Английские письма, или история кавалера Грандисона.
Часть третья.
Письмо XXXIX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Английские письма, или история кавалера Грандисона. Часть третья. Письмо XXXIX. (старая орфография)

ПИСЬМО XXXIX.

Генриетта Бирон, к Люции Сельби.

Уже не безъизвестно тебе, любезная моя, колико важных дел зависят от поведения и решения молодого Кавалера. В то время Милорд Л.... находился в Шотландии, где выдал он за муж двух из трех своих сестер, дабы разпределить точнее свое имение и зависеть менее или от правосудия, или от великодушия Сира Томаса Грандиссона. Мисс Шарлотта совершенно зависела от дружбы своего брата. Нещастная Олдгам претерпела уже печальные опыты от перемены своего счастия и нимало не сумневалась, чтоб обе сестры, имея только чрезвычайный предмет отвращения, не возбудили против нее такого брата, коего имение она способствовала расточат их родителю великими расходами. Оба управителя трепетали от возвращения нового их господина, сумневаясь чтоб он согласился подписать те неправильные щеты, которых безпрестанное безпамятство его родителя не позволило ему укрепит собственноручно. Мисс Орбан, её мать и обе её тетки, хотя лишились главнейшей своей надежды, но имели некия требования, в коих им не возможно было настоять не нанеся на себя поношения. Милорд В.... дядя по матери Сиру Карлу, действительно не желал иметь ни какого дела с сыном сестры своея, но не имея ближайшого кроме его наследника, он не мог избежать тех сообщений, коих опасность заразила уже его желания. Он жил в великом несогласии с его родителем, и сия-та старая зараза простиралась даже до сына. Он управляем был по смерти своея супруги такою любовницею, которая не была равной породы, и не имела благоразумия, ни воспитания такого как Гжа. Олдгам; Сиром Томасом, равномерно требовал некоего разсуждения, дабы быть или возобновлену, или совершенно прервану. В таком-то положении находились дела сей фамилии в то время, когда Сир Карл получил от своих сестер то печальное известие.

Он ничего им на то не отвечал; но в ту же минуту отправившись в Кале, продолжал путь свой с толикою поспешностию, что чрез два дни по смерти своего родителя прибыл в Лондон. Его сестры, не получивши от него никакого известия заключали, что он столь же скоро прибудет как и письмо, и с часу на час его ожидали. Представ себе, любезная моя, коликое должно было произойти в сердце их колебание при появлении такого брата, с которым оне около осьми или девяти лет не видались, от коего зависело их благополучие, коему родитель представлял их виновными, и которой сам по себе непоколебимо пребыл верным ко всему тому, к чему токмо долг его обязывал.

В ту минуту когда он приближался в почтовой своей коляске, то вдруг все двери разстворились. Он из оной выходит, вступает в дом, и обе его сестры бегут к нему на встречу. Его благородный вид, коего обстоятельства учинили важнейшим и величественнейшим, толико же поразил их почтением, колико нежностию и удивлением, О дражайшеий мой братец! вскричала Мисс Каролина, приближаясь к нему с разпростертыми руками. Но вдруг остановилась, как будто бы была обьята страхом; могу ли я сказать, мой братец? присовокупила она; и в таком смущении едва не лишилась чувств. Он поспешил облобызать ее поддерживая ее в своих обьятиях. Мисс Шарлотта, толико же будучи поражена действием сестры своея, как и присудствием своего брата, поспешно возвратилась в ту же горницу, и едва имела силу броситься на креслы. Сир Карл следовал за нею, держа в своих обьятиях Мисс Каролину и уверяя ее нежнейшими изречениями в любви своей. Пылающие его взоры, приближась к Шарлотте и распростертая его к ней рука, когда уверял он ее в любьви своей, вскоре возъимели силу привести ее в чувство. Она встает, и бросается в его объятия: а Сир Карл прижимая обеих своих сестер к груди своей, говорит им: примите вашего брата, вашего друга; положитесь на его нежнейшую и постояннейшую любовь.

Оне мне сказали, что сии слова и голос, коим он их произнес имели действие подобное целительному балсаму для успокоения их сердца. Когда они сели; то Сир Карл, взираю я на сестер моих! Душевные качества должны соответствовать сему виду. Колико буду я иметь удовольствия гордиться моими сестрами! Любезная Шарлотта, сказала тогда Мисс Каролина, взяв за другую руку сестру свою, не усматриваешь ли ты во всех чертах моего брата все то, что нам говорили о его добросердечии? Чегож я устрашилась? Я признаюсь, отвечала Шарлотта, что равномерно лишилась чувств. Я не могу сказать, от чего. Но мы трепетали.... так, мы трепетали.... О любезный братец! мы никогда не имели намерения отступить от долгу. При сем оне обе проливали источники слез.

