Английские письма, или история кавалера Грандисона.
Часть седьмая.
Письмо CII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Английские письма, или история кавалера Грандисона. Часть седьмая. Письмо CII. (старая орфография)

ПИСЬМО CII.

Мисс Бирон к той же.

Я вам не сказывала, моя любезная, что Сир Карл обещал Г. Гревилю примириться с ним в замке Сельби, два дня не говорил нам о том ни слова, и что по своему предложению, хотя оное выразил со всякою приятностию и всевозможною осторожностию видел он некия затруднения со стороны моего дядюшки и моих двоюродных сестриц; но в чем можно у нас отказать Сиру Карлу. Наконец соглашенось, чтоб они увиделись в церкве в Воскресенье по утру, и чтоб оказали они там учтивые приветствия, по коим бы нам можно было принять их посещение после обеда.

А как все у нас в уезде знают, что Кавалер Грандиссон приехал с тем намерением, чтоб снискать у моей фамилии благосклонное одобрение его предприятий касательно одной молодой девицы, коей здесь все желают щастия, то церковь наполнилась множеством любопытных людей, кои с великою нетерпеливостию желали его видеть. Они почли себя обманутыми, увидя что вошла только тетушка моя, веденная Г. Дином, я с дядюшкою и обе мои сестрицы, коих вел их братец; но скоро по том увидели и Сира Карла, которой вошел с господами и Фенвичем. Они все трое сели на скамье супротив нас: Г. Гревил и Фенвичь наперед всего стали нам кланятся, между тем как Сиръ Карл заблагоразсудил свыше всяких обрядов уважить другия должности. Он всегда, как вы говорите, был чужд ложного стыда. Я с веселием взирала на него, когда он подавал собою таковой пример. По том обратился он к нам и изъявил свое почтение с такою приятностию, что я и выразить оной достаточно не могу. Краска появилась у меня на лице от речей находящихся около нас особ, кои ему удивлялись. Такое мнение казалось мне, видела я в очах всех вообще, и даже сквозь вейеры некоторых госпож. Какое различие между им и теми господами, судя по их поступкам во время Богослужения! Однакож кто бы когда видел тех двух особ толь скромными, внимательными, и могу даже сказать подобострастными? Пусть все, имеющие некое превосходство над другими, ведут себя как ваш братец: тогда не сумневаюсь я, чтоб свет не стал лучше. По окончании службы Г. Гревил отпер дверцы у своей скамьи, дабы расположить свои движения сообразно с нашими, и когда увидел, что мы почти уже выходили, то взяв с почтением руку Сира Карла, подошел к нам. Сир Карл встретил нас у дверец нашей скамьи. Он подступил к нам с чрезвычайною приятностию и почтительно подал мне свою руку. Ето значило тоже что и явное обьявление его любьви. Да и все так о том подумали. Г. Гревиль будучи смел в своей подлости, сделал некое движение, как будтобы уступил вашему брату ту руку которую он принял: и будучи увертливее змея, говорил смотря на свою руку, которую по прошедшему произшествию принужден еще он был держать за камзолом, скверная моя лошадь не была послушна своему господину. Я имею чесьь быть к вам, Сударыня, к чаю сего вечера. Вы мне окажете милость естьли сами поможете бедному безрукому.

Не можно желать, хотябы и хотели, чтоб в провинции не разглашались и самомалейшия произшествия. Наши люди сказали нам, что все все вообще хвалили вашего братца. Чрезвычайно приятно, любезная моя, когда домогается моей руки такой человек, коего все хвалят.

О! любезная моя Милади. Гревиль меня разстроил! Странной человек!

Он не преминул придти с другом своим Фенвичем: мы его приняли весьма учтиво. Вы знаете, что он хвалится остроумием, и старается всегда изыскивать изречения. Есть такие люди, кои не могут иметь в сем удачи без другого какого человека, на коего бы все их шутки клонились. Фенвичь и он долго подшучивали друг над другом. Братец ваш несколько раз тому улыбался: но как об них ни мыслил, однако не оказал им нималого презрения. Но наконец бабушка и тетушка вступили с ним в разговор, которой учинил сих двух особ столь молчаливыми и внимательными, что естьлиб они по временам между собою не забывали своего положения, то можноб было почесть их способными к некоей скромности.

