Английские письма, или история кавалера Грандисона.
Часть седьмая.
Письмо CVIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Английские письма, или история кавалера Грандисона. Часть седьмая. Письмо CVIII. (старая орфография)

ПИСЬМО CVIII.

Милади Грандиссон к госпоже Шерлей.

Сир Карл получил вчера письмо от Г. Ловтера, которой располагался выехать из Болонии. Судя по надписанному в нем числу, должно бы ему здесь быть недели с две. И так мы можем его ожидать всякую минуту.

Он уведомляет, что если фамилия Болонская больше прежнего желает исполнить свои намерения касательно Клементины, которая не перестает еще отвергать посещений Графа Бельведере; в сем самом они ее ни мало не приневоливают. Г. Ловтер кажется, опасается чтоб чего недоставало к её излечению. Нещастная девица! Он о сем заключает по тому; что она не оставляет еще желания своего ехать в Англию. Она выслушала, как он говорит, с великою твердостию известие о браке Сира Карла. Она молила Бога благословить его и участницу его жребия: но потом она показывалась скушна и задумчива: а иногда находили ее погруженну в слезах. А когда ее спросили о том причины; то она отвечала, что опасается чтоб болезнь её не возобновилась. Врачи советуют, чтоб ее скорее склонили выдать за муж. Ожидают Генерала с тем чтоб уговорить ее к скорейшему торжествованию брака. Но она требует, чтоб ей еще позволено было раз переехать чрез Апенинския горы и прожить несколько дней во Флоренции с своею любезною госпожею Бемонт. Она боится видеть Генерала.

Как я тронута её состоянием! Сир Карл не меньше должен ощущать смущения. Для чего не ожидают они от времени, сего великого уврачевателя всех зол, успеха в таком произшествии, которое столь много занимает их мысли? Г. Ловтер Иеронима со дня на день укрепляется.

Что мне сказать вам о нашей любезной Емилии? Я о ней сожалею. Я жалею о её младом сердце, что столь рано ощутило любовь безнадежную; и за минуту пред сим видела что она устремила свои взоры на лице своего попечителя с таким страстным видом, что принудила его потупить свои глаза. При сем случае должна я вам описать бывшей мой с нею разговор, по заключению коего могу надеяться видеть ее некогда щастливою.

Я неоднократно опасалась чтоб её глаза не изменили ей при её попечителе, которой доселе приписывает ей почтение благодарности. В то время как он вышед, то я сказала ей с нежностию сестры. Поди сюда, душа моя; она пришла. Любезная мая Емилия, естьли ты взираешь на всякого другого человека таким видом, какой я часто примечаю, и которой ты теперь имела смотря на своего попечителя; то етот человек, ежелиб не был женат, мог бы надеяться вскоре получить себе супругу. Она вздохнула. Разве мой опекун ето приметил. Я ласкаюсь, Сударыня, что он не так как вы был внимателен.

Так как я, моя любезная?

Так, Сударыня. Когда мой попечитель бывает с нами, то я вижу что вы очень за мною примечаете. Но я надеюсь что вы ни чего такого не приметили, что бы вас оскорбит могло.

Ты и в правду ето говоришь, Емилия.

Мне кажется что и Милали Грандиссон также не шутя говорит.

Такой ответ меня изумил и привел даже в некое замешательство. Её любовь, подумала я, может ее сделать весьма отважною, так что она того и не приметит. И в самом деле, не примечая того что она меня несколько смутила, она посмотрела на мое шитье, коим я занималась. Чего бы я не дала, Сударыня, естьлиб могла так превосходно шить? На вы вздыхаете, Сударыня?

Так, о сей бедной Клементине: сказала я, и действительно она представилась моим мыслям.

Вздыхаете ли вы, Сударыня, о всех тех, кои любят моего попечителя?

Есть разные роды любви, Емилия.

Клементинина: я люблю его благодушие.

Да думаешьли ты, чтоб и Клементина его не любила?

Конечно любит: но любовь бывает различная.

Так обьясни же мне, какая твоя любовь.

Мне не возможно! [испустя вздох:]

За чем вздыхать. Ты мне предложила гадкой же вопрос: я отвечала что воздыхаю из сострадания.

И я, Сударыня, соболезную о Клементине: но о ней не воздыхаю; потому что она могла но не захотела сочетаться с моим попечителем.

Тем паче заслуживает она наших вздохов, Емилия. Такия причины, каковы были её...

И! Её причины. Когда он оставил ей свободу жить в её законе.

Так не о Клементине ты вздыхаешь?

Я того и не должна делать, Сударыня.

О ком же?

Я не знаю. Не должно меня о том спрашивать. Привычка, больше ни чего...

Емилия еще вздыхает.

На что вам ето примечать, Сударыня? Привычка, я вам вить сказала. Однако поверьте мне любезная Милади (Обняв меня и скрывая свою голову в моей груди;) естьли вы узнали истинну...

Она остановилась, но не переменяя положения, и я чувствовала что щеки её горели.

И так любезная моя, естьлиб узнали истинну?