Любите вашего брата, сказал он им; любите меня обе; так как и я употреблю все мои силы дабы заслужит любовь вашу. Дети, произшедшия со мною от одной матери, не должны удаляться от своего долгу. Конечно ошибкою или недоразумением; каждый из нас не имеет ли своих веселых и печальных дней? Предадим забвению все.... Он не мог окончить. Он сильно жал их руки и вставши подошел к окну, вынимая свой платок. Какие же мысли произвели в нем сие движение! Сие конечно произошло от нещастного поведения его родителя, и предстоящий образ его смерти. Весьма не удивительно, что толико почтительный сын проливал в сию минуту слезы от премногих печальных размышлений. Потом возвратясь к своим сестрам, просил у них позволения выдти на несколько минут. родитель, сказал он им обратя лице свое назад, требует сей дани. Он взглянул, нежным оком на изображения своего родителя и своей родительницы, которые тогда попались его глазам; и не присовокупя ни единого слова, оставил обеих своих сестер с оказанием глубочайшого почтения.

По прошествии получаса, он паки появился в другом платье, и поздравляя их с видом исполненым нежностию, совершенно изгнал всякое опасение из сердец их; он паки востановил их благополучие братскою доверенностию и союзом. В сие время вошел Г. Еверард Грандиссон. Мне кажется я уже объявила в некотором письме, что принимая иногда подобный своему поведению голос, он обещался довольно посмеятся над важным характером, приписуемым двоюродному его брату, и что также хвалился вовлечь его в Лондонския утехи и составить из него человека имеющого вкус. Но он в толикое приведен был удивление видом достоинства, разпространяющимся во всей его особе и при том толико был пленен приятностию и уклонностию его поступок, что не мог потом удержатся, чтоб не сказать обеим сестрам: колико удивления достоин брат ваш! Какого удовольствия лишился мой дядюшка!

Он разговаривал с Сиром Карлом Олгдам, поставляя себе за торжество тот поступок, которой с нею учинил. И воспоминая о всем том, чем токмо мог ее укорят в том состоянии, в коем она препровождала жизнь свою, не преминул упомянут и о том сопротивлении, кое она оказывала, чтоб остаться в замке до последняго издыхания Сира Томаса, и о подозрении, по которому она требовала чтоб и её печать приложена была ко всем местам вместе с фамильною. Сир Карл слушал сие повествование, не изъявляя ни одобрения ни осуждения. Он спросил, нашли ли завещание? Г. Еверард Грандиссон отвечал, что искали оного везде, но не могли сыскать. Теперь я помышляю токмо о том, сказал тогда Сир Карл, дабы погребсти почтительнейшие остатки с прахом моея матери. Мой родитель, я то знаю, всегда имел сие намерение. Я прикажу сделать, в память двух упокоившихся, гробницу не столь пышную, сколь приличную, с благопристойною надписью, содержащею в себе более наставления для живущих, нежели похвалы для мертвых. Погребение будет благопристойно, но без всякой пышности; а что наиболее будет употреблено величественнейшого, послужит тайно к вспомоществованию бедным никакого пропитания не имеющим, или неимущественным откупщикам моего родителя, которые отягчены многочисленным семейством, и кои честным образом трудятся и употребляют свое искуство для своего пропитания. Таковые чувствования показались весьма странными Г. Евераду Грандиссону. Он напомнил Сиру Карлу о той склонности, которую его родитель всегда имел к пышности. Но обе сестры видели истинное благородство во мнениях своего брата, и поставили себе за честь восхвалит оное. Церемония учинена была с толикою же благопристойностию, как и благочестием.

Исполнивши сей первый долг в замке Грандиссон, где погребены были все их предки, отправился с своими сестрами в Лондон, дабы при их присудствии разпечатать все места в доме, находящемся в Сент-Жамес-Скваре. Он не нашел там ничего важного, кроме уборов и великого множества бумаг, кои он привел в короткое время в совершенной порядок, и прожил там весьма малое время. Оттуда они отправились в свое поместье в Ессекс. Сир Карл сказал своим сестрам, что непременно должно уведомит Гжу. Олдгам, живущую в ближнем постоялом дворе, что её присудствие нужно для отнятия печатей; поелику и её печать при том находилась. Обе девицы просили своего брата не пущат ее к ним на глаза. Он на то согласился, говоря им: что он чрезвычайно бы желал и сам от того избавиться; но что всякой долг надлежит исполнить. Сия женщина была позвана, и подходила к замку с трепетом.

