Записки тюремной надзирательницы.
Глава XV. Мать и дочь.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Записки тюремной надзирательницы. Глава XV. Мать и дочь. (старая орфография)

ГЛАВА XV. 

Мать и дочь.

Жизнь Дженни Камерон снова вошла в старую колею. Возвратившияся силы позволяли ей снова ходить на добычу каждый раз, как ей удавалось укачать ребенка и оставить его сонного дома.

Ребенок этот был странною помехою во всех её преступных начинаниях; он связывал ее на каждом шагу, а между тем она еще более привязывалась к нему вследствие этого. Когда он бывал болен, - а он никогда не был здоров, - она оставалась дома хозяйничать в ожидании своих товарок. Она баюкала его, распевала над ним, точь в точь как распевают честные, молодые матери над своим обожаемым детищем.

Много доставалось Дженни порою за её "щенка"; подруги её вообще не жаловали детей и проклинали ребенка, когда он кричал по ночам.

Оне уговаривали Дженни оставлять его дома и ходить без него на уличный промысел; Дженни, которая не могла похвалиться твердостью характера, уступала им порой, и, бросив ребенка на постель из стружек, лохмотьев, или соломы, как случалось, уходила из дому до поздней ночи. Возвращаясь она заставала ребенка кричащим на весь дом. Однажды, воротившись домой, она не нашла ребенка; в ужасе она бросилась распросить о нем у жильцев, занимавших смежную комнату, и нашла его на руках у одной соседки; женщина эта, известная в целом Глазгове своим дурным поведением, баюкала ребенке.

- Что ты делаешь с моим ребенком? воскликнула Дженни, вырывая его из рук самозванной няньки.

- Он так кричал, что по всему дому было слышно, отвечала последняя; сосед, что живет внизу, грозился перерезать ему горло, если он не утихнет. Да и сама я не могла слышать, как он, бедненький, надрывался!

- Не след тебе было трогать моего ребенка!

Дженни ревновала своего сына; в страхе, чтобы он не привязался к чужому человеку, она и не подумала поблагодарить за оказанную ему ласку. Соседки обменялись несколькими колкими словами, потом каждая с шумом захлопнула дверь своей конуры, и Дженни сама принялась укачивать своего ребенка.

С той поры она стала всюду таскать его с собою; ее постоянно преследовал страх, что соседка завладеет его привязанностью; мысль, что другая станет няньчить её детище за её спиною, была для нея невыносима. Подруга Дженни ворчала, когда она выносила ребенка на улицу; крик его обращал на них внимание прохожих и портил все дело. Оне от души желали, чтобы он умер и чтобы всем этим глупостям, лишавшим их полезной сообщницы, положен был таким образом конец.

И так недели две шаталась Дженни по улицам во всякую погоду с ребенком на руках; просила ли она милостыню, воровала ли, она была с ним неразлучно; когда она, пьяная, нетвердыми шагами возвращалась домой, чувство матери заставляло ее инстинктивно прижимать его к груди и не давало выронить его из рук.

Она безпрестанно ссорилась из за него с своими подругами; одна бездушная девка советовала подкинуть его, другая, полушутя, полусерьезно говорила, что "отчего бы не бросить его с моста в Клейд, и концы в воду."

- Бедным людям не след ростить детей; такия нежности не про нас писаны.

Однажды, вечером, давно знакомый образ остановил ее за руку в Солт-Маркете и пристально уставился на нее глазами.

- Дженни!

- Матушка!

Женщина, покинувшая некогда свою дочь, пожала её руки и выказала свою радость при этой встрече. Дженни, которая так долго жила одна одинешенька, с своей стороны тоже обрадовалась матери.

- Так вот как! Ты воротилась на старое гнездо?

- Да, я тебя всю ночь проискала. Пойдем к тебе и потолкуем. Где ты живешь?

Дженни сказала ей свой адрес.

- Ну, там много лишних ушей будет. Нынешнюю ночь мы проночуем в другом доме. Это что у тебя под платком?

- Мой сын.

- Вот оно что! И до этого уж дошла. Я всегда была уверена, что не сдобровать тебе. Небось трудно тебе с ним?

- Ни мало.

- Где его отец?

- В тюрьме на семь лет.

- Боже милостивый! Наварила же ты кашу, Дженни! Бедная девка, жаль мне тебя. Зайдем-ка по дороге и выпьем водки.

Мать и дочь зашли в кабак и, протолкавшись к прилавку, разговорились о том, о сем, запивая водкою свои речи. "Матушка стала совсем другая, рассказывала Дженни впоследствии. Она была со мною ласкова, а там как бы то ни было, я все-таки ее немножко любила и очень была рада, что она отыскалась, даром что прежде не слыхала от нея ни одного доброго слова. Матери не везло в жизни с той самой поры, как она так неожиданно покинула Новый Веннель. Человек, с которым она скрывалась и которому она оставалась верна в течение стольких лет, покинул ее, не сказав ей и слова на прощанье, и бежал в Америку с одной молоденькой девушкой, годившейся ему в дочери. Стоя у прилавка, она проклинала изменника, при чем её энергическия телодвижения сделали ее посмешищем кабацкой публики. Она проживала то в Перте, то в Абердине; наконец, в надежде, что дело, заставившее ее бежать из Глазгова, предано забвению и вряд ли будет снова поднято, она рискнула снова возвратиться на старое гнездо."

Неодолимая сила привычки тянула ее назад в Глазгов. Здесь каждая улица, каждый закоулок были ей знакомы; здесь она чувствовала себя дома. Ей даже хотелось отыскать свою покинутую дочь; теперь думала она, эта дочь уже в таких летах, что может быть ей подругой, и им вдвоем удастся, быть может, начать какое нибудь дело.

Так, по крайней мере, она рассказывала Дженни, и Дженни поверила ей и привязалась к матери с обычною своею податливостью на всякое впечатление.

"ты знаешь, Дженни, он никогда тебя не любил," добавила она, и Дженни удовольствовалась этим объяснением.

В Глазгове, параллельно с Новым Веннелем, лежит другой квартал, называющийся Старым Веннелем. В этом-то последнем мистрис Камерон поселилась вместе с дочерью. К ним присоединилось еще человека два из того многочисленного класса подозрительных личностей, которыми кишат бедные кварталы каждого города.

легкомысленных людей, чтобы заманить их в свой притон, и там ограбить.

- Это самое безопасное дело, заметила мистрис Камерон, гораздо безопаснее карманной кражи. Если бы ты принялась за него с самого начала, то не побывала бы два раза в тюрьме.