Я не смею говорить. Вы на меня осердитесь.

Нет, душа моя, я тебя уверяю.

О! Конечно вы осердитесь.

Я думала, моя любезная, что мы между собою истинные сестры. Я думала что нет у нас ни каких тайностей. Скажите мне: что ето такое? естьлиб узнали истинну?...

И так, Сударыня, чтоб испытать ваше благодушие, скажите мне, не подвержены ли вы несколько ревности?

Ревнивости, моя любезная, ты меня изумляешь? Для чего? К кому и за что ревнива? Ревность предполагает в себе некое сумнение. О чем могу я сумневаться?

Иногда; и без причины сумневаются, Сударыня.

Извинитесь лучше, моя любезная,

Не разсердились ля вы, Сударыня?

Нет. Но для чего почитать меня ревнивою?

Вы по правде не имеете ни какой причины быть ревнивою. Попечитель мой вас обожает. Все согласны в том что вы достойны обожания. Но для чего огорчаться, что такое дитя, как я, взирает иногда очами признательности на своего попечителя! А ваши столь прелестные очи всегда столь скоро меня приводят в смущение! естьли я сама себя знаю; то я ни что инное как молодая невинная девушка. Я люблю своего попечителя, в том не отрицаюсь. Я всегда его любила, вы ето знаете, Сударыня, и естьли позволите мне сказать, любила его гораздо прежде нежели он узнал, что есть в свете столь прелестная особа как вы.

Я подвинула свою работу и прижав ее в своих обьятиях говорила: не преставай его любить, дорогая Емилия. Ты не можешь его любить сколько он заслуживает. Ты всегда будешь видеть, что я стану одобрять столь чистую любовь. Но ревнивость, моя любезная? Ты приписываешь мне ревнивость. Ето мечтается твоему воображению. Я того только опасаюсь, чтоб ты, поелику сердечные движения изражаются глазами, особливо в молодых особах исполненных невинности, не подала повода тем, кои столь же хорошо знают как я что приверженность твоя к опекуну есть детское уважение, приписать оное другого рода чувствованиям, кои бы в твоем сердце, ежели бы стали утверждаться, произвели столь чистое пламя, какого еще никогда не возжигалось в девическом сердце.

ето есть настоящее мое выражение. Я благодарю вас что вы меня тому научили. Детское уважение, я лучше етого назвать не могу. И никогда я его столько не почитала как теперь, когда вижу с какою приятностию, с какою любовию старается он составить благополучие моей любезной Милади. Однако, Сударыня, чтоб ничего от вас не скрыть, естьлиб я была за мужем, да не за таким, которой бы не во всем ему был подобен; то опасалась бы своей слабости чтоб вам не завидовать: по крайней мере я была бы весьма нещастна.

Не сумневайся, моя любезная, чтоб ты, ежелиб была способна питать в себе зависть, от столь мерзостной страсти не сделалась нещастною. Но ты никогда не должна принимать услуг такого человека, в коем не больше усматриваешь любви к себе как и к всякой другой женщине, которой не будет честным по своим правилам, и которой не видал несколько света.

Гдеж, Сударыня, найти людей такого свойства?

Положись в етом на попечение своего опекуна, естьли глаза твои не так скоро обратятся как разсудок; то верь, душа моя, что он сыщет тебе такого человека, с коим можешь быть щастлива.

О! Сударыня, не опасайтесь ни чего от моей опрометчивости: во перьвых по тому что по уважению моему к своему попечителю и к его несравненным качествам все прочие люди покажутся моим глазам весьма малы, еще же я столько полагаюсь на его разсуждение, что естьлиб он протянув палец сказал мне: Емлия, вот тот человек, которой тебе приличен; то я бы принудила себя любить того, которого бы он мне показал. Но мне кажется что мне ни когда не можно будет чувствовать склонности к другому человеку.

Времени еще довольно, душа моя. Однако не знаешьли ты одного такого, которого бы могла предпочесть всем другим, ежелиб была в таких летах что могла бы выдти за муж?

Я признаюсь вам, Сударыня, что человек проживший несколько лет с Сиром Карлом Грандиссоном, заслуживший его дружество изведанным свойством....

Она остановилась.

Бельшер?

Бельшер, Сударыня. Из всех мужчин, коих я знаю, он более всех ему уподобляется. Но он человек пригожий, и я думаю, что видал несколько таких женщин, коих любить может.

Я не думаю, душа моя.

По тому что говоря откровенно, так как бы желала чтоб и ты говорила, он, как кажется мне, оказывает тебе сколь ты ни молода надлежащее уважение и чрезвычайное внимание.

Ето из уважения к моему попечителю. Но как бы то нибыло ежели я сохраню дружество моего опекуна и ваше; то мне желать более нечего не останется.

Приход её попечителя я моего, друга моего, любовника, супруга и всего того, что ни имею драгоценнейшого на свете, окончил сей разговор. Я его предаю на ваше разсуждение, любезнейшая моя; но вывожу из оного весьма основательную надежду.