Я надеюсь, любезная моя Люция, что то повествование, к коему я приближаюсь, весьма тебе понравится. Я слушала все сии обстоятельства гораздо с величайшим вниманием, нежели прежде, а особливо по тому что они произходили из уст Мисс Шарлотты Грандиссон, коей все сие напоминала сестра её. Ты знаешь, что я люблю таковые трогательные явления, в коих словесные и телесные представления составляют пленительную и естественную картину.

Сир Карл, не ожидая столь скорого прибытия Гжи. Олдгам, находился в конюшнях с своим конюхом, разсматривая лошадей отца своего, коих было нарочитое число, они были при том и самые лучшия во всем Королевстве. Ошибкою служителя сия бедная женщина приведена была в тот покой, в коем находились обе сестры. За чем ето? сказала Мисс Каролина человеку, мы не имеем причины с нею видеться. Простите моему неведению, отвечала Гжа. униженно; и оказывая глубочайшее почтение, хотела удалиться. Но она остановилась по словам Мисс Шарлотты, которая ей сказала: мой братец приказал вас позвать. Верьте, сударыня, что мы в том не имеем никакого участия. Мой братец сказал, что вам надлежит быть при отобрании печатей; поелику вам за благоразсудилось приложит также и свою. Ваше присудствие не более будет ему приятно, как и нам. Однако приготовтесь с ним видеться. Вы кажетесь не в состоянии его видеть. Я тому не удивляюсь.

Я тебе несколько раз говорила, Люция, что Мисс Шарлотта весьма себя укоряет в своей вспыльчивости, и что почитает себя обязанною от примера своего брата, многими полезными переменами, которые она усматривает в горячем своем нраве.

В состоянии? отвечала бедная женщина; увы? весьма мало, по истинне; но еще гораздо менее, нежели вы вообразит можете. Позвольте мне, милостивая государыня, поручит себя в ваше великодушие, не опасаюсь сказать, и в ваше сожаление. Я прошу у вас великодушия и сожаления. По истинне, мой жребий достоин сожаления.

Вы заслуживаете, чтоб он был таков, сказала ей Мисс Шарлотта.

Я уверена, сказала ей Мисс Каролина, что величайшия нещастия претерпели вы сами. Она мне призналась, что в то время её мысли и сердце заняты были её любовником. Естьлиб я могла удалиться отсюда не видевшись с Сиром Карлом, то почла бы оное себе за величайшую от него милость. Я не в состоянии на него воззреть. Я с охотою отрекаюсь быть при отобрании печатей. На ваше, сударыни, равно как и на его сожаление я возлагаю всю мою надежду.

Жестокия девицы, не могу ли я их так назвать, любезная Люция? Так, по истинне. Оне ее не пригласили даже и сесть, хотя ясно видели чрезвычайное её терзание и кротость, когда она стояла в дверях пред ними, в какое унижение повергает совесть душу виновную, когда её раскаяния препровождаемы бывают толиким нещастием? Но добродетель не должна ли укротиться, видя грешника раскаявающагося, и как словами так и положением своим показующого, что рука Божия на нем отяготела? Может быть тем, которые страждут бывает и.... Посмотрим, конечно мне надлежит испытать, от искренняго ли сердца простила я Сиру Гарграфу Поллексфену. Я

И так вы надели траур, сударыня? Возможно ли, чтоб Мисс Каролина учинила ей такой вопрос, и которая присовокупила: да еще и печальнейший траур, конечно ваши титулы видны и в жилище вашем? Я тебе сказала, любезная моя, что многие называли Гжу. Олдгам именем Милади Грандиссон и что знатная её порода, воспитание, благоразумие, хотя весьма слабые для подкрепления её добродетели против необходимости и искушения, заставляли ее стремиться к сему названию.

Она отвечала с кротостию: мой траур есть истинный, сударыни; но я вас уверяю, что я не носила никогда такого названия, на кое я совершенно и не помышляла доставить себе права. И так публика, возразила Мисс Шарлотта, делает вам великую несправедливость. Тогда погруженная в печаль Олдгам отдала обеим сестрам ключи от гардероба, от кладовой и погребов, коих никто и не помышлялъ от ней требовать, когда она удалилась из замка, и еще просила у них прощения, что предстала пред них не будучи ожидаема. Оне приказали взят ключи одной из своих женщин. Я слышу, что мой братец идет, сказала Каролина. И так, вы узнаете, сударыня, присовокупила Шарлотта, чего должны ожидать с его стороны. Бедная женщина бледнела и трепетала. Какиеж волнения происходили в её сердце.

