Английские письма, или история кавалера Грандисона.
Часть седьмая.
Письмо СI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Английские письма, или история кавалера Грандисона. Часть седьмая. Письмо СI. (старая орфография)

ПИСЬМО СИ.

Мисс Бирон к Милади Ж....

Теперь, любезнейшия мои, ибо безполезно повторять, что я не пишу ни чего такого к одной, что бы равно не касалось и до другой, должна я предоставить вашему одобрению или осуждению все что ни произошло между превосходнейшим из человеков и между нашею Генриеттою: щастлива буду, естьли голоса его сестр преклонятся на мою сторону.

Сир Карл приехал сюда почти к полудни. Мы все поздравляли его тем, что слышали от Г. Феньвича. Он сказал нам, что теперь в наилучшей связи находится он с Г. Гревилем.

Обьяснившись с скромностию в сем приключении начал он гораздо тише говорит моей бабушке: я надеюсь, Сударыня, что мне будет позволено возобновит опять в вашем присудствии вчерашний разговор с Мисс Бирон. Нет, государь мой, отвечала она с некоею принужденною важностию, сего вам не позволят. Он показался весьма изумленным, и даже несколько тронутым.... моя тетушка также изумилась, но менее нежелиб в таком случае, когдаб не знала, какие приятности сия изящная родительница подает иногда своим мыслям. Сего мне не позволят, повторил Сир Карл. Нет, государь мой, отвечала она ему вторично. Но прибавя тотчас к сему, что не хочет его долго держать недоумении, продолжала она: в таковых делах мы всегда в етом относились к нашей Генриетте. Генриетта чуждается всякого притворства; она обязана будет говорить за самого себя, когда увидит, что ни я ни её тетушка свидетелями при сем не будем. Вы знаете друг друга не со вчерашняго дня. Я ласкаюсь, государь мой, что вы не станете жалеть получа случай....

А Мисс Бирон и я не можем, Сударыня, желать отсудствия двух свидетелей толико любезных и почтенных. Но я смею почитать вашу мысль за благоприятное предзнаменование, и обратясь к моей тетушке спросил ее, не может ли он по её ходатайству надеяться чтоб немедленно вступить со мною в разговор. Тетушка отвела меня к стороне, и сказала, чего он желает. Я не мало была изумлена: но как она мне призналась, что и сама она не в меньшем изумлении и что сии слова моей бабушки казалось ей произходили от излишней её радости, то и дала мне заметить, что очень уже поздо от того отказаться. Как! Сударыня не могла я удержаться, чтоб ей не отвечать, вы меня ведете к Сиру Карлу, по его желанию, как будто бы он ожидает, чтоб ему следовали. Посмотрите, как уже дядюшка на меня смотрит. Все устремили на меня свои взоры. Мы увидимся, естьли нужно, после обеда и как бы случайно. Но я лучше бы желала, чтоб вы и бабушка при нас находились. Я не намерена поступать принужденно. Я знаю мое сердце, и не хочу чтоб укрывались его чувствования. Может быть случаться такия обстоятельства, в коих буду иметь в вас нужду. Я приду в смущение; я не смею на себя положиться. Может быть желала бы я, сказала мне тетушка, чтоб сии слова бабушка не говорила. Но, любезная племянница, надобно за мною идти. Я пошла за нею, однако с некоею неохотою и с пораженным видом, как Люция меня уверяет чтоб дать всем знать, что я иду оттуда с тем, дабы един на едине говорить с Сиром Карлом. Тетушка довела меня до самого моего кабинета и там меня посадила. Она хотела уже меня оставить. Очень хорошо, Сударыня, сказала я ей. Видно должно мне здесь оставаться до тех пор, как угодно будет Сиру Карлу сюда придти. Сделалалиб ето Клементина?

Ни слова о КлементинеСира Карла. Она вышла; но тотчас возвратилась и превосходнейший из человеков вошел с нею: а она тотчас удалилась.

Он взял меня за руку с таким почтением, коим бы я во всякое другое время могла гордиться. Я решилась возвратить всю свою бодрость, и естьли можно, весь свой разсудок. Что касается до него, то не видела, чтоб что не доставало ему бодрости: однако скромность и вежливость смягчали его величавый вид и сродное ему достоинство. Другие, как я воображаю, стали бы с сначала удивляться некоторым моим картинам, кои, как вы знаете, составляют единое украшение моего кабинета: но Сир Карл, поздравя меня с получением лучшого цвета в лице, как бы в намерении меня ободрить, [ибо действительно чувствовала я, что лице мое горело:] прямо обратился к своей материи.

Безполезно, как я уверен, повторять Мисс Бирон то, что я говорил о таком положении, котороеб могло почесться разделом сердца или двоякою любовию. Я не стану повторять, засвидетельствования моего подобострастия, которое вменяю себе в честь, и всегда сохранять буду к удивления достойной Иностранке. Её достоинства и величие души вашей все таковые изьяснения делают безполезными. Но нужно, да и я по совершенной справедливости сказать вам могу что душа моя не столь для меня дорога, как Мисс Бирон. Вы видите, Сударыня, что я относительно до обстоятельств моих в Италии, совершенно свободен, свободен по выбору и произволению добродетельной Клементины, коей вся фамилия основывает отчасти свое благополучие на успехе тех стараний, кои мне позволено вам оказывать. Клементина желает моего брака и требует только того, чтоб я своим выбором не привел ее в стыд за те чувствования, кои ко мне имела.

При сих словах он остановился, как бы ожидая ответа и смотря на меня с видом сумнения. Я потупила глаза. Он один может сказать, какова я казалась и как тогда себя вела; но я недоумевала, голос мой был дрожащ, колена мои тряслись: и думаю, что тогда почти етот ответ ему сказала, не отнимая руки своей от него, хотя в продолжение моей речи он неоднократно прижимал ее к своим устам: честь Сира Карла Грандиссона ни когда небывала да и быть не может подозреваема. Я признаюсь... подтверждаю... В чем признается, что подтверждает любезная моя Мисс Бирон? Положитесь с равным уверением на мою честь и признательность. А есть ли в чем нибудь начинаете сумневаться, то пожалуйте мне изьясните. Я не иначе стремлюсь преклонить к себе ваше сердце как обьяснением и уничтожением всех ваших сумнений. Я бы желал, чтоб мог их обьяснить в вашу пользу: и ето уже сделал.

особы, коея почтение приобрести стараюсь, было в таком состоянии, в каком я находился; то сие бы собственную мою разборчивость оскорбляло. Теперь говорите, признавайтесь и подтверждайте, дражайшая Мисс Бирон, то что было хотели мне сказать.

Я признаюсь, государь мой, и признаюсь с таковым же чистосердечием, как вы, что я ослеплена, и сказать еще приведена в смущение достоинствами и превосходством знаменитой чужестранки, которую уважать вменяете вы в славу.

Радость показалась мне, блистала в его взордх: он наклонился к моей руке; и еще прижал ее к своим устам; но не сказал ни ,слова, или с намерения или от того, что действительно лишился употребления голоса. Я продолжала свою речь, хотя слабым голосом, краснея и потупляя взоры. Я не менее ее полагаюсь, государь мой, на вашу честь, справедливость, снисходительность и нежность. Ваши свойства и правила будут надежными поручителями для всякой женщины, которая станет стараться заслуживать ваше почтение. Но я такое высокое мнение имею о Клементине и о её поступках, что страшусь.... Ах! Государь мой, я страшусь, чтоб было можно...

Голос мой пресекся: я уверена, что говорила с откровенностию, и что все внешние признаки тому соответствовали, или сердце мое и лице ни когда одно с другим не сходствовали.

Чего страшится любезная моя Мисс Бирон? Чего страшится она невозможного?

Будучи с таковою нежностию понуждаема, государь мой, от такого человека, как вы, для чего мне не изьясниться? Бедная Генриетта Бирон, в той справедливости какую себе отдает и в той мысли какую имеет о сей несравненной Иностранке, страшится, государь мой, страшится по причине, чтоб при всех своих стараниях, при всех усилиях не казалась самой себе такою какою должно ей быть для своего спокойствия и для благополучия в своей жизни, с каким бы великодушием ни старались вы сами ободрять ее. Таково мое опасение, государь мой, единственное мое опасение!

Великодушная, благородная и неподражаемая Мисс Бирон! (с видом и голосом восхитительным) так в сем одном заключается ваше опасение! Ничего не будет не доставать к щастию того человека, которой пред вами находится: ибо он не сумневается, чтоб он, ежели судьбою определена ему жизнь, не учинил вас щастливейшею женщиною. Клементина совершила славное деяние: она всему в свете предпочла свой закон и отечество: таковое засвидетельствование во всю свою жизнь я ей отдавать буду: но признательность моя не должна ли усугубиться к Мисс Бирон, притворства, и купно изьявляет Клементине такое великодушие, коему может быть никогда не бывало примера?

Тогда он стал предо мною на колено, и сжав мою руку в своих поцеловал ее трижды.

Повторяйте, повторяйте еще, любезнейшая Мисс Бирон, что в сем едином все ваше опасение заключается. Сколь мне легко исполнять свою обязанность! Будьте уверены, Сударыня, что я отрицаюсь во всю мою жизнь от всякого такого деяния, всякой мысли, которая бы не клонилась к уничтожению сего опасения.

Я все сие одобрила наклонением своей головы. Мне не можно было говорить: и платок, которой поднесла я к своим глазам, весьма был мне полезен.

Любезная Мисс Бирон, продолжал он с таким жаром, коею изобразить я ни как не могу, вы чрезвычайно милостивы. Я не приближался к вам без недоверия о самом себе и без боязни; ибо никто лучше меня не знает, сколь нежно и разборчиво ваше сердце: я страшился, чтоб оно в таком случае не противопоставило мне каких сумнений. Во всю мою жизнь буду я исполнен к нам благодарностию.

Тогда он еще поцеловал мою руку и встал с таковою же приятностию как и достоинством. Естьлиб я последовала движениям своего сердца, то коленопреклонно приняла бы его обеты. Но я была как неподвижная. Однако мне казалось, что я довольно изьявляла радости о том что его оною исполнила: Принесла радость вашему братцу, любезная Милади, Сиру Карлу Грандиссону!

Он приметил, что я очень была тронута, мои чувствования и в самом деле по мере размышления увеличивались. Он мне сказал спокойным голосом: я оставляю вас, любезнейшая Мисс Бирон, и иду принять поздравления от всех общих нам друзей. По толикой неизвестности и по столь многих странных произшествиях с сего самого часа буду я считать дни моего благополучия.

Он меня оставил с видом нежным и почтительным. Я на ето не досадовала. Однако глаза мои за ним следовали; я даже с удовольствием взирала и на тень его, когда он сходил в низ по лестнице.

Чрез несколько часов пришла ко мне тетушка. Она застала меня в глубокой задумчивости. Я укоряла себя с начала излишнею торопливостию в сем деле, потом сама себя оправдывала, или по крайней мере думала, что оправдать себя могла, и прилагая премногия лестные обстоятельства к своим укоризнам и оправданиям усмотрела из оных, что вечно должна я благословлять свою участь.

Такова на пример была мысль о родственниках и друзьях, коих я приобрету; равно сколь ето будет лестно моим родственникам. Но любезная моя Емилия! Я почитала ее своею питомицею, равно как и он. В сих мыслях застала меня тетушка: она вывела меня из задумчивости, заключа меня в свои обьятия: и похваляя меня опровергла все сумнения о излишней торопливости, к коей себя обвиняла: она говорила мне, как все наши родственники взаимно друг друга поздравляли сею новостию, и сколько тому радовались. Сколько доверенности к самой себе почувствовала я от её одобрения? И уверясь, что дядюшка будет меня хвалить а не издеваться надо мною, сошла я в низ с большею бодростию чем шла к себе на верьх.