Ни кто еще не заговаривал о том, что произошло в Нортгамптоне, и Г. Гревиль начал сам сию важную материю. Он у меня просил аудиенции на десять минут: ето точные его слова. А как он обьявил, что оная будет последнею, какую токмо у меня касательно сего самого дела просить станет; то бабушка мне сказала: одолжи, Г. Гревиля, душа моя; и я согласилась отойти с ним к окну. Думаю, что могу упомнить его речь, не переменяя почти ни чего из его выражений. Он не так тихо говорил, чтоб прочие не могли его разслушать, хотя и вслух мне сказал, что желает дабы я одна только его слышала.

Я должен себя почитать весьма нещастным, Сударыня, что никогда не получал от вас ни малейших знаков благоприятствия. Вы станете меня обвинять в тщеславии; я не чужд сей страсти. Но почто отрицать те выгоды и качества, кои все мне приписывают? Я владею таким имением, которое позволяет мне искать себе супруги между знатнейшими особами: оно свободно и ни какому сумнению не подлежит. Я не худова свойства. Правда, я люблю шутить, в етом согласуюсь; но могу иметь приверженность к своим друзьям. Вы, добродетельные женщины не менее любите мужчину за некия недостатки, кои он вам предоставляет к его исправлению. Я бы мог сказать очень много в свою пользу, естьлиб Кавалер Грандиссон, [взглянув на него] совершенно меня не помрачал. Хоть 6ы мне провалиться, естьли я хотя малое имею о себе мнение перед ним. Я его всегда страшился. Но когда он следуя инной любьви из Англии поехал; то я ласкался из того получить себе выгоду.

С другой стороны однако боялся еще несколько Милорда Д... Мать его так искусна как Макхиавель. кого она любит. Фенвич не более меня стоит; ето не может быть Фенвичь. Орм етот бедняк! Еще и более не льзя статься, чтоб то был смиренник Орм.

Я прошу вас, государь мой... прервала я его речь и хотела было защищать Г. Орма: но он вдруг пресек мои слова и сказал с наглостию, что хочет дабы его слушали, что ето есть речь на смерть его произносимая, и что я с обидою ему прерываю его слова. Так доводите ее, Сударь, сказала я с усмешкою, скорее ж заключительной молитве.

Я вам прежде сказывал, Мисс Бирон, что не могу сносить ваших усмешек. А теперь, хоть усмехайтесь хоть кажетесь строгою; но я твердо намерен огорчать вас до тех пор, пока неокончим начатой разговор.

Огорчать меня! Я надеюсь, Сударь... Вы надеетесь! что значит ваша надежда когда вы мне никогда и тени оной не подавали? Но послушайте меня. Я буду говорить вам о премногом, которое вам не очень покажется нравно, и при том с совершенным равнодушием Я продолжил допытываться того щастливого человека. Фулер, етот второй Орм: нет, говорил я, ему им быть не льзя. Не новоприбывший ли ето гость, разумной Бельшер? [я велел замечать все ваши движения, как о том вас и предуведомил.] Нет отвечал я самому себе, она отвергла Милорда Д... и целые легионы домогателей, прежде возвращения Бельшера

Ктож бы ето был! Но когда сей опасной человек, которой по моему мнению отправился из отечества с тем, дабы вступить в супружество с Иностранкою, возвратился обратно холост, и как я узнал, что он поехал к Северу; то начал паки всего от него страшиться.

В прошлой четверток я получил известие, что по утру видели его в Дюнстабле, и что он идет к нашему уезду. Я лишился всей бодрости. У меня разосланы были лазутчики по всем окрестностям замка Сельби. Чего не могут сделать любовь и ревность? Я уведомился что ваш дядюшка и Г. Дин ехали ему на встречу. Ярость моя была не удобопонятна. Сколько не произнес я заклинаний и ругательств! Однако я судил, что при первом посещении не позволят жить моему сопернику в одном доме с етою прелестною колдуньею....

Какое название? Государь мой. Колдунья, так колдунья, в ярости своей называл я ее премногими именами, Дмитрей, Фома, Егор принесите мне тотчас зазжееных факелов: я хочу поджечь замок Сельби и представит из того потешные огни для призда хищника моего блага. Я возьму крюки и вилы, и стану отталкивать ими в пламень всех из их фамилии. Ни один из них от моего мщения не укроется.

Отвратительный человек! Я не хочу долее слушать.

Вы до конца должны меня выслушать. Вы должны меня выслушать, говорю я вам, ета речь произносится на смерть мою: должно ли мне вам ето повторять?

Умирающему нужноб было помышлять о покаянии.

Мне? А в каком намерении. Скажите пожалуйте. Я лишен всякой надежды. Чего ожидаете вы от нещастного и в отчаяние пришедшого человека? Но я известился, что мой совместник не будет ночевать в замке: а сие то и спасло ваш дом. Тогда вся моя злость обратилась к гостиннице Норгамптонской. Тракширщик, говорил я сам в себе, крайне мною обязан, а дает однако убежище смертельнейшему моему врагу! Но гораздо достойнее меня дело есть идти самому и выведать от него, какое участие принимает он в замке Сельби принудишь его отречься от всех требований, так как я уже и многих таких обожателей к тому присилил своими.

Я во всю ночь не смыкал глаз. Я на утро пошел в постоялой дом. Я утверждаю, как и всякой светской человек, что знаю все относящееся к вежливости и хорошим поступкам; но я знал какого свойства тот, с кем мне должно иметь дело. Я знал, что он имеет толикоже хладнокровия как и решительности: ярость моя не допустила меня быть вежливым, а хотяб и допустила, но я был уверен что должно быть неистову чтоб его раздражить. Я таковым был и не наблюдал ни каких пределов. Ни с каким человеком не было поступаемо с большим пренебрежением и хладнокровием как тогда со мною. Я от того пришел в неистовство. Он мне обьявил что не хочет биться. Я твердо решился его к тому принудишь; я шел за ним до самой его коляски и столько был удачен, что заманил ею в отдаленное оттуда место; но я имел дело не с простаком: он предуведомил меня голосом показавшимся для меня обидным, чтоб я берегся и осторожнее бы поступал. Я воспользовался его советом, но не лучшую имел удачу; ибо он знает всевозможные хитрости сей науки. В минуту увидел я себя без оружия, и жизнь моя стала во власти моего сопротивника. Он возвратил мне шпагу, советуя чтоб я не подвергал себя другим опасностям, а свою вложил в ножны и потом меня оставил. Тогда я видел себя в мерзостном положении, лишась употребления правой руки. Я скрылся подобно вору; а он сел в торжественную свою колесницу и поехал к замку Сельби. Я укрылся в своем доме, проклинал весь свет, повергся на землю и грыз ее.

яростное повествование приводило в нетерпеливость моего дядюшку. Братец ваш казался в недоумении, но хранил ко всему внимание. Г. Гревиль продолжал.

Я склонил Фенвича идти со мною на место свидания. Хотя был я безрукой, но желал бы еще его раздражить. Он однако не хотел раздражиться. А когда я узнал что он меня не ославил в замке Сельби, когда вспомнил, что его умеренности обязан я возвращением своей шпаги и дарованием жизни, когда представил себе его свойства, поступок его с кавалером Поллексфеном и все что Багенгаль о нем мне ни говорил; то для чегоже мыслил я, будучи лишен всякой надежды, хотяб он был жив хотяб я умер, искать успеха в своей страсти к прелестной моей Бирон? Для чего мне противиться толь благородному неприятелю? Сей человек равно неудобен к изьявлению гордости и к оскорблению других. Я должен его переменить в своего друга, [сею мыслию обязан я Г. Фенвичу] дабы тем прикрыть свою гордость а там пропадай Мисс Бирон и все.....

Злой человек! За две минуты пред сим умирал; а теперь... как я утомлена слушая ваши речи!

О! Сударыня, вы еще не дошли до конца смертоносной моей речи. Но я не хочу страшишь вас. Нестрашитесь ли вы несколько?

