, любезные мои друзья, что уже время изьяснить вам гораздо обстоятельнее мое положение, дабы вы были в состоянии вспомоществовать мне своими наставлениями и советами; ибо уверяю вас, что я нахожусь как бы в некоей пустыне. Пожалуй, любезная Люция, уведомь меня.... но сие не может произсходить от любви! Я весьма в том уверена. Сие также не произсходит от зависти; хотя будучи чрезвычайно обязана, я еще ощущаю ту власть, которую берут надо мною сии две любвидостойные сестры, ах! нет! зависть весьма подлая страсть, которая никогда не будет существовать в моем сердце, естьлиж ето гордость? то гордость есть такой порок, которой производит обыкновенно какое ниесть поражение, а вы совершенно почитаете меня гордою, или надменною, по крайней мере по своей дружбе; но я думаю что сию гордость, или надменность, должна составлять часть моея благодарности.

Я чрезвычайно бы желала быть с тобою, дражайшая моя Люция! Я предложила бы тебе великое множество вопросов. Колеблющееся мое сердце успокоилось бы в твоих недрах. Оно получило бы орудия из ответов твоих, против излишней чувствительности. Но к стати мне пришло на мысль, как я от тебя при некотором случае слыхала, что ты находишь облегчение в воздыхании? Ето по истинне весьма важной вопрос, любезная моя. Не говорила ли ты мне, что вздохи бывают сопровождаемы некоторою приятностию, хотя они непроизвольны, и что ты рада была ссориться сама с собою, не зная тому причины? И я прошу тебя сказать, не чувствовала ли ты тогда болезни в желудке, когда приходила в такое замешательство, коего не могла описать, говорить ты? Не была ли ты тогда униженна, покорна, требующа сожаления от всех, и в готовности подавать свое собственное? Не читала ли ты со вниманием печальные истории, наипаче о молодых женщинах впадших в нещастия и затруднения? Твое сострадание о другом, не было ли для тебя чувствительнее? Твое внимание не уменшалось ли тогда к самой себе? Но неизвестность не казалась ли тебе самою жесточайшею из всех мучений? Я воспоминаю, дражайшая моя, что ты иногда была без пищи и пития; но и чрез то здравие твое не уменшалось. Любовь может быть есть для любовников то, что была Небесная манна для Израильтян, но они могут также жаловаться как и те, и роптать имея оной иного. Сон твой, пришло мне также на мысль, был прерываем. Страшные сновидения приводили тебя в смятение. То были горы и пропасти, в кои ты безпрестанно повергалась; бури и наводнения, кои тебя увлекали; глубокия воды в кои ты погружалась; пламя, воры и прочия подобные сим мечтания.

что все мною здесь сказанное, и что ты уже испытала, должно произсходить от опасности и ужаса, в кои привели меня насилия Сира Гарграфа Поллексфена. Коликократно представлялось мне в сновидениях все мною от него претерпенное! Иногда со слезами изспрашиваю я от него сожаления, но получаю токмо укоризны и угрозы. Иногда, кажется мне, что он зажимает своим платком рот мой. Иногда страшной его священник, естьли токмо ето был оный, читает брачные молитвы, и я противлюсь таинству такового брака. Иногда, кажется мне, я вырываюсь; он меня преследует; я слышу топот его по следам моим, безполезно усиливаясь призвать кого либо себе на помощь. Но когда сновидение мое обращается в приятную мне сторону, то усматриваю я моего избавителя. Иногда вижу я его в виде сильного языческого Бога; [ибо мои сновидения совершенно бывают раманически,] а себя, как девицу повергнутую жребием в бездну нещастий. Вдруг белой Палефруа (*); появляется и когда ристалище начинается, то вижу моего героя единою своею десницею побивающого Львов и Тигров, разсекающого Гигантов, и целые армии разгоняющого.

(*) В старину назывались так лошади, на которых госпожи верьхом езжали, прежде введения колясок.

Сира Гарграфа варварству? Мне кажется, что единое намерение, которое я могу предпринять, состоит в тон, чтоб просить у моей тетушки советов, оставить Лондон, любезная моя; и тогда уже я буду в состоянии разсмотреть, более ли овладела моим сердцем страсть нежели благодарность, так как все мои ближние в том меня подозревают, и как я признаюсь, что и сама начинаю того страшиться. Я уверена токмо в том, что мои способности ослабели. Мисс Грандиссон сказала мне что в Колнеброке колебание ума моего, доходило даже до забвения, и что призванной ими врач страшился дабы я не лишилась разума. Естьлиб я

Прощай, дражайшая Люция. Какое я письмо тебе написала! последних строк довольно будет для изьявления тебе, колико мое сердце и чувство ослаблены.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница