Quo vadis.
Часть первая.
Глава IX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Quo vadis. Часть первая. Глава IX. (старая орфография)

IX.

Лигии жаль было Помпонии Гредины, которую она любила всем сердцем, и всей семьи Авла, - однако отчаяние её прошло. Она испытывала даже некоторое наслаждение при мысли, что жертвует для своей Истины довольством и спокойствием и обрекает себя на жизнь в скитаниях и безвестности. Быть может, ее соблазняло несколько и детское любопытство - изведать, какова будет эта жизнь где-то в далеких краях, среди варваров и диких зверей, - но в гораздо сильнейшей степени вдохновляла ее глубокая и твердая вера. Она была убеждена, что, поступая таким образом, она следует завету "Божественного Учителя" и что отныне Он сам будет пещись о ней, как о послушном и верном дитяти. Что-же дурного может произойти с нею в таком случае? Если ее постигнут какие-либо страдания, она перенесет их во имя Него. Пробьет-ли неожиданно смертный час, - Он примет ее и затем, когда умрет Помпония, оне соединятся на всю вечность.

Она не раз, живя еще в семье Авла, томила свою детскую головку мыслями о том, что она - христианка, - не может пожертвовать ничем для того Распятого, о котором с таким умилением вспоминал Урс. И вот, теперь наступило время осуществить эти мечты. Лигия чувствовала себя почти счастливой и стала говорить о своем счастии Актее, - но гречанка не могла понять ее. Покинуть все, покинуть дом, довольство, город, сады, храмы, портики, все, что прекрасно, покинуть излюбленный солнцем край и