Сир Карл и бабушка, сидя один подле другой разговаривали, когда я в ним вошла. Все увидя меня встали. О моя дорогая! Какое отличие придает мне любовь такого человека! Сколь умножилось то уважение, какое вся фамилия до дружеству своему мне оказывала. Дядюшка мой не мог успокоиться не обременя меня своими ласками. Он наперед всех ко мне подошел и приветствовал меня многими нежными выражениями. Сир Карл дав ему время себя удовольствовать подошел ко мне с видом изьявляющим почтительнейшую любовь: и взяв меня за руку посадил в креслы между бабушкою и собою. Обожаемая дочь! сказала мне сия любезная и нежная родительница, приняв меня в свои обьятия, ты совершенно соответствовала тому мнению, какое я о тебе имею. Я была уверена, что могу положиться на такое сердце, которое превышает всякое притворство и скрытность. Я ей отвечала, что великодушие Сира Карла Грандиссона ободрило меня в смущении и во всех моих сумнительствах. Он клялся [сжимая мою руку в своих, а бабушка держала меня за другую:] что естьлиб Небо не даровало ему Мисс Бирон предметом всей его надежды; то он никогда бы уже не стал помышлять о браке по случившихся ему в Италии огорчениях. Я прошу у вас одной милости, государь мой, предприяла моя бабушка; не употребляйте ни когда таких посторонних слов, когда хотите означать особ именем их отечества, словом, не говорите ни когда о удивления достойной Клементине с такою скрытностию. Не смущайтесь, государь мой, когда хотите произнести её имя при Генриетте, при мне и дочери моей Сельби. Вы свободно оное выговаривать можете. Мы ее всегда почитали и не перестанем в ней иметь того уважения, которое она заслуживает по достопамятному примеру поданному ею своему полу. Государь мой, сказала я наклонясь к нему: я к сему и свою прозьбу присовокупляю. Тетушка, слыша часть нашего разговора, подошла к нам и тоже самое ему говорила. Милади не может; что ваше великодушие приносит самим нам столько же чести как Клементине; что он опишет Г. Иерониму некоторые из тех обстоятельств, кои приносят ему сердечное веселие; что оне составят щастие его любезного друга и что превосходная Клементина тем паче иметь будет от того удовольствия, что желала быть уверена, дабы по породе и душевным совершенствам тот человек, коего она почтила своею склонностию, ничего не говорил в избрании себе достойного предмета в своем отечестве.

Станем просить Бога, любезная моя Милади, чтоб свет озаряющий благополучие наше не затмился новыми тучами. Но я ни чего не опасаюсь. Я буду с признательностию наслаждаться настоящим временем, а будущее оставлю в волю Зиждителя всяческих. Естьли братец ваш будет моим супругом: ежели его чувствования моим соответствуют; то чтоб могло мне случиться такого, чему бы я с надеянеим на него не подверглась? Но любезнейшия сестрицы, позвольте мне предложишь вам еще два вопроса.

Скажите мне, помнители вы чтоб опасение и неизвестность причиняли мне когда либо мучение? Действительноли существовал тот, которой назывался Сиром Гарграфом Поллексфеном? Не рассказывала ли я вам своих снов, когда так говорила, что, как воображала себе, претерпела я от его гонений? Нужно мне к сохранению справедливого мнения о уничтожении, дабы все таковые страдания, все мучения соблюдались письменно в моих повествованиях, а иначе могла бы я теперь забыть, что почитала себя некогда злополучною.

Да пожалуйте скажите мне, не можетели мне обьявить, куда скрылась моя болезнь? Я очень была не здорова, вы ето помните, Милади Ж... когда вы изволили пробыть у нас несколько дней; так не здорова, что не могла того скрыть ни от вас ни от других моих друзей, хотя весьма того желала. Я не воображала, чтоб сия немощь была такая, коей излечение зависит от сердечного удовольствия. Я столь была уверена о достоинствах Клементины и о правах, какие она имела на качества что в таком убеждении, как казалось, довольно благоразумно успокоила свое сердце. Я еще думаю, что не излишне рано начала ласкаться надеждою, любезная моя, я чувствую, что стала теперь так легка, свободна и щастлива, что ничего не понимаю в сей перемене, и надеюсь что никто не приметит уже во мне той болезни, от коей я освободилась.

О! естьлиб никакое обманутое сердце оного недуга не чувствовало: и паче всего желаю, чтоб оной не заразил кого в Италии! Любезная особа, которую мы там знаем, премного уже претерпела от злейшей немощи. Естьли же таковая немощь остановится в нашем остров; то да не коснется она нежного сердца моей Емилии! Сия любезная сердцу моему девица будет щастлива, естьли её щастие зависит от меня. Возьмите на себя труд, мои сударыни, ее в том уверить. Но нет, не делайте етого. Я при первой почте сама о том постараюсь. Я молю Бога, чтоб сие самое зло не постигло Милади Анны С... и ни единой из тех особ, о коих я слышала с толь малым удовольствием.