Записки тюремной надзирательницы.
Глава XXII. Несколько веселых дней.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Записки тюремной надзирательницы. Глава XXII. Несколько веселых дней. (старая орфография)

ГЛАВА XXII. 

Несколько веселых дней.

Черный Барни и Дженни наняли комнату в одной из тех трущоб, с которыми читатель успел уже познакомиться в течение этого рассказа. Барни объявил полиции, что прибыл в Глазгов для поправления своего здоровья; настоящею же целью его было - попытать счастья в этом городе, так как пребывание в Ливерпуле начинало для него становиться небезопасным.

Взяв Дженни Камерон "под свое покровительство", он посвятил ее в неизвестные ей дотоле приемы своего искуства. Дженни была понятливая ученица, и быстро освоилась с предметом преподаванья. Черный Барни был льстец и захваливал ее более, чем она стоила. Захваливанье было в его политике, им он возбуждал усиленное рвение к своих учениках.

У Дженни с Барни часто заходили разговоры о тюрьме; последний вовсе не разделял её ужаса перед заключением. "Еслиб мне не везло, я бы пошел в тюрьму, как ни в чем не бывало, говорил он. Другое дело, когда счастье тебе так и валит, тут точно досадно бывает очутиться за решеткой."

В конце марта Барни задумал проделку, которая уже не раз перед тем сходила ему благополучно с рук.

Раздобывшись напрокат парою приличного платья для себя и для Дженни, он отправился из Глазгова окольными путями на одну из ближайших станций железной дороги. С этой станции, где им не угрожала, как в Глазгове, опасность быть узнанными полицией, они отправились с тяжелым поездом в Карлейль. Здесь, чтобы отклонить от себя подозрение, они остановились в скромной гостиннице, в которой провели ночь, как мирные граждане, заплатив до копейки по поданному им счету.

Они дожидались прибытия скорого поезда, с которым обыкновенно богатые путешественники отправляются на север. Поезд пришел в урочное время, и в те немногия минуты, которые он простоял на станции, привычно зоркий взгляд Барни успел заглянуть во внутренность вагонов и заметить один из них, в который в эту самую минуту входил толстый джентльмен.

Барни и Дженни поспешили занять место в вагоне на против этого джентльмена, и Барни, скрестив руки, тотчас же закрыл глаза, делая вид, что устал с дороги. Поезд тронулся и обе хищные птицы вздохнули свободнее: теперь никакая случайность не могла перейти им дорогу к задуманной цели. Толстый джентльмен, ничего не подозревая, взглянул мельком на своих спутников, потом открыл книгу и начал читать при свете фонаря, горевшого в потолке вагона. Мало по малу его укачало; он закрыл книгу и задремал. Дженни украдкой взглянула на Барни, но тот покачал головою; им, конечно, легко было стащить у него в эту минуту часы; но джентльмен мог тут же в вагоне заметить пропажу, и, чего доброго, прямо обвинит их в воровстве. Благоразумнее было выждать прибытие поезда в Глазгов.

Скоро поезд загремел под сводами дебаркадера. Пока все суетилось, Барни и Дженни выжидали, чтоб сосед их поднялся с своего места. Когда он вышел из вагона и приготовился ступить на площадку, Барни очень любезно предложил ему свою руку, чтобы опереться; в туже минуту другая рука его принялась за работу, и в одно мгновение, будто колдовством золотые часы, цепочка и бумажник путешественника очутились в этой руке и были переданы Дженни. Барни поспешно удалился в одну сторону, Дженни же с добычей в другую. Несколько времени спустя, они сошлись в своей берлоге.

- Ты не разскрывала бумажника и не трогала вещей, поспешил осведомиться Барни, как только ее увидел.

- Стану я трогать твое добро; за кого ты меня принимаешь?

- Другая пожалуй и тронула бы, а ты, я знаю, не такая.

- То-то, подтвердила Дженни с гордостью. Ишь что выдумал, попользуюсь я от него хоть копейкой.

- Что-то говорит мне, что мы сегодня прокатились не даром, проговорил он осклабляясь. Осмотр кошелька мы отложим на закуску.

Он осмотрел механизм часов, покритиковал цепочку, наконец перешел к заветному бумажнику. Пока он его раскрывал, Дженни притаила дыхание. Сосчитав его содержимое, Барни привскочил с места и разразился самыми эксцентрическими выражениями радости.

- Вот так приз, Дженни, чорт возьми! Ура! да здравствует целый свет! да здравствует Глазгов!

- Сколько? спросила Дженни.

Решено было, что они отправятся в Лондон, чтобы разменять банковые билеты и сбыть с рук краденые вещи. Долго сидели в этот вечер Дженни и Барни, толкуя о том, как они погуляют на только - что добытые деньги. Дженни еще не знавала ни одного настоящого праздника в своей жизни, такого праздника, во время которого она могла бы отдохнуть от своего воровского ремесла и пожить честною белоручкой в каком нибудь уголке земного шара, где никто ничего бы не знал о её прошлой жизни.

- Эх! Славно я погуляла в то время, вспоминала она впоследствии; один только этот праздник я и запомню на своем веку. Ну да хоть не надолго, а узнала и я, что такое счастье, добавила она со вздохом, в котором на этот раз не слышалось сожаления о прошлых ошибках.

Прибыв в Лондон, Дженни и Барни поспешили отыскать джентльмена, который взялся променять им часы, цепочку и банковые билеты на наличные деньги. Живо обделав это дело, Барни, знавший все мышьи норки в Лондоне, повез ее к одному знакомому продавцу готового платья, у которого они запаслись всевозможными принадлежностями туалета. Дженни нарядилась в шелковое платье и бархатный бурнус, Барни выбрал пару черного платья и бархатный жилет. Туго набив различными другими покупками тут же купленный чемодан, они поехали в Лейстер-Сквер, и остановились в одной из тамошних гостинниц.

С этой минуты они выкинули из головы все заботы, связанные с их профессией.

Они заказывали себе роскошные обеды, "без хереса ни разу не садились за стол", по вечерам отправлялись в театр, где сидели в партере, и вместе с остальною публикою вполне отдавались невинному удовольствию. Днем они осматривали окрестности Лондона, ездили то в Ричмонд то в Гриничь, то в Гревсенд; но постоянно возвращались домой ко времени представления. Они старательно избегали всяких новых знакомств; завидев кого либо из своих старых сообщников, Барни торопился перейти на другую сторону улицы; он хотел вполне отрешиться на это время от своей будничной обстановки и провести свою вакацию, как подобает истому джентльмену. По возвращении из театра, они приказывали подать ужин себе в комнату, обильно обливали его грогом и отходили ко сну далеко не в трезвом виде. С наступлением каждого утра, они предавались новым удовольствиям.

Каждое утро Барни считал, сколько у него остается денег. "Всего только три фунта израсходовано из нашего капитала, Дженни", сообщал он своей подруге. "Всего только пять фунтов, всего только семь, и т. д. А в их распоряжении был капитал во сто фунтов, целых сто фунтов, с которыми Барни не разставался ни днем, ни ночью.

Но посещая таким образом многолюдные собрания и имея не один случай попользоваться чужою собственностью, странная чета эта ни разу не нарушила воровством своего far niente. Дженни, еще строже чем Барни, воздерживалась от всякой мошеннической проделки. То была её первая вакация "она барыней" и противоположность этого рода жизни с годами, проведенными в мрачных притонах нищеты и порока, имела в себе что-то одуряющее, обоятельное. Эти немногие дни оставили в её памяти неизгладимое впечатление. Она любила вспоминать о них даже и тогда, когда горько оплакивала все ошибки своего прошлого.

В половине июня Барни, сосчитав свой капитал, нашел, что он убавился на целых пятьдесят фунтов.

- Теперь мы отправимся в какой нибудь приморский город и спустим все остальные деньги, объявил он. Когда у нас останется не более пяти фунтов, мы пустим в ход свою ловкость и воротимся в Глазгов. Этот Глазгов золотое дно!

На следующий же день они отправились в Маргет и наняли комнату в одной из второклассных гостинниц. Это было как раз в то время года, когда толпы посетителей начинают съезжаться в маленький городок. Во всех магазинах, на больших улицах, были устроены лотерейные столы, и Барни, мучимый жаждою сильных ощущений, каждый вечер пробирался к этим столам и брал билет за билетом в надежде на выигрыш. К концу первой недели в его кармане оказался значительный дефицит.

- Однако, это не идет Дженни, мы уж больно раскутились, заметил он. Но в тот же вечер он поддался искушению и целый час провел у лотерейного стола, рискуя ставку за ставкою.

- Подшутила? - И не думала. Что ты хочешь этим сказать?

- А то, что какой-то воришка, чорт его побери, подвернулся ко мне и обшарил мои карманы.

В последующие годы заключения Дженни любила рассказывать этот анекдот, и много было смеху по поводу его между арестантками. Но в свое время этот случай нанес ей роковой удар: он положил конец её кратковременному веселью.