Английские письма, или история кавалера Грандисона.
Часть шестая.
Письмо LXXVIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Английские письма, или история кавалера Грандисона. Часть шестая. Письмо LXXVIII. (старая орфография)

ПИСЬМО LXXVIII.

Кавалер Грандиссон к тому же.

Я употреблю все мое тщание, любезной и почтительной мой Доктор, дабы собрать разсеянные мои мысли и изобразить вам весьма удивительное описание. Клементина есть благороднейшая девица в свете. Чтож наконец последует?.... Но дабы в состоянии быть продолжать все повествование, то я должен сперва возстановить гораздо более спокойствия в моем сердце и твердости в руке моей.

Теперь чувствую я в себе несколько менее движения. Из первых моих строк вы легко судить можете о движении души моея, когда возвратясь оттуда, я покушался описать все произходившее перед моими глазами.

Камилла ожидала меня в переднем зале, имея приказание отвести меня к Маркизе. Маркиз и Прелат находились вместе с нею. О Кавалер! сказала она мне, посещение Графа Бельведере привело нас в великое смущение. Сколь он сожаления достоин! Он нам сказал, что виделся с вами у вас.

Так точно, Сударыня. Тогда рассказал я по прозбе все между нами произшедшее, выключая последних его слов, из коих я почел за долг выразуметь, что он лучше согласится принять смерть от чужей руки, нежели от своей.

Они изьявили то участие, кое принимали в его нещастии и безпокойствие свое о мне; но я совершенно ничего не приметил, чтоб сие произшествие переменило их разположение в мою пользу. Они обьявили Графу, что поелику выздоровление их дочери зависит от совершенного удовлетворения её желаний, то они решились ни мало тому не противиться. Посещение нещастного сего друга, сказала мне Маркиза, и его вспыльчивость, которая тем более произвела во мне сожаления, что я почитала его угрожаемым подобною болезнию моея дочери, воспрепятствовали мне видеть Клементину около двух часов. Я хотела лишь идти к ней, когда вы пришли; но Камилла пойдет вместо меня.

Сего утра, продолжала Маркиза, когда я вступила с нею в разговор, она извинялась что посылала к вам Камиллу приказавши просить вас отложит свое посещение до полудни. Она не успела еще приготовиться, сказала она мне, принять вас. Я спросила ее, какие желала она сделать приготовления видеть такого человека, коего мы все почитаем и которой всегда оказывал ей великое уважение? Она отвечала мне: что находясь однажды с вами, когда еще ей не позволено было с вами видеться, хотела она говоришь вам о многих делах, но не могла ничего вспомнить; что она написала из того некоторую част, однако еще не весьма довольна сама собою; что вы оказали все величие души своей, что она желает употребить все свои старания, дабы быть вам подобною; что данная ей нами над самой собою полная власть умножает её замешательство, и что уже она несколько раз желала быть при последнем конце своея жизни.

Я предложила ей, продолжала Маркиза. Нет, нет, сказала она мне, я вскоре буду в состояния с ним видеться. Пусть он придет. Теперь я чувствую довольно в себе твердости. Ктож знает не буду ли я гораздо в худшем состоянии завтра или через неделю?

В сию минуту пришла к нам Камилла. Ее спросили, в каком состоянии оставила она свою госпожу. Она сказала нам, что нашла ее весьма задумчивою, но мысли её весьма воспламененны; что она кажется занята наступающим посещением, и по прошествии получаса она раза с три спрашивала, не пришел ли Кавалер; что она часто перечитывала написанное ею и несколько раз клала оное на стол и опять брала; что вставая иногда прохаживалась с минуту по горнице, то с видом изьявляющим достоинство, то потупя голову; что в течение последняго часа она несколько раз плакала; что в другое время она вздыхала, не довольна была своим платьем; и сперва желала иметь на себе черное, потом цветное; она кажется сущим Ангелом в сем одеянии, заключила Камилла; но весьма было бы желательно чтоб её очи и движения были несколько постояннее!