[Сир Карл сделал некое движение, как будтоб хотел подойти к нам; но остановился однако по прозьбе моей бабушки, которая ему сказала, чтоб дал пройти сему жару и что Г. Гревиль всегда странен.]

Страшитесь, Сударыня Е! да что зачит ваш ужас, естьли его сравнить с жестокими ночами и несносными днями, кои я от вас проводил? Проклятые ночи, проклятые дни, проклят и сам я! Немилосердая девица! (скрежеща зубами) какие муки вы мне причиняли!... Но довольно, я поспешу заключить свою речь из сострадания к вам, кои никогда ко мне оного не имели.

Как! Государь мой, можете ли вы укорять меня жестокостию?

Конечно, и самою варварскою, хотя она изьявлялас и в прелестнейших видах. Сия самая обманчивая тихость устроила мою погибель: она возраждала во мне надежду; так, сие хладное сердце меня погубило. О обольстительный вид! Но время уже окончить смертоносную мою речь. Подайте мне руку, я неотменно ее требую. Не бойтесь чтоб я ее съел; хотяб в другое время ето и могло случиться. (Он взял меня за руку, и я не противилась.)

Теперь, Сударыня, внемлите последним моим выражениям: вы удостоитесь славы дат в себе лучшему из мужчин наилучшую супругу. Да не отдален будет сей желаемый день ради тех, кои до того самого времени будут еще упоеваться некоею надеждою! Как любовник ваш, должен я питать ненависть к сему щастливому человеку, но буду любить яко супруга вашего. Он будет к вам нежен, страстен и признателен: и вы заслужите всю его нежность. живите оба, о украшения человеческого рода! дотоле пока не увидите сыны сынов своих толико же добродетельных, толико совершенны и щастливых, как вы сами. И достигнув маститые старости, увенчанны славою и честию да будете пренесены оба в единый час в райския обиталища, яко в единые места, где можете быть блаженнейшими, нежели будете таковыми по брачному своему соединению, ежели вы токмо толико блаженны, сколь я того желаю и молю у Творца всяческих благ!

Слезы полились из очей моих, когда услышала я толь неожидаемое благословение, подобное словам того древняго пророка, (*) которой благословлял тогда, когда чаяли все что будет проклинать.

(*) Валаам.

Он держал еще мою руку. Я етого не сделаю без вашего дозволения, Сударыня... О естьлиб я мог, прежде нежели ее оставлю.... Он взирал на меня как бы в ожидании моего согласия наклоня голову свою на оную. Сердце мое было отверсто и я ему говорила; Боже да благословит вас всеми своими щедротами Гревиль! Я возсылаю к нему все те обеты, коими вы меня благословляли. Они будут услышаны, естьли вы обратитесь на стезю добродетели. Я не отнимала своей руки. Он преклоня колено не однократно прижимал ее к своим устам. Он сам обливался слезами. Потом встав повел меня к Сиру Карлу и представляя ему мою руку, коей я от изумления не всю простерть могла, говорил: да будет мне предоставлена слава соединить сию драгоценную руку с вашею! Одному только вам могу я ее уступить.

О преблаженная в любви своей чета!

Едину мужеству достоит красота. (*)

(*) Два стиха Аглинского стихотворца

Сир Карл принял мою руку. Да будет сей драгоценной залог навсегда моею долею! говорил он целуя ее, и обратясь к моей бабушке и тетке представил меня им. Я была вся в страхе от движения, в какое привел меня тот удивительной человек. Я для того только и жить желаю, отвечала моя бабушка в некоем восторге, дабы видеть внуку свою вашею супругою?

Положа мою руку в братцеву Г. Гревиль вышел из горницы с крайним поспешением. Он оставил замок, когда стали разпрашивать, куда он делся: и все о нем безпокоились пока не узнали от одного служителя, что он вдруг ухватил в передней горнице свою шпагу и шляпу, а от другого с ним встретившагося его лакея, что он весьма поспешно удалился, испуская тяжкие вздохи.

Не сожалейте о нем, моя любезная прияшельница. Братец ваш великодушное изьявил о нем безпокойствие. Люция, которая всегда на него взирала благосклонно, приметила что он часто нас приводил в изумление своими странностями но из последняго его поступка можно судить, что не столько чужд был благородных правил, сколько иногда претворял себя в глазах других. Сама я, любезная моя, ласкаюсь, что Сир Карл лучше нас познал его свойства, когда нам предлагал принять от него посещение.

Сир Карл предложил моей бабушке, не угодноли ей будет, чтоб он ее сего вечера проводил. И так по её соглашению не был он с нами за ужином: но мы все званы к ней обедать и думаем что Сир Карл будет из первейших её гостей.

Я получила от моей Емилии письмо, по коему я известилась, что она находится с вами, хотя в письме и не означено где и когда оно писано. Вы чувствительно меня одолжили, когда засвидетельствовали сей любезной девице, что я всем сердцем ее люблю. Емилия Я не могу предложить её попечителю, чтоб ее взять со мною доколе не уверюсь в благопоспешном окончании начатых дел. Не ужелиб она пожелала, чтоб я предложила ему такой вопрос, по коему бы могло казаться, что я уже почитаю себя как бы его женою? Мы еще не дошли до заключения всего дела. Однако я сужу из тою как мне говорят, что он вчера приласкивался к моей бабушке, провожая ее в замок Шерлей; что он хочет следовать путем своим скорее, нежели думаю могу я за ним поспеть; и вижу без всякого намерения к притворству, что для одной благопристойности я буду обязана поступить с собою в разсуждении сего обстоятельства с должною осторожностию; ибо, любезная моя, все у нас в доме так его полюбили, что как бы скоро обьявил он свои желания, то и началиб приневоливать меня его удовольствовать, хотяб он мне дал сроку день либо два, как будтобы опасалися, чтоб он не возобновил своей прозьбы.

Г. Бельшер изволил ко мне писать. Он уведомляет меня, что его отец более еще разнемогается, так что нет уже и надежды.... Я сердечно о нем сокрушаюсь. Он еще упоминает, что просит у меня утешения. Письмо его прекрасно писано: и толико исполнено сыновней нежности! Превосходной молодой человек! Все его поступки сообразны правилам его друга. Я не сумневаюсь чтоб Сир Карл, Г. Бельшер и Доктор Барлет не продолжали между собою переписки. Чего бы я не заплатила, естьлиб могла узнать, что Сир Карл о нас пишет?

Г. Фенвичь теперь уведомил нас что Г. Гревил очень не здоров и не выходит из горницы. Бог свидетель, что я сердечно желаю ему облегчения. Чем больше помышляю я о последнем его поступке, тем больше меня он удивляет в таком человеке, как он. Я, не чаяла, чтоб он кончился толь великодушными желаниями. Нанси, которая его не любит, думает, что болезнь его происходит от насилия кое он сделал своей природе. Моглилиб вы подумать, чтоб Нанси могла когда иметь такое строгое мнение? Но она памятует, что получила от него некия оскорбления; даже и самое доброе сердце чувствует иногда гнев или негодование.

Шерлей. Обе наши двоюродные сестры Гжи. Голль будут там обедать. Оне с несколько недель пробыли в Давентри у своей тетки и нетерпеливо хотят видеть Сира Карла. Простите, любезные мои, не лишайте меня ни мало своей любьви.

Примеч. обед бывшей в замке Шерлей и веселости оной сопровождавшия составляют содержание одного весьма продолжительного письма.... Сир Карл при сем случае обнаруживает все свои дарования и прелестные качества. Он говорит превосходнейшим образом. Он пел и танцовал с Мисс Бирон и Люциею, по том предложено было господам проездиться по соседним некоторым городам для здравия Мисс Бирон, коей Доктора сие самое советовали. Сир Карл Мисс Бирон не упускает и при сем случае писать о обстоятельствах своей поездки... но сии известия не заключают в себе ничего важаного, кроме двух обстоятельств; одно касается до её брака, другое до прошения Емилии, и оба оные изключены быть могут.

Я не знаю, как ето случилось, что при конце завтрака все вышли один за другим и оставили меня одну с Сиром Карлом. Люция после всех вышла, и в то самое время как она выходила и когда я сама хотела было уйти, чтоб велеть причесать себе волосы, он подошед сел подле меня. Не оскорбитесь, любезная Мисс Бирон, сказал он мне, естьли я улучу сей единой случай, какой мне еще мог представиться, дабы поговорить с вами о таком предмете, которой очень много меня занимает. Краска показывалась у меня на лице, я пребыла безмолвна.

Вы позволили мне ласкаться надеждою, Сударыня, равно и все ваши друзья, коих я люблю и почитаю, одобряют мою надежду. Теперь я и прошу вас одобрить оной таковою же милостию. Я знаю всю вашу разборчивость и осмеливаюсь предложить вам один вопрос: в неравенстве, в каком можете вы себя почитать с таким человеком, которой не скрывает от вас того, чтобы он мыслил сделать в пользу другой женщины, чувствуете ли вы в своем сердце, что етого человека единого можете вы предпочитать и действйтельно предпочитаете всякому другому?

При сем он остановился и ожидал от меня ответа.

Помедля несколько я ему отвечала: сии самые друзья, государь мой, коих вы удостоиваете справедливого уважения, приучили меня с младости говорить единую истинну. В толь важном случае я бы была недостойна извинения.

Голос мой пресекся. Глаза его устремлены были на меня. Клянусь жизнию, что я не могла ни слова произнести, хотя и желала чтоб могла говорить.

Ежелиб... вы не хотите договорить, Сударыня? и взяв меня за руку, на которую наклонился своим лицом остался он в сем положении, не поднимая на меня глаз. Я возвратила себе употребление голоса. Ежелибы, продолжала я, понуждаема Сиром Карлом Грандиссоном усумнелось открыть ему свое сердце. Я отвечаю, государь мой, что оное предпочтение есть такое, какого вы желаете.

Он поцеловал, мою руку с страстным видом. Он, стал на колено и еще поцеловал оную. Вы меня на всегда к себе присоединяете, Сударыня; и позволители, прежде нежели оставлю сие положение, прелестная ! позволители просить вас униженно поспешить оным вожделенным днем? у меня очень много дел, а из того предвижу я еще большее число оных, теперь паче всего, когда я возвратился сюда с тем чтоб на всегда основать себя в своем отечестве. Всю свою славу поставлять я буду в том чтоб жить с честию в частном роде жизни. Я не тщеславлюсь заслуживать государственных чинов. Нужно видно будет, что моя служба очень потребна почтется для государства, естьли я когда намерюсь предприять что либо такое, которое бы учинило меня гласным. Поспешите, Сударыня, учинить меня щастливым супругом: ибо и я не премину таковым соделаться в сожитии с вами. Я не предназначаю вам времени: но вы ни во что не вменяете пустые обряды. Могули я ласкаться, чтоб ето последовало при конце сего месяца?

Он не много забылся, моя любезная, тогда лишь и говорил что не хочет назначить времени.

По некоем непроизвольном смущении говорила я ему: в сем случае, государь мой, я ничего столько не страшусь, с таким человеком как вы, как того чтоб не изьявить самомалеишей принужденности. Встаньте, я вас покорно прошу: я не могу видеть вас в таком положении....

Я оное оставлю, Сударыня, и еще приму равное положение для возблагодарения вас, когда вы удостоите меня ответом.

Я потупила глаза и не могла их поднять пред ним. Я боялась показать некое притворство или принужденность. Однако моглалиб помыслить так скоро его обязать?

Он опять начал говорить: вы мне не отвечаете, Сударыня, благосклонноли мне ваше молчание? Позвольте мне о том узнать от вашей тетушки... Я не буду вас долее понуждать моею прозьбою. Я предаюсь сладчяйшей надежде. Я должна вам представить государь мой, что торопливость не прилична нашему полу. Срок, о коем вы говорите, чрезвычайно близок.

Я хотела еще говорить: но чувствовала, что язык мой запинался. Я не могла найти выражений. По истинне, моя любезная, он предлагал мне весьма близкой срок. Может ли женщина совершенно пренебречь обычаи и уставы своего пола? Должно несколько попечься об своих уборах и модах, сколь смешны происходящия по временам ни покажутся в последния веки или как бы оне ни почтены были в следующем после нас столетии. Таковые обычаи, основывающиеся на скромности и кои действительно порабощают себе женщин, не служат ли хорошим извинением?

Он приметил мое смущение. Я не должен причинять вам ни малейшого смущения, сказал он мне. Сколько приятностей ни нахожу я в вашем движении, но не могу оными услаждаться, ежели вы того не одобрите. Но предложенный мною вопрос так для меня важен, и сердце мое толико занимается вашим ответом, что естьли вы по крайней мере не согласитесь лучше обьяснить своего произволения чрез госпожу Сельби, то не должен упустить сего случая. Я даже не знаю, должен ли еще желать при сем ходатайства вашей тетушки: я обещаю себе большого благоприятства от ваших уст, чем от её по безпристрастном разсуждении. Но я на несколько минут удалюсь от вас, а вы между тем, ежели вам угодно, будете моею пленницею. Никто не прервет ваших размышлений, разве сами вы кого позовете. Я возвращусь к вам и приму ваши законы. Какое же будет мое удовольствие, естьли вы назначите день вожделенный для моею щастия!

Между тем как я боролась сама с собою, должна ли показаться довольною или опечаленною, он вошел и увидел, что я прохаживалась по горнице в нарочитом смущении. Он почтительно взял меня за руку и сказал, я ласкаюсь что вы не откажете мне в кратком обьяснении своих мыслей.

Как вы настоите в своем требовании, государь мой! Но и я прошу вас не ожидать от меня ответа до получения перьвых писем из Италии. Вы видите, сколько удивления достойную Иностранку понуждают и с каким принуждением подала она толь отдаленную от её сердца надежду. Я бы желала по крайней мере дождаться ответа на последния письма, коими вы уведомляли, что есть такая женщина, с которою можете быть щастливы. Такое требование основательно, Государь мой. Не подозревайте меня в притворстве.

Я не прекословлю, Сударыня; мне не замедлят присылкою ответа. Я не токмо не почитаю, чтоб вы оказывали притворство, но проникаю удобно в великодушное ваше расположение: однако прилично также сказать и вам, что сии письма не могут произвесть в моих намерениях ни малой перемены Не обьявил ли я своих чувствований вашей фамилии, как и публике?

Но могут произвести во мне, государь мой, сколь бы высоко ни ценила я ту честь, которую приносит мне Сир Карл Грандиссон:

Я осмеливаюсь прервать вашу речь, Сударыня. Невозможное дело, чтоб Клементина убеждаемая своим законом, и родственники её, кои теперь стараются преклонить ее в пользу другого, могли переменить свое намерение. Я бы упустил оказать достодолжную её справедливость и признательность, ежелиб не подверг её твердости всяким искушениям: и почел бы себя еще виновнее, естьлибы открыл вам свои чувствования не получа со времени моего возвращения своеручного её подтверждения касательно её мыслей Но естьли они могут перемениться и вы по сему случаю отложите исполнение своего намерения в мою пользу; то чтож тогда будет? Тогда, доколе вы пребудете в неизвестности не вступлю я в обязательства ни с какою женщиною в свете.

Я ласкаюсь, государь мой, что мои слова ни чем оскорбить вас не могут. Я не ожидала столь важного заключения. Но я обьявила вам и свое мнение. Освободите меня от прискорбной мысли, что мое щастие может составить злополучие такой особы, которую я поставляю превыше себя; а тогда все силы свои употреблю составить щастие такого человека, которой мне равное составить, может.

Он взял меня в свои обьятия с такою горячностию... которая мне не была противна, когда я о ней разсудила, но с начала однако привела меня в сильное движение. По том став на колено благодарил он меня. Я протянула руку, чтоб его поднять: он принял ее как некую милость, поцеловал ее страстно и встав поцеловал меня в щеку. По чрезмерному моему изумлению не могла я его от себя оттолкнуть. Но скажите мне, любезная, не был ли он излишне волен? Скажите, я вторично вас о том вопрошаю. Я должна вам сама сказать, от чего происходит сие сумнение. Как скоро ваш братец меня оставил, то я ни о чем так не думала как бы рассказать своей тетушке и Люции все что тогда у нас ни происходило: но оканчивая свое повествование не имела я сил обьяснить её последняго произшествия: коия вы видите, Сударыня, что я без всякого обиновения к обеим вам о том пишу.