Сир Карл Олдгам стояла у дверей. Он засвидетельствовал ей свое почтение весьма ласково. Я надеюсь, сказал он ей, что имею честь свидетельствовать мое почтение Гже. Олдгам. Прошу покорно сесть, сударыня. Я приказал нас позвать для того, дабы вы изволили быть при отобрании печатей. Пожалуйте сядьте, сударыня. Он взял ее за руку и повел к креслам, он сел между ею и своими сестрами. Оне признаются, что таковая учтивость привела их в великое удивление. Сии дорогия особы запамятовали в то время, что справедливость и милосердие должны быть нераздельны в душе добродетельной.

Ободритесь, сударыня, повторил великодушный их брат, приметя жалостным оком замешательство Гжи. Олдгам. Он вдруг обратился к своим сестрам, дабы дать ей время придти в самое себя. Она проливая источники слез почувствовала некое облегчение и всячески усиливалась удержат вздохи, которые не допускали ее изъясняться. Но поелику сие внутренное волнение привлекло на себя взоры обеих сестер; то он встал, и под видом, будто хочет их спросить о картине, находящейся на другой стороны покоя, он отвел их туда обеих. По том возвратясь к ней придвинул её креслы весьма близко к своим, он паки ее взял за руку: мне не безъизвестна, сказал он ей, печальная ваша повесть. Ободритесь, сударыня. Он дал ей на несколько минут покою, дабы она могла придти в чувство; потом продолжал речь свою: вы видите во мне, сударыня, присовокупил он, друга желающого возблагодарит вас за все хорошия услуги вами нам оказанные и равно прикрыт все предметы вашего сожаления.

Она не в состоянии была перенести толикой милости, и в первом своем движении хотела повергнуться к его стопам; но он от того ее удержал. Ваше нещастие произходить от того, сказал он ей, что вы мало сами о себе старались. Впрочем я знал, что любовь имела в том великое участие, и что вы достойны были той, которую к вам оказывали. Конечно разстроенное ваше щастие повергло вас в нашу фамилию. Вы весьма хорошо управляли сим поместьем во время вашего в нем пребывания; я имею в том доказательство той руки, коея свидетельство всякой человек почитать здесь должен.

Весьма вероятно, что Сир Томас в своих письмах представлял Гжу. Олдгам своему сыну, как такую тщательную женщину, которой он вверил попечение сих дел, и по сей-то единственно причине столько почтительный сын желал ее видеть. Она сказала несколько слов о тех попечениях, кои употребила..... и что бы она желала сделать..... естьлиб.... Он прервал речь её: не станем о том более говорить, сударыня. Г. , которой имеет весьма хорошее свойство, но несколько вспыльчив, сказал мне, что он оказал вам некую жестокость. Он также признался, что вы снесли оную терпеливо; терпение есть такая добродетель, которая не когда одна не шествует. Я не думаю, так как он, чтоб вы имели худое намерение, принимая участие в запечатании вещей. Он обманывается; вы должны были то учинить; и я весьма тому верю, что столь благоразумная женщина, как вы, не могла забыть своего долгу в надлежащее время. А дабы благоразумно судить о поступке другого, то должно войти в его состояние и поставить себя как будто бы на его месте.

О братец! вскричали в то самое время обе сестры, исполнены будучи замешательством и удивлением. Он просил их дать ему на минуту покою. Все мы, сколько бы нас ни было, присовокупил он, не должны ли иметь некоего снисхождения? Она признается теперь, что не знает, имели ли обвинения их родителя какое нибудь участие в сем мнении; а оне весьма тем были поражены. Впрочем, по чему же оне могли на то досадовать, когда ясно видели толико терпеливости и кротости в брате, имеющем гораздо более участия в сем действии, нежели оне? Но поелику обеденное время еще не пришло, то он попросил в сие время шоколаду: и обратясь к Гже. Олдгам, сказал ей весьма ласково, что она конечно знает, где лежат все такие припасы Она отвечала, что отдала уже ключи. Мисс Каролина подала их своему брату, которой приказал горнишной исполнит оное, прося Гжу. Олдгам, чтоб она по своей милости ей то показала.

Обе сестры легко могли уразуметь, что сие учинено было под тем видом, дабы подать на сколько минут отдохновения сей нещастной женщине и дабы улучить время обьявить им, как он намерен с нею поступить. Как скоро она вышла, то он говорил им: позвольте мне вас просить, любезные мои сестрицы, судит о мне несколько благосклоннее в сем случае. Я ни малого не имею намерения вас огорчить, но, действительно, мы должны разполагать наши поступки по достоинству сей бедной женщины. Память нашего родителя принимает в том участие. Должен ли он был отдавать нам отчет в своих деяниях? Равномерно должна ли она отдавать нам в своих? Они оба ни от кого не зависели. Конечно нам надлежит платить справедливостию Гже. Олдгам за её права, великодушием, для собственной нашей чести, и благодеянием ради такого родителя, которому вы обязаны жизнию, и всем тем, что почитаем отличными выгодами по мнению людей. Г. Грандиссон обвиняет ее в том, что она жила весьма пышно. То она ли тому причиною? А мы, естьли не забудем, кому обязаны нашею жизнию, можем ли обвинять в том кого ниесть? Безпредельная склонность нашего родителя к великолепию весьма известна. Он любил сей дом до чрезвычайности. Благородные его склонности по всюду за ним следовали. У меня есть несколько его писем, в коих он весьма похваляет домостройство Гжи. Олдгам. Не имел ли он власти разполагать своим имением, как ему было угодно? Олдгам составляет единый предмет, на которой должны мы обратит все наше внимание, и мы находим оное в её пользу. Естьли родитель мой не весьма много оказывал милости к дочерям своим, то оне должны радоваться, что заслужили от него то, что было бы гораздо благополучнее естьлиб оне оное получили; а как всякому известно, что родители имеют полную власть над детьми своими, то весьма для них похвально, что оной покорялись. Он мог бы дать Гже. Олдгам такую титлу, котораяб составила для нас долг почитать ее. Сестры мои от природы получили благородную душу. Оне суть дочери самой великодушнейшей и снисходительнейшей из всех матерей. Г. Грандиссон весьма далеко простирал свою жестокость; ибо я уверен, что оная не от вас произошла, но он конечно не имел другого намерения, выключая того, дабы нам услужишь; с другой стороны, не можно избежать чтоб не видеться с сею нещастною женщиной; я хотел разсмотреть её поведение прежде, нежели представлю ее на вашу милость. Не довольно ли уже она унижена? Я сожалею о ней от искренняго сердца. Она любила моего родителя. Я не сумневаюсь, чтоб она в тайне не проливала слез о нем; хотя не смеет в том признаться, ни уважить любовь свою. Разве мы не можем почитать ее единственно за такую смотрительницу, которой он препоручал сие поместье? Весьма достойно нас заставить публику думать, что мы не иначе ее щитаем как под сим званием. Чтож касается до чувствительных доказательств нещастные невинности! колико я сожалею, что то, которое составляет утехи других матерей, не могло здесь быть иначе, как предметом стыда: но будем остерегаться разглашать те погрешности, кои заключают в себе сих двух виновных. Чтож должен я сказать более? Мне весьма было бы прискорбно, говорит более; а может быть я сказал уже с лишком много. Таковые обстоятельства не позволяют мне придать к ним всей силы. Любезнейшия мои сестрицы, я прошу вас из милости отдать на мое попечение сие дело. Я нимало не думаю, чтоб мог требовать того так как права! Я презирал бы самого себя, естьлиб способен был излиять жестокость на кого нибудь из тех, коего бы кончина моего родителя подвергла в мою власть: но вы до чрезвычайности меня обяжете тем снисхождением, коего я у вас прошу из милости.

Оне отвечали на оное токмо пролитием слезъ. Толико трогательные представления смягчили их до такой степени, что оне не в состоянии были произнести ни единого слова. Не взирая на то, возвращение Гжи. Олдгам, которая сама принесла им шоколаду, подало случай к новым строгим поступкам. Оне принимали оной с некиим движением плечь, и без всякой учтивости; в то вреия Сир Карл, будучи опечален таковою жестокостию, поторопился взят сам чашку, которую поднес Гже. Олдгам за нами следовать.

Обе девицы вставши пошли на ним. Ты легко судить можешь, что проходя мимо бедной Олдгам, оне оказали ей глубочайшее почтение. Я представляю себе, что будто бы их вижу шествующих, поднявши голову, столь же величественно, как наши Герцогини в торжественном ходу в ден Коронования Государя. Мисс Грандиссон не преминула сказать, что она усматривает великое излишество в учтивостях своего брата. Идучи с своею сестрою, которую она держала под руку, она не могла удержаться, чтоб не сказать ей: что учтивость весьма прекрасное свойство; но Мисс Каролина отвечала, что она ничего в том не понимает. Оне совершенно не думали, чтоб их брат мог то слышать; но идучи не далеко перед ними, он слышал их речи, а как Гжа. Олдгам была еще от них далеко, то он оборотясь к ним, сказал тихим голосом: не делайте ничего надмеру малого, любезные сестрицы, а я обещаюсь вам ничего не делать надмеру многого. Она женщина знатного роду. Она весьма много чувствует свое нещастие. Воспомните, что она ни мало от вас не зависит, и никогда не зависела. Обе любезные сестрицы покраснели и взирали друг на друга с некиим смущением. Я нимало не намерен вас огорчать, присовокупил он, самым нежным голосом; но позвольте мне, когда еще есть время, напомнить вам, что вы имеете теперь случай показать достойные вас чувствования.