Я предвижу для вас затруднение, сказал мне Прелат. Все сии движения показывают еще некоторой безпорядок. Впрочем, будучи столь близок от свидания долженствующого кончиться в вашу пользу, они заставляют судишь колико её сердце принимает важное участие в сем случае; да составит оный благополучие ваше вкупе с её щастием!

Я ничего не опасаюсь касательно благополучия моея дочери, сказала Маркиза, когда оное будет зависеть от Кавалера. Я уверена в его к ней нежности.

Мне кажется, сказал Маркиз, новое течение мыслей. Вид одинаких мест и особ могут опечаливать её сердце. Я присовокупляю, что её отсудствие послужит к поправлению здравия бедному Графу Бельведере.

Прелат похвалил такое мнение. Маркиза ее сделала другого возражения, кроме своей нежности. Потом заключили, чтоб сей выбор оставить на волю Клементине. Камилла, сказал Маркиз, уже время уведомить дочь мою, что Кавалер ожидает от нее позволения с нею видеться. Согласныли вы на сие? спросил он меня с учтивостию.

Камилла вскоре пришла назад: но возвращении своем, она сделала нам новое изображение о движениях своея госпожи, кое она заключила прося Маркизу взойти в её горницу. Естьлиб ето было первое ваше свидание, сказал мне Прелат, то я нимало бы не удивлялся сему безпорядку: но должно признаться что болезнь окажется в каком ни есть странном признаке.

Маркиза пошла с и почти в то же самое время уведомили меня, чтоб я тудаж следовал. Она вышла ко мне на встречу даже до самых дверей кабинета; и выходя из оного сказала мне в коротких словах: я думаю для все гораздо будет приятнее когда я вас оставлю одного с нею. Я далеко не уйду; мы с Камиллою будем в боковой комнате.

При входе моем Клемектина сидела за уборным столиком, будучи погружена в своих размышлениях и опершись головою на руку. Как скоро она меня увидела, то пленительной румянец разпространился по щекам её. Она встала, оказала мне глубокое почтение, подступила ко мне несколько шагов; но казалась трепещущею и её взоры заблуждались.

Я подошел к ней. И взяв весьма почтительно её руку поцеловал оную. Ах! Кавалер, сказала она мне, отвратя несколько лице свое, но не отнимая руки своей. Она ничего более не присовокупила и находясь в замешательстве испустила тяжкий вздох.

Я подвел ее к стулу. Она села; но все трепетала. Колико возсылал бы я благодарений Богу, сказал я, когдаб усмотрел сию щастливую перемену в толь драгоценном здравии! Да усовершит оно свое произведение.

Щастливы вы, отвечала она мне, щастливы тою властию кою вам даровало Небо обязывать ближних, поелику вы умеете употреблять оную! Но каким.... каким образом возмогу я...... О Г. мой ! Вы знаете те движения, кои не престают еще раздирать моего сердца с того времени как.... я не упомню, с которого.... О Кавалер! у меня не достает власти.... При сем она остановилась. Она плакала. Она не могла произнести ни единого слова.

В вашей власти состоит, Сударыня, сделать щастливым того самого человека, коему вы приписываете такия обязательства, за кои уже вы ему с лишком заплатили.

Я сел подле нее по данному ею мне знаку.

Говорите, Г. мой. Я чувствую сильные движения в душе моей. Говорите мне, говорите мне о всем, о чем вы желаете мне сказать. Мое сердце. [прикладывая к оному руку] заключено в тесных пределах; я чувствую, что оно не имеет пространства. Я не имею столько сил, дабы изьясниться. Говорите, а я буду вас слушать со вниманием.

Вся ваша фамилия, Сударыня, имеет одинаковое чувствование. Мне позволено открыть внутренность моего сердца. Я ласкаюсь, что вы благосклонно меня выслушаете. Отец принял меня в свое дружество. Условия суть те же самые, кои я предложил отъезжая в Англию.

