Quo vadis.
Часть первая.
Глава VI.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сенкевич Г. А., год: 1896
Категории:Роман, Историческое произведение

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Quo vadis. Часть первая. Глава VI. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

VI.

Петроний был дома. Придверипк не посмел задержать Виниция. который влетел в атрий, как вихрь; узнав, что хозяина следует искать в библиотеке, он столь-же стремительно ворвался в библиотеку - и, застав Петрония за писанием, вырвал у него из рук тростник, сломал и бросил на пол, затем впился пальцами в его плечи и, приблизив свое лицо к его лицу, стал спрашивать хриплым голосом:

- Что ты сделал с нею? Где она?

Вдруг произошло нечто поразительное. Изящный и, повидимому, изнеженный Петроний схватил впившияся в его плечи - сначала одну, затем другую - руки молодого атлета и, сжав обе в одной своей руке, точно железными клещами, произнес:

- Я слаб только утром, а к вечеру ко мне возвращается прежняя бодрость. Попробуй вырваться. Гимнастике тебя должно быть учил ткач, а вежливости - кузнец.

На лице его не отразилось даже гнева, только в глазах мелькнул бледный отблеск отваги и энергии. Спустя несколько мгновений, он отпустил руку Виниция, стоявшого перед ним, испытывая унижение, стыд и неистовую ярость.

- У тебя стальная рука, - сказал он, - но клянусь всеми подземными богами, если ты предал меня, я всажу тебе в горло нож, хотя-бы в покоях цезаря.

- Побеседуем спокойно, - возразил Петроний. - Сталь, как видишь, крепче железа, поэтому, хотя из каждой твоей руки можно-бы выкроить две моих, однако, бояться тебя мне нечего. Зато меня огорчает твоя грубость, и если-бы людская неблагодарность могла еще удивлять меня, я подивился-бы твоей неблагодарности.

- Где Лигия?

- В лупанарии, то-есть в вертепе цезаря.

- Петроний!

- Успокойся и присядь. Цезарь обещал исполнить две моих просьбы: во-первых, выдобыть Лигию из дома Авла, и, во-вторых, отдать ее тебе. Не запрятал-ли ты нож где-нибудь в складках своей тоги? Быть может, ты пырнешь меня им? Советую тебе, однако, помедлить несколько дней, не то тебя посадят в темницу, а Лигия соскучится в твоем доме.

Наступило молчание. Виниций смотрел несколько времени на Петрония удивленными глазами и, наконец, сказал:

- Прости меня. Я люблю ее, - любовь ослепляет мой разсудок.

- Подивись мне, Марк. Третьяго дня я сказал цезарю: мой племянник Виниций до того влюбился в сухопарую девочку, воспитывающуюся у Авла, что дом его, от вздохов, превратился в паровую баню. Ни ты, - сказал я цезарю, - ни я, понимающие, что такое истинная красота, не дали-бы за нее тысячи сестерциев, но этот мальчик всегда был глуп изрядно, а теперь одурел окончательно.

- Петроний!

- Если ты не понимаешь, что я сказал это с целью оградить

Лигию, я готов подумать, что сказал правду. Я внушил цезарю, что такой эстетик, как он, не может признать такую девушку красавицей, - и Нерон, который все еще не решается смотреть иначе, как моими глазами, не увидит в ней красоты и, следовательно, не пожелает обладать ею. Надо было принять меры против обезьяны и посадить ее на веревку. Красоту Лигии оценит теперь не он, а Поппея, - и, очевидно, постарается как можно скорее выпроводить ее из дворца. А я продолжал небрежно говорить меднобородому: "Возьми

Лигию и отдай ее Виницию. Ты имеешь право поступить таким образом, потому что она заложница; этим ты, кстати, досадишь Авлу". И он согласился. Он не имел ни малейшей причины не согласиться, тем более, что я дал ему возможность сделать неприятность порядочным людям. Тебя назначат правительственным попечителем заложницы, доверят твоей охране это лигийское сокровище, ты-же, как союзник храбрых ливийцев и верный слуга цезаря, не только нисколько не растратишь этого сокровища, но и постараешься об его приумножении. Цезарь, для сохранения приличия, задержит ее на несколько дней в своем доме, а затем отошлет в твою "инзулу"... Счастливец!

- Неужели это правда? Неужели ей ничто не угрожает в доме цезаря?