Когда достигли до двери той горницы, где скончался Сир Томас, и где он имел обыкновенное свое пребывание, то Гжа. Олдгам вдруг побледнела, и просила позволения не входить в оную. Она весьма горько плакала. Я ласкаюсь, Г. мой, сказала она Сиру Карлу, что вы увидите там все в добром порядке; нет ничего такого, за чтоб я не готова была отвечать: но позвольте мне ожидать вас в ближней горнице: он на то согласился. Нещастная женщина! сказал он своим сестрам. Сколь сожаления достойно её состояние, что не может обьявит пред нами той нежности, которая составляет славу её пола, и всего рода человеческого!

В кабинете, находящемся в спальне, он нашел весьма прекрасной ящик, с следующею надписью руки Сира Томаса: драгоценные каменья моея супруги. Мисс Каролина отвечала: что их родитель многократно им о том говорил, но не любя видеть их весьма украшенными, всегда отлагал сие до времени их браков. Возмите то, что вам принадлежит, сказал им Сир Карл, отдавая ящик им в руки: я не вижу никакой необходимости быть при разсматривании оных. Я уверен, что между двумя сестрами толико нежно любящимися, не может произойти ни какого спору. По тяжести ящика, я надеюсь, что вы найдете в нем и другое что, опричь алмазов.

Между тем, как он стал перебирать великое множество бумаг, девицы равномерно удалясь от него, разсматривали драгоценные каменья. С алмазами их матери, лежавшими в весьма драгоценном футляре, оне нашли три кошелька, из коих в одном находилось пят сот гвиней, с сею надписью: деньги сбереженные с моей младости; и сто двадсять других золотых монет завернутых в двух бумашках, над коими были надписаны имена двух теток, от которых Милади Грандиссон получила сей подарок. Во втором кошельке находилось четыре ста гвиней, состоящих из разных золотых монет, которые получила она от щедрости своей матери. На третьем была весьма длинная надпись, которая назначала оный её сыну. с весьма нежною похвалою о великих его качествах, и желания к утверждению тех надежд, кои он подавал в младых своих летах. Обе сестры тотчас принесли сей кошелек к своему брату. Он его, взял прочитал надпись, отворотясь лицем назад: Превосходная мать! сказал он им, прочитавши оную. Она и по смерти еще говорит. Да усовершит небо желания её нежности! По том развязав кошелек нашел в нем пят больших медалей сделанных на ден возшествия на престол различных Государей, три алмазные кольца, богатую золотую табакерку; и что драгоценнее всего для него было, лицеизображение его матери, сделанное из золота и осыпанное алмазами. Подобие оного было удивительно, и обе сестры обещались мне склонит Сира Карла показать мне оное. Он ухватил его с жадностию: и посмотря на него несколько времени, поцеловал его с толь нежным чувствием, что из очей его полились слезы. Он на минуту вышел, дабы укротить столь пылкое движение: и как вошел опят спокойно, то его сестры отдали ему отчет во всем том, что нашли в двух других кошельках, и предлагали ему золото, оставляя себе алмазы и драгоценные каменья. Он взял три кошелька и высыпавши из них на стол, смешал все в них находившееся. Оне могут быть не равны, сказал он своим сестрам; но смешая их таким образом, вы розделит их удобнее можете. Сей портрет, присовокупил он, положил его к своей груди, гораздо для меня драгоценнее, нежели все золото и алмазы, которые вам остаются.

Прости мне, дражайшая Люция, все сии подробности; да хотя я и не получу от тебя прощения; но мне не можно будет делать иначе. Я ощущаю приятное удовольствие гораздо более удивляюсь сему человеку, нежели могу изобразить.

Наступила суббота, и уже смеркается, а Сира Карла Грандиссона еще нет. От всего моего сердца, желала бы я....

Как скоро Сир Карл с своими сестрами осмотрел покой своего родителя; то они пошли за Гжею. Олдгам в её горницу. Право прелестное жилище: вот какое было первое замечание Мисс Шарлотты. Как могла она.....Не знала ли она какое было состояние сей женщины, и что она была совершенно властительницею в сем доме? Брат её взглянул на нее несколько суровым видом.

Гжа. Олдгам начала показывать им домашние уборы и некоторые хорошия картины, говоря им, что ето были остатки имения её мужа; но что ей и сие заимодавцы оставили из милости. Сие место, продолжала она показывая им на кабинет, заключает в себе все то, что я имею на свете. Г. Грандиссон заблагоразсудил приложит к тому свою печать. Я его просила позволит мне взять из оного хотя пятьдесят гвиней, поелику у меня весьма мало было денег: но он мне в том отказал. Его отказ привел меня в некое замешательство; но теперь, Г. мой, я прибегаю к вашему великодушию.

Обе сестры признаются чистосердечно, что оне приходили в гнев при всем том что их глазам ни представлялось; и что оне друг другу сказали: не должно иметь никакого снизхождения к такой женщине, которая и сама, как видно, того не ожидает. Сколько славы видим мы, любезная моя, в великодушии, хотяб о оном помышляли по самому сему чувствованию, или по его влияниям! сии любви достойные сестры до возвращения их брата далеко отстояли от того чтоб сделаться такими, какими он теперь суть; оне и сами безпрестанно о том упоминают.

Будьте благонадежны, сударыня отвечал ей Сир Карл, что вам отдадут справедливость. Г. Грандиссон я сниму печать, и отдам на ваше разсуждение показать нам то, что должно внести в роспись. Я ничего не желаю более видеть; она предложила, дабы девицы по крайней мере все видели. Ето весьма справедливо, сказала Мисс Каролина, и в первом сем движении подошла к ней с своею сестрою; но Сир Карл взяв их обеих за руки пошел с ними вон, повторяя Гже. Олдгам, что она всем разполагать может во своему соизволению, и что они будут ее дожидать в ближней горнице. Вы чрезвычайно великодушны, сказала ему Мисс Шарлотта; я по крайней мире желал бы быть столь великодушным, отвечал он. Женские кабинеты не должны ли быть почитаемы? Впрочем, вспомните, чьею была управительницею сия женщина.

По прошествии нескольких минут Гжа. Олдгам пришла с заплаканными глазами просить девиц и их брата возвратишься в кабинет. Там увидели они на столе и на стульях множество бумаг, белья и кружев, кои она выложила. Сии бумаги принадлежат вам, Г. мой, сказала она Сиру Карлу. Мне приказано было хранить их рачительно. Бедная женщина! она не смела назвать того по имени, от кого имела таковый приказ. Сир Карл спросил ее, не завещание ли ето: я не думаю, отвечала она ему; мне сказано, что оне касаются до поместьев в Ирландии. Ах! присовокупила она, отирая слезы, я имею великую причину думать, что не достигло времени сделать завещание.

Мне кажется, Гжа. Олдгам, сказала ей со злостию что вы желали получит от него для себя завещание.

Она призналась что неоднократно о том говорила, а Мисс Каролина сказала, что она о том и не сумневалась.

Сир Карл прервал огорчительные сии примечания, обьявляя, что завещание кажется ему весьма благоразумным деянием в жизни, и что, по сему мнению, он всегда будет держат у себя свое собственное.

Здесь-то, Г. мой, сказала ему Гжа. Олдгам вынимая ящик, лежат мои деньги, записки и все мною собранное такими средствами, Г. мой, Бог тому свидетель, которые не могут мне принести никакакой укоризны....

Могу ли я спросить, прервала речь её Мисс Каролина, сколь велика сумма сих денег? Сир Карл поспешил отвечать: какая вам нужда? любезная сестрица, когда Гжа. Олдгам уверяет, что все сие приобретено честным образом. Обе сестры сказали друг другу, так как оне мне в том открылись. О! мы в том не сумневаемся. Не удивляешься ли ты, Люция, истинный такую женщину, которая от оного удалится.

Я думаю, отвечала Гжа. Олдгам, что все сие состоит из тысячи двух сот фунтов Стерлингов. Произнося сие она взирала на обеих девиц, как будто бы страшилась от сего их осуждения. Тысячу двести! сказала Мисс Шарлотта. Ах! любезная сестрица, сколько почитали бы мы себя щастливыми, естьлиб прежде хотя такую сумму могли разделить между собою! Сир Карл, коего опечаливали все таковые размышления, отвечал, что в таком возрасте, в коем были оне до сего времени и жили в доме своего родителя, не имели нужды в больших суммах; но когда достигли оне до времени своей независимости: то он уверен, что их имение не будет ограничено тысячью двумя стами фунтов Стерлингов. Оне благодарили его, изьявляя глубокое почтение; но не менее были уверены, что снисхождение его весьма было излишно для Гжи. Олдгам. Должны ли оне были позабыть, любезная Люция, что сия бедная женщина имеет двух детей, не упоминая о третьем.

Трепеща от страху, как обе сестры в том признаются, указывала она на другой ящик, в котором находилось, сказала она им, несколько подарков. Но она присовокупила; что их не требовала, никогда не желала, неболее одного разу надевала их и никогда не была намерена носит оные. При сих словах хотела она вынут ящик. Оставьте сей труд, Сударыня, сказал ей Сир Карл, подарки принадлежат вам. Все находящиеся у вас денги также вам принадлежат. Я весьма буду остерегаться, похитит что либо данное вам по щедрости моим родителем. Не властен ли он был в своих деяниях? Естьли бы он написал завещание, то не подтвердил ли бы в оном всего того, что для вас ни сделал? уведомьте меня, вы Гжа. Олдгам, и вы любезные сестрицы, о самомалейшем намерении и предприятии, кой бы он имел в пользу кого нибудь: то я истинно их исполню с такою же тщательностию, как будто бы он поставил мне законом последнюю свою волю. Не ужели остановимся мы на одних должностях правосудия? Закон для человека совесть и честность имеющого не предписан. Ах Боже! Люция, вскружит мне голову.

Можешь ли ты вздумать, что бы такое меня на сем месте остановило? Я покинула перо, углубилась в мыслях и плакала от радости. Мне кажется, Люция, сия радость происходит от того, что есть в свете молодой человек имеющей такое свойство. Впрочем от чего бы оная произходила! Теперь, я хочу опят приняться за письмо, хотя на глазах моих видны слезы.

Его сестры признаются, что оне приведены были в смущение; но что еще не пришло то время, в которое оне долженствуют одобрить от искренняго сердца все то, что он желал для них сделать.

Гжа. Олдгам была тронута его добродушием даже до слез и раскаяние без сумнения принимало в том равное участие: она предложила девицам, показать им.... я думаю, алмазы; по Сир Карл, перервав речь её, сказал ей, что его сестры произсходять от Грандиссонов и удержал её руку, которую она протягивала к ящику. Она открыла другой ящик, из которого вытащила сорок гвиней, и несколько серебра. Сии деньги, сказала она ему, принадлежат вам. Я получила оные от Сира Томаса во время последней его болезни. У меня еще остается несколько другого серебра: щеты мои почти совсем были окончаны, когда мне приказали оставит сей дом. По окончании же оных я вам их доставлю. Он не принял тогда её предложения. Пожалуйте, сударыня, сказал он ей, включите сие серебро в ваши щеты.

Она показала ему различные бумаги, касающияся до дел фамилии; а пока он разсматривал оные, то его сестры пошли с нею в другую горницу, где увидели два большие черного дерева шкафа; в коих лежали её платья. Оне признаются что любопытство понудило их смотреть оные. Гжа. Олдгам, стараясь всячески им повиноваться, разстворила один шкаф из которого она уже выняла одно платье, в то время вошел Сир Карл. самих ли их произошло таковое предложение, дабы не подать ему причины думать, чтоб была в свете такая женщина, котораяб почитала за удовольствие, в таковых обстоятельствах удивляться своим платьям. Мисс Шарлотта проникши в смысл сего вопроса, тотчас призналась, что Гжа. Олдгам ничего без их прозьбы не делала. Я в том уверен, возразил он, и сужу что оное весьма многого стоит её снисхождению. Вы весьма вспыльчивы, любезные сестрицы. Может быть нечто и удалилось от вашего чаяния. Какое получаете вы удовольствие от сего любопытства?

Разве вы не знаете того, чего должны здесь ожидать от щедрости и добродушия той особы, коей память надлежит вам почитать? Оне покрасневши потупили глаза, а Гжу. Олдгам просили затворить шкаф. Удовольствие при сем ею изьявленное довольно показало, колико она была поражена первым приказом.

Ах! любезная моя Люция, позволь мне опят отдохнут несколько. Одно меня токмо устрашает; то есть: может быть Сир Карл Грандиссон, со всею своею к нашему полу вежливости, вообще не иначе почитает женщин, как за самых презренных особ. Естьли он имеет такое мнение; то в сем бы я желала быть уверена не для того, дабы почесть его хулы достойным в чем нибудь, но дабы иметь удовольствие думать, что он конечно был бы убежден в несправедливом своем мнении, естьли бы знал мою бабушку и мою тетушку. С другой стороны, удивляешься ли ты, что обе его сестры, коих душа возвышена примерами брата, не иначе о нем говорят как с восторгом? Мисс Шарлотта не имеет ли причины презирать своих любовников, когда их с ним сравнивает?

Наступило уже воскресенье: мы осведомились, что Сир Карл вчерашняго вечера прибыл в Лондон. О! скажу о нем подобно Милади Д.... он столь добр, что желают все быть его друзьями. Впрочем, ты знаешь, что он мой брат.