Она наклонила голову и её внимание казалось усугублялось.

Из двух годов один я буду щастливо проживать с моею Клементиною в Англии....

Ваша Клементича, Г. мой! Ах, Кавалер! [Она покрасневши отвернула лице свое.] Ваша Клементина, Г. мой! повторила она; и я приметил радость появившуюся на лице её. Однако слезы потекли из очей её.

Так, Сударыня, мне позволено надеяться иметь вас своею супругою. Духовной ваш отец будет находиться с вами: Отец Марескотти соглашается ехать с вами для отправления своей должности. Его благочестие ревность и собственные мои попечения о тех, коих правила с моими различны, честь моя, коею я клятвенно обязался фамилии препоручающей мне любезнейшее свое сокровище, будут охранять вашу безопасность....

Ах, Г. мой! прервала она речь мою, вы однако не желаете быть Католиком?

Вы согласились, Сударыня, перед отъездом моим в Англию, чтоб я следовал законам моея совести.

Правда ли ето? сказала она вздыхая.

Родитель ваш, Сударыня, уведомит вас сам о всех прочих статьях к совершенному вашему удовольствию.

При сем очи её наполнились слезами. Она казалась в недоумении. Усилия делаемые ею к продолжению разговора произвели в нея единое только смущение. Наконец опершись на мое плечо подошла к кабинету трепеща; она вошла в оный. Оставьте, оставьте меня, сказала она мне: и подавши мне в руку бумагу, заперла за собою двери. Будучи поражен её вздохами, я пошел в боковую горницу, из коей её мать и слышали некоторую часть краткого нашего разговора. Маркиза пошла в кабинет; но возвратясь оттуда почти в туж минуту сказала мне: Благодарю Всевышняго, они теперь находится в полном разуме хотя и весьма печальною кажется. Она просила меня оставить ее в уединении. Естьли вы можете простит её, сказала она, то её сердце почувствует облегчение. Она вручила вам какую то бумагу, которую просит вас прочесть. Она будет ожидать пока прикажите ее позвать, естьли можете присовокупила она, прочитавши оную смотреть без презрения на девицу недостойную ваших милостей. Но какуюж странную тайность, возразила Маркиза, заключает в себе сия бумага?

Я столько же сему удивлялся как и она. А поелику я не знал еще содержания оной то развернувши при ней хотел было читать, но она не иначе желала слышать оное как с Маркизом, естьли токмо прилично знать им обоим оное. Она вышла с торопливостию; а Камилла пошла в другую горницу для исполнения там приказаний своей госпожи. Я остался один. И вот какое удивления достойное сочинение я читал. (*)

(*) Не нужно замечать что оно писано в болезни Клементины, происходящей от любьви и закона; в чем состоит здесь искуство сочинителя.

,,О ты, составляющей предмет дражайший моему сердцу! тысячекратно прошу я прощения.... В чем же? В том ли что намерена оказать великое деяние, естьли буду иметь к тому силы. Ты подаешь мне пример. Ты которой представляешься глазам моим совершеннейшим из человеков. Долг влечет меня к тому, чему сердце мое противится и возбуждает во мне слабость. Тебя, Всемогущий Боже! единого умоляю подкрепить мои силы в сем чрезвычайном противуборствия чувствований. Не допусти, чтоб оно затмило мой разсудок, поелику уже он был помрачен...; сей слабой разсудок, которой токмо созревать начинает. О Боже! подкрепи меня: усилие превосходит мои способности, оно достойно того совершенства, к коему Клементина всегда стремилась.

"Учитель мой! брат мой! друг Клементина пленилась твоею душею. Когда я зрела приятности твоего вида, то отвращала глаза свои и всячески старалась обуздать свое воображение: но как? как можно воспротивиться тому, когда мысли мои устремились к приятностям украшающим твою душу. Но сия душа, мнила я, не сотворена ли для другой жизни? Сопротивление, непоколебимость сей толико любезной души позволит ли моей соединиться с нею? До такой ли степени буду я ее любит, чтоб с трудом могла пожелать разлучиться с нею даже и в будущем её жребии? О любви достойнейший из всех человеков! Как могу я себя уверить, естьли буду твоею супругою, чтоб сильная страсть, приятное обхождение и снисходительное благоугождение не повлекли меня за тобою? Я, которая некогда почитала Иноверца самым худшим существом, я чувствую в себе перемену по непреодолимому обольщению, даже до того что начинаю иметь в твою пользу лучшее мнение и о том что сперва проклинала. Какое же могут произвести действие наставления самого умнейшого священника, когда твои ласки твои нежные уверения развратят совершенно преданное тебе сердце? Я знаю что надежда победить тебя самого подала бы мне силу вступить с тобою в спор: но не усматриваю ли я в тебе дарований мои превосходящих? И какоеж было бы мое замешательство между чувствованием моего долга и слабостию моего разсудка? Тогда священник безпрестанно будет о мне безпокоишься. Мой пол не любит тех подозрения, коими он оскорбляется; они производят неудовольствие и отвращение, а как твоя любовь и благодушие все сие превозмогут; то будет ли тогда моя погибель сумнительна?

"Но какоеж зло сделали мне мой родитель, родительница и братья, чтоб я пожелала, их оставить и предпочесть моему отечеству такую землю, которую прежде я ненавидела за несколько времени столькоже сколько и закон её? Даже и самая перемена, уничтожающая сию ненависть, не есть и вторым доказательством моея слабости а твоего могущества? О любезнейший человек! О ты, коего сердце мое обожает, не тщись погубить меня своею любовию. Естьли я соглашусь быть твоею супругою, то долг самый любезнейший заставит меня предать забвению то, чем я обязана Создателю и повергнет в те нещастия, кои не относились бы единственно к настоящему времени; ибо мое развращение не воспрепятствует в некое время навести мне сумнений; а твои кратчайшия отсудствия сделают меня вдвое нещастною. Можно ли сохранить равнодушие в таком важном обстоятельстве? Не показал ли ты мне сам собою, что оно толикую же имеет силу и над тобою? И твой пример не служит ли мне наставлением? Несправедливый закон возъимеет ли более силы нежели истинный закон Божий? О ты, любезнейший из человеков! не тщись меня погубить своею любовию.

,,Но истинно ли то что ты меня любишь? Или обязана я твоим попечением единственно твоему великодушию, состраданию и твоему благородству касательно такой нещастной девицы, которая желая столь же соделаться великою как ты, не могла перенести своего усилия? Бог один свидетель тем противоборствиям, коими я терзала мое сердце, и всему тому колико я старалась преодолеть самое себя. Позволь, великодушной человек, достигнуть мне сей победы. В твоей власти состоит меня удержат, или сделать меня свободною. Ты меня любишь, я в том уверена, Клементина поставляет себе за славу даже и ту мысль что ты ее любишь. Но она тебя недостойна. Однако позволь своему сердцу признаться, что ты обожаешь её душу, её безсмертную душу, и будущее её спокойствие. Сего единого свидетельства требует она от любви твоей, поелику она изтощила все свои силы изьявляя тебе свою страсть. Ты имеешь истинное величие души: ты можешь сделать то усилие, коего она учинить не могла. Составь благополучие какой нибудь другой женщине! Но я не желаю чтоб ето была Италиянка. Естьли же должна быть оттуда, то пусть она будет не из Флоренции, но из Болонии.

"О Кавалер Грандиссон! Как представить нам сие писание, которое стоило мне многих слез, и многого упражнения; которое переменяла, пересматривала, несколько раз переписывала, и паки переписывала на бело, в том намерении дабы заставить вас прочесть оное? Я действительно сумневалась произвести сие в действо и не иначе то сделала, как испытав свои силы в особенном с вами разговоре.