Сир Карл, Г. Дин он, нам о том сказали. А как он мне в глаза смеялся, то все устремили на меня свои взоры. Я думаю Сир Карл в моих глазах усматривал, что я опасалась насмешек дядюшки. Он подошед сказал мне: любезная Мисс Бирон, я не скрыл от Г. о чем я осмелился просить вас как о милости, и весьма опасаюсь чтоб такой поступок не показался ему, как и вам излишне скорым и смелым. Ежели вы так о нем судите, Сударыня; то прошу вас меня простить: ваши желания всегда будут правилом моих собственных. Сие засвидетельствование произвело весьма хорошее действие. Оно меня ободрило. Ето было такою помощию, которая не могла в способнейшее время случиться.

[В другом особом разговоре, "которой вскоре по том последовал, Сир Карл по весьма многих выражениях нежности, говорит с нею откровенно о своих домашних обстоятельствах, и оканчивает разговор столь трогательною речью, что она пронзена была даже, до слез. Для чего плакать; спрашивает она себя?] Сир Карл

Любезная чувствительность! вскричал он: и вдруг меня обнял, но тотчас отдернул свои руки, как бы укорил себя в такой вольности. Простите мне, Сударыня. Удивление соединяется иногда с почтением. Признательность моя одними только человечеству сродными видами изьясниться может. Когда увижу я тот щастливый день, которой не положит ей ни каких пределов? Он взял мою руку и прижал ее еще к своим устам. Сердце мое, сказал он мне, принадлежит вам, равно как и Сотворившему оное!

Тогда пришла Нанси: за чем пришла она сказат нам, что нас ждут к завтраку? Завтрак! К чему мне, подумала я? Весь свет, любезная Милади... не может, как настоящею горячностию возобновляющеюся при описании оных.

Примеч: [После завтрака она опять принимается за перо.] Я прочла все ето письмо моей тетушке и Люции. предоставить его решительности назначить желаемый день час и все прочее.

Но читая тетушке свое письмо, я к стыду своему заметила, что когда он изчислив друзей, из коих хочет составить свое общество, забыла напомнить о включении в число их Емилиц. Какая неблагодарность! Берегитесь говорить сей любезной девице, что я так собою занималась, и что наш разговор так был важен что сердце мое было тогда ни что инное как некиим страдательным орудием... её горести и приемлю ее в свои недра. Я буду иметь в ней сострадание сестры. Она не откажет мне в своей доверенности; я представлю ей свою собственную. Опекун её не станет ни о чем подозревать. Я буду с такою же верностию хранинь свою тайну, с какою и вы с своею сестрицею, благодаря вашему дружеству, мою сохраняли. Не думаете ли вы, любезная Шарлотта, что естьлиб Клементина имела истинную приятельницу, коей бы могла открыть свое сердце при самом рождении её страсти; то миновала бы того жестокого злополучия, которое долгое время причиняло нещастие её фамилии?

Емилия также! Мы все в погибели! Я по крайней мере страшусь! Несносная моя нерадивость! Я стану убегать Сира Карла: я не могу взирать впредь на его лице... Но для для любезной моей Емилии погружена я в смертельное безпокойство. Прохаживаясь в, саду с Люциею Сир Карл остановился проходя чрез ту аллею, из коей я вышла и поднял какую то бумажку. Сердце мое взволновалось от сего приключения. Я вынула свое письмо, которое считала полным: но того пагубного листочка не было. Его-то конечно он поднял. Что делать, любезная Емилия? Теперь позволит ли он, чтоб ты когда нибудь с нами жила? И сколь я крушусь?

Шерлей и снискать убежище у бабушки? Все мои затруднения касательно желаемого им дня не покажутся ли ему принужденными поступками?... Но он просит меня на минуту с собою переговорить. О дражайшая Емилия! Могло ли что случиться разительнее для твоей