Записки тюремной надзирательницы.
Глава V. Ночное бегство мистрисс Камерон.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Записки тюремной надзирательницы. Глава V. Ночное бегство мистрисс Камерон. (старая орфография)

ГЛАВА V.

Ночное бегство мистрисс Камерон.

Прямо от Логги Джен отправилась на бумажную фабрику. Было уже довольно поздно и она пришла как раз в то время, когда раздавали задельную плату; получив свою долю, она отнесла ее матери, нетерпеливо дожидавшей её возвращения.

Выпитая накануне водка все еще туманила её голову; она не в состоянии была связно отвечать на распросы матери, которые на этот раз были подробнее обыкновенного. Мать была тоже в этот день в раздражительном настроении духа, недовольная тем, что дочь принесла домой так мало денег; она принялась бранить ее и наконец прибила.

жестокостью, припоминая, как она выталкивала ее на лестницу - между тем как стоит ей, Дженни, захотеть - и она припеваючи будет жить в семействе Логги.

- Так убирайся же и живи там, мерзавка, зарычала мистрисс Камерон вслед дочери, которая, вырвавшись из рук матери, сбежала по лестнице на улицу. - Вернись только назад, я захлопну дверь тебе под носом. А ужь этим Логги скажу я всю правду-матку в глаза - вот увидишь, что скажу.

Джен побежала к Логги, чтобы предупредить их о собиравшейся к ним посетительнице, но мистрисс Камерон и не думала сдержать свою угрозу. Три часа спустя Джен увидела мать в кабаке еле державшеюся на ногах. Мистрисс Камерон провела эту ночь под арестом; когда же была выпущена на свободу, не только не напомнила Джен о её выходке, но даже стала обращаться с ней ласково, так ласково, как этого не бывало.

- После этого мы с ней лучше стали ладить; она как будто сделалась настоящей матерью, пока не воротился её любезный.

Впрочем, негодяю этому, которого Джен с каждым днем все более и более ненавидела, не долго уже было суждено отравлять существование нашей преступной героини. Обитателям тесной коморки Нового Веннеля предстояло вскоре разбрестись в разные стороны. Случилось же это следующим образом.

Ограбленный, которой был пьян и заведен в Веннель в полубезчувственном состоянии, не мог в точности определить место, где его обокрали: он знал только, что это было в Новом Веннеле. Подозрение пало на притон, который содержала мистрисс Камерон; ее обыскали, но на обыске ничего не оказалось, и усилия полиции открыть виновного оставались некоторое время безуспешными. Однажды утром Джен Камерон была остановлена сыщиком; это случилось несколько дней спустя после её собственного воровского подвига, и она сочла себя погибшею. Встретила она сыщика по дороге на бумажную фабрику. Он заговорил с ней издалека; сделал несколько посторонних вопросов, сказал ей несколько любезностей о её наружности, наконец незаметным образом повел вопрос: не помнит ли она, кто был у её матери в ночь на такое-то сентября? Но Джен никогда не забывала осторожность; она была достаточно опытна для того, чтобы не положить пальца в рот полицейскому, и потому на все его распросы отвечала лаконически: знать ничего не знаю и ничего не могу припомнить.

"По возможности никогда не говори правду полицейским," - было первым правилом, которому научила ее мать и негодяй, считавшийся её отцем. А между тем подробности именно этой мошеннической проделки были хорошо известны девочке. В тот вечер она рано вернулась домой и была свидетельницею прибытия жертвы и обдуманности, с которою ее напоили и обобрали. Мать её в это время сидела у камина и не обращала внимания на происходившее, предоставляя "тешиться молодежи," как она выражалась. Джен заснула, не доглядев, чем все это кончится, - до того пригляделась она к подобным ежедневным случайностям. Разбудил ее приход одного приятеля, который явился на подмогу постояльцам мистрисс Камерон, чтобы стащить вниз спящую жертву. Обстоятельство это врезалось уже в памяти потому, что несшие поскользнулись на лестнице и скатились вниз гурьбою при громком хохоте зевак, глядевших сверху на всю эту процедуру. Подобные дела велись открыто, в полной уверенности, что никто из обитателей Веннеля не вынесет сору из избы. "Сeгодня очередь постояльцев мистрисс Камерон; завтра черед соседских постояльцев."

Но расчет был ошибочный и на этот раз основное правило воровской чести было нарушено. Обстоятельства дела начали каким-то таинственным образом мало по малу выходить наружу; главного преступника схватили в кабаке, служившем сборным местом разных подозрительных личностей, и весть об этом быстро разнеслась по всему околодку. Между ворами существует такой способ передавать известия, которому в быстроте могла бы позавидовать сама полиция. Мистрисс Камерон была извещена об опасности несколько минут спустя после ареста главного преступника; в случае полного признания со стороны последняго, - а такого признания можно было ожидать, - мистрисс Камерон пришлось бы плохо. Она поняла, что имя её может пострадать, что дело вовсе не шуточное - и скрылась.

Возвратившись домой поздно вечером с танц-класса, Дженни не застала более матери дома; квартиру её уже успела занять соседка, тоже содержавшая ночной притон и неотличавшался разборчивостью на постояльцев. Видимо, мистрисс Камерон, перед тем как съехать, на скорую руку сторговалась с соседкой и продала ей в убыток все свое хозяйство, состоявшее из одного стула, скамейки, кучки стружек и оловянного котелка.

Новая хозяйка была сварливая, свирепая женщина и наотрез отказалась пустить к себе девочку, хотя бы на одну только ночь.

- Где мама?

- Она ушла.

- Когда она вернется?

- Коли она умная женщина, то никогда не вернется в Глазгов. - Она говорила, что так и сделает.

- Ты ей надоела, - она, небось, рада с тобой развязаться, да и не диво: что проку в такой дармоедке?

- Куда же мне деваться?

- Ступай в рабочий дох, либо в приют для бедных; сказано, что сюда я тебя не пущу.

- А туда я не пойду! воскликнула Джен.

Дверь захлопнулась и Джен осталась одна на лестнице. Сотни раз делала с ней тоже самое и родная мать; ничто не мешало ей свернуться в клубок на площадке и заснуть на зло стуже; но теперь она была уже старше и не могла переносить оскорблений так легко. Она была уже девушка и все девическое еще не успело в ней заглохнуть: - от сурового искуса её детства в ней еще уцелело что-то юношеское; инстинктивная привязанность в матери, которая так жестоко покинула ее, невольно шевельнулась в сердце Дженни. Она присела на верхней ступеньке лестницы, спрятала голову в фартук и заплакала. Одиночество её положения, неизвестность лежавшей перед ней дороги, мысль, что ее оставили одну одинешеньку так же равнодушно, как оставили бы собаку или кошку, - все это вместе лишило ее бодрости, и сильная, смелая девушка изменила себе в виду открывавшейся перед ней будущности.

- Я сама не знаю, о чем я тогда плакала, рассказывала она впоследствии. - Мне не то было обидно, что она не взяла меня с собою, но зачем она даже не вспомнила обо мне, покидая меня. Это я в первый раз плавала с той самой поры, как мне было шесть лет от роду. Я совсем растерялась и не знала что делать, я даже боялась умереть с голоду.

Просидев на лестнице с полчаса, Джен медленными шагами сошла снова на улицу. Она хорошо знала все трущобы, где бывала её мать и не отчаявалась еще найти ее. Она обегала всех её знакомых, но никто не мог сказать ей куда она скрылась; многие только слышали от самой мистрисс Камерон, что она решилась оставить Глазгов немедленно, пока еще пребывание в нем не сделалось неминуемо опасным. Джен узнала еще о том, что человек бывший bète noire её молодости сопутствовал мистрисс Камерон, - следовательно исчезновение её было обдуманным делом и отыскать ее не было никакой возможности. И так, Джен была предоставлена самой себе и должна была сама себе доставать пропитание, как умела. Она не преминула бы отправиться к ухорскому Джоку и спросить у него совета, еслибы она только знала, где найти его; за незнанием этого, она отправилась к своим приятелям Логги, в надежде, что они не оставят ее советом и помощью в таком безвыходном положении.

Было три часа утра, когда она постучалась в дверь их квартиры. Не скоро дождалась она ответа. Наконец за дверью послышался грубый голос отца Логги, спрашивавший: кто там стучится?

- Не пустите ли вы меня к себе переночевать? Мать от меня убежала. - Логги, по видимому, колебался, и сердце Джен захолонуло. Ну как и он ее прогонит? Ведь ей тогда ничего более не останется, как идти в рабочий дом или в приют для бедных.

- Так и быть, переночуй здесь разок, пробормотал он наконец, отодвигая болт у двери, - только у нас и без того тесно. Сядь вот сюда к камину и не шевели уголья - они заготовлены на всю ночь.

Мистер Логги снова улегся в постель, а Джен подсела к камину и греясь у него заснула. Она была искренно благодарна Логги за гостеприимство, избавившее ее от необходимости заснуть на улице, или еще хуже, заключить себя в приют для бедных.