,,Вы, родитель мой, родительница, братцы, любезный и благочестивый мой священник, вспомоществовали мне великодушным своим снисхождением возъиметь над самой собою некую часть победы. Вы положились во всем на мое разсуждение. Вы сказали мне, что я буду благополучна, естьли токмо могу оною быть по выбору моего сердца. Но не ясно ли я усматривала что обязана тем вашему благоугождению? Престану ли я когда нибудь приводишь себе на память причины, коими вы несколько раз опровергали союз с благороднейшим из человеков, основанные на различии закона и на той приверженности, коею он прилеплен к своему исповеданию? Сие воспоминовение попустит ли мне когда ни есть наслаждаться щастием? Ах! любезная и почтения достойная фамилия, позвольте мне теперь принять приличное моему состоянию намерение, то есть, заключить себя на веки в монастырь. Да будет мне позволено посвятить Всевышнему Создателю остаток моея жизни, в коей уже более не буду опасаться ни каких жестокостей, упражняясь всегда в молитве о вас и о сохранении такого человека; которой до последняго моего издыхания будет любезен душе моей! Но что значит сие малое наследство в мире, принадлежащее мне по разположению дедов моих? Что оно значит в сравнении вечного моего блаженства? Да будет мне позволено отмстить сим благородным деянием за жестокости Даураны! Я оставляю ей то имение, кое презираю и от коего с охотою удаляюсь к благополучнейшему жребию. Вся моя фамилия не довольно ли богата и благородна? Какоеж славнее сего быть может намерение к моему мщению?

"О ты обладатель моей души! позволь мне испытать твою душу, и подвергнуть искушению любовь твою твоими стараниями, дабы подкрепить и оправдать то решение, которое всегда будет состоять в твоей власти, как я в том признаюсь, принудишь меня нарушить или исполнить оное. Единому Богу токмо известно что, чего мне стоили сии противоборствия и чего они еще будут стоить. Но с толь слабым здравием и помраченным умом, могу ли я ласкаться чтоб жизнь моя еще продлилась? И не должна ли я стараться окончишь оную в щастливейшем состоянии? Позволь мне быть великою, Кавалер мой! Но с каким приятным удовольствием называю я тебя столь любезным именем? Ты можешь все сделать из нещастной

"Но, о дражайшие мои родители! что можем мы сделать для изящного сего человека, коему мы чрезвычайно обязаны? Каким образом признать милость оказанную им двум вашим детям? Его благодеяния отягощают великим бременем мое сердце. Впрочем кому неизвестно величество его души? Кому неизвестно что он поставляет себе совершенною наградою единое удовольствие делать добро? Честь человеческого роду, в состоянии ли ты простить меня? Но я уверена что ты можешь сие учинишь. Ты имеешь одинакия со мною понятия о тщетности богатства сего мира и о вечном блаженстве будущей жизни. Как могла я представить себе, чтоб отдавши тебе руку слабое, и изнуренное мое бытие могло составить твое благополучие? Еще повторяю, естьли я имею бодрость и силу вручить тебе сие письмо: то приведи меня в состояние великим своим примером благородно довершить мою победу: приведи меня к тому чтоб я возпользовалась великодушием моей фамилии. Но при всем том выбор должен остаться в твоей единой власти; ибо я не могу снести ниже единого помышления быт неблагодарною к такому человеку, коему я обязана вторым бытием моим: ты волен присоединить имя какое тебе угодно к имени

Никогда удивление не простиралось до столь высочайшого степени как мое. Я совершенно позабыл чрез несколько минут, что Ангел ожидал в ближайшем от меня разстоянии следствия моих разсуждений, и вошедши в ту горницу где находилась я бросился на софу, нимало не приметя сей женщины. Я уже не владел более самим собою. Самое живейшее мое чувствование было удивление к несравненным качествам Клементины. Я хотел перечитать её писание, но оно впечатлено уже было в душе моей, и глаза мои ничего уже в том не различали.

Она позвонила в колокольчик. побежала. Я вострепетал от единого помышления когда она появится предо мною. Я поднялся с места; но чувствуя в себе сильный трепет принужден был опять сесть. Возвращение Камиллы вывело меня из такого иступления. Весьма вероятно что во всю свою жизнь я не имел еще толикого о самом себе забвения. Девица столь превышающая весь свой пол, и равно все мною читанное и о нашем! О Г. мой! сказала мне госпожа моя страшится вашего гнева. Она опасается вас видеть; однако весьма того желает. Поспешите; она лишается чувств. Сколь она вас любит! Камилла ведучи меня говорила мне сии речи, и я вспомнил оные сего вечера: ибо все мои способности тогда устремлялись ко внимательному слушанию оных.

Я пришел. Бесподобная шла мне на встречу тихими стопами, и сказала мне потупя свои очи: Простите меня, Г. мой, простите, естьли не желаете чтоб я умерла с печали оскорбивши вас. Она столь показалась мне слабою, что я протянул мои руки стараясь поддержать ее: Вас простить, Сударыня: неподражаемая девица! составляя славу своего пола, можете ли вы сами простить меня за ту дерзость, что простер мою надежду даже до вас? Силы её совершенно ее оставили, она упала в мои обьятия. Камилла держала перед нею соль, а я находясь подле её столь близко возчувствовал также пользу оной, имея и сам нужду в равной помощи. Прощена ли я? спросила она меня, приходя несколько в чувствие; скажите что я прощена. Прощена ли, Сударыня? Ах! Вы ничего не делали такого, чтобы имело нужду в прощении. Я обожаю величество вашея души. Явите свою власть надо мною, а я почту за первое мое благополучие следовать оной.

Я подвел ее к стулу; и без всякого размышления стал перед нею на колени: держа обе её руки я пребыл в сем положении, смотря на нее с такими очами, кои не изобразили бы движение моего сердца, естьлиб не выдали нежностию и уважением. При сем побежала к Маркизе, дабы уведомить ее о сем странном явлении. Маркиз, Прелат, Граф Марескотти, кои ожидали успеха моего посещения, весьма удивились услышавши сие: но они совершенно не воображали себе о настоящей тому причине. Маркиза поторопясь придти с застала меня в том же положении, то есть, на коленах держа обе руки её дочери. Любезной Грандиссон, сказала она мне, умерьте восхищение своея признательности, единственно для здравия моея дочери. Будучи столь чувствительна как она, я усматриваю в глазах её что весьма опасно.... Я встал, покинул руки её дочери и взяв её руку отвечал прервавши её речь: о Сударыня? прославляйте дочь вашу. Бы ее любили, вы ей удивлялись; но теперь поставьте ее вашею славою. Ето Ангел! позвольте, Сударыня, сказал я Клементине Маркизе; и не ожидая её согласия подалъ оную её матери: Прочтите ее, Сударыня: дайте ее прочесть Маркизу, Прелату, отцу но пожалейте о мне и уведомьте меня потом, что я должен говорить и что делать. Я предаю себя в вашу власть, во власть вашей фамилии, и в вашу, любезная Клементина.

И так вы меня прощаете, Кавалер! Кавалер, состоит В том, чтоб вы любили мою душу, поелику главным предметом любви моея всегда была ваша душа.

Её мать держала бумагу и не смея развернуть оной спросила ее, чтоже содержит она столь важного.... Простите меня, Сударыня, отвечала Клементина, мне на плечо] оставьте меня на несколько минут, Кавалер. Я чувствую в голове своей некую слабость. Сударыня, пожалуйте простите мне ето. Мы вышли оставя ее с Камиллою, и слышали испускаемые ею тяжкие вздохи.

идучи сказала мне: Я ничего из етого не понимаю. Вы также не желаете изьясниться? Чтож содержит сия бумага?

Я не в состоянии был отвечать ей. Выходяже в переднюю, из которой был вход в её горницу, я поцеловал её руку и пошел по ленице в сад, где ласкался что чистой воздух вспомоществует мне собрать разсеянные свои мысли.

Я не долго там пробыл как Г. пришел ко мне. Господин Иероним, сказал он мне, прочитавши данную ему бумагу с великою нетерпеливостию желает с вами говорить.

Я нашел сидящого в креслах. Как скоро он увидел меня; то приметя во мне задумчивый вид, от коего я еще не мог оправиться сказал мне: о любезной Грандиссон! сколько сердце мое о вас безпокоится! Я не могу снести, чтоб человеке вашего свойства подвержен был дерзости такой девицы, коей разум....

Иероним. Не дозвольте качеству друга предать забвению качество брата. Клементина составляет честь своего пола. Правда я не ожидал сего удара: но я уважаю столь великую душу. Читали ли вы писанное ею?

удивления.

В сие время вошли к нам Маркиз, Граф, Прелат и отец принял меня в свои объятия. Потом клялся мне именем всей фамилии, что никто не имел даже и малейшого понятия о намеренияхъ сестры его: все, присовокупил он, на против того ожидали что она с восхищением примет ваши представления. Но сие не помешает ей быть вашею женою, Кавалер. Мы обязались вам честию. В сем случае видна единая и худо понятая излишняя разборчивость,

Ах, Г. мой! отвечал я, вы не выразумели силы её доказательств. Они должны быть весьма важны для такой молодой особы, коей закон, фамилия и отечество толико любезны. Впрочем. Г. мой, располагайте мною. А как Маркиза показалась в ту самую минуту, то я сказал ей: Сделайте милость, Сударыня, предпишите мне, что я должен делать. Я совершенно предаюсь в вашу волю. Позвольте мне выдти. Вы посоветуетесь и уведомите меня как расположите мною.

Я вышел и возвратился в сад.

пришла ко мне. О Г. мой! какие чудные произшествия! госпожа моя приняла такое намерение, коего она никогда не будет в состоянии исполнить. Она приказала мне наблюдать ваши взоры, поступки и нрав ваш. Она не может жить, сказала она, естьли вы хотя несколько еще сердитесь. Я вижу что вы в великом смущении: не ужели должна я ей отдать в точности надлежащей во всем отчет?

Уверьте ее, любезная Камилла, что я совершенно ей: предан; что её спокойствие гораздо для меня драгоценнее нежели собственная моя жизнь, что я не способен к гневу и что удивляюсь ей более нежели могу выразить.

Камилла оставила меня, то я увидел идущого ко мне отца Марескотти, которой просил меня к фамилии ожидающей в горнице у Мы возвратились, туда вместе. Сей честный духовник сказал мне идучи, что единому Богу известно что полезно для людей; чтож касается до него в столь чрезвычайном случае, то он только удивляется ей и обожает ее в молчании.

А как все сели по местам, то Прелат говорил мне следующия слова: любезной мой мы обьявляем все, что вы имеете совершенные права на нашу благодарность. Решено, чтоб моя сестрица была вашею супругою. Мы все вообще сего желаем. Матушка моя берет на себя труд поговорить ей о вас.

Я чувствую всю великость таковой милости.

Но естьли Клементина

Не сумневайтесь, Кавалер, возразил Прелат,

Она, вас любит. Не признается ли она в своем письме, ,,что в вашей власти состоит заставить ее нарушить или исполнить её решение, и присоединить к её имени такое какое вы пожелаете?,, Мы вообще уверены, что она не выдержит своего предприятия. Вы видите что она прибегает к вашей помощи. Словом, позвольте мне прежде всех облобызать вас под именем брата.

При сем он взял мою руку я оказал мне честь поцеловав меня. Нет ничего толь благородного, сказал я ему. Я совершенно на вас полагаюсь. обнял меня с горячностию под тем же именем. Маркиз и Граф попеременно брали меня за руку, а Маркиза Доктор! толико пронзенным от столь странной и совершенно непредвиденной перемены, что не могу того и выразить.