тысяч человек. Быть может, Нерон совсем не увидит ее, тем более, что он до такой степени доверился мне в этом деле, что не далее, как несколько минут тому назад, ко мне пришел центурион с уведомлением, что девушка препровождена во дворец и сдана на руки Актее. У Актеи добрая душа, поэтому я и приказал поручить Лигию её опеке. Помпония Грецина, очевидно, того-же мнения, потому что написала к ней. На завтра назначен пир у Нерона. Я запасся для тебя местом возле Лигии.

- Прости мне, Кай, мою вспыльчивость, - сказал Виниций. - Я думал, что ты приказал увести ее для себя или для цезаря.

- Я могу извинить тебе твою вспыльчивость, но мне труднее забыть твои грубые манеры, непристойные восклицания и голос, напоминающий игроков в мору. Я не люблю этого, Марк, и впредь будь осторожнее. Знай, что поставщиком женщин" состоит Тигеллин, и помни также, что, если-бы я хотел отобрать эту девушку для себя, я прямо в глаза сказал-бы тебе: Виниций, я отнимаю от тебя Лигию, и буду обладать ею до тех пор, пока она мне не надоест.

Говоря это, он стал пристально смотреть своими ореховыми зрачками в глаза Виниция, с выражением холодной самоуверенности. Молодой человек окончательно смутился.

- Я виноват перед тобою, - сказал он. - Ты добр и великодушен, и я благодарен тебе от души. Позволь мне обратиться к тебе лишь с одним вопросом: почему ты не приказал препроводить Лигию прямо в мой дом?

отошлют к тебе и делу конец. Меднобородый - трусливый пес. Он знает, что власть его неограниченна, и тем не менее старается придать благовидность каждому своему поступку. Быть может, ты уже настолько поостыл, чтобы немного пофилософствовать? Мне самому не раз думалось, почему преступление, хотя-бы оно было могущественно, как цезарь, и уверенно, как он, в безнаказанности, всегда старается оправдать себя законом, справедливостью и добродетелью?.. К чему оно принимает на себя этот лишний труд? По моему мнению, умертвить брата, мать и жену приличествует скорее какому-нибудь азиатскому царьку, чем римскому цезарю; но, если бы я сделал это, я не стал-бы писать оправдательных посланий к сенату... А Нерон пишет, Нерон старается оправдать свои злодеяния, потому что Нерон - трус; но. нот, например, Тиверий не был трусом, а, однако, оправдывался в каждом своем поступке. Отчего это так? Что это за странная, невольная дань уважения, приносимая пороком добродетели? И знаешь-ли, что мне кажется? Я думаю, что это происходит, потому что преступление уродливо, а добродетель прекрасна. Ergo, истинный эстетик является тем самым и добродетельным человеком. Ergo, я добродетелен. Мне придется сегодня совершить возлияние вином в честь теней Протагора, Продика и Горгия. Видно, что и софисты могут к чему-нибудь пригодиться. Слушай-же, я буду разсуждать далее. Я отнял Лигию у Авла и его жены, чтобы отдать ее тебе. Хорошо. Но Лизипп изваял-бы с вас чудеснейшия группы. Вы оба прекрасны, следовательно, и мой поступок прекрасен, а будучи прекрасным, он не может быть дурным. Взирай, Марк, - ты видишь перед собой добродетель, воплощенную в лице Кая Петрония. Если бы Аристид был жив, он должен-бы придти ко мне и поднести сто мин за краткое разсуждение о добродетельности.

Но Виниций, как человек, которого действительность занимала больше разсуждений о добродетели, сказал:

- Завтра я увижу Лигию, а потом буду обладать его в моем доме ежедневно, непрерывно и до самой смерти.

- Ты будешь обладать Лигией, а мне придется расплачиваться за тебя с Авлом. Он призовет на меня мщение всех подземных богов. И пусть-бы хотя догадался, животное, взять предварительно урок хорошей декламации... А, ведь, он станет ругаться так, как бранился с моими клиентами мой прежний придверник, которого я принужден был сослать в деревню.

"божественного" цезаря есть верховный закон, и что твой первый сын будет носить имя Авла. Надо-же чем-нибудь утешить старика. Я готов попросить меднобородого, чтобы он пригласил Плавция на пир. Пусть полюбуется в триклинии на тебя рядом с Лигией.

- Не делай этого, - возразил Виниций, - мне все-таки жаль их, в особенности Помпониго.

Виниций сел писать письмо, которое лишило старого вождя последней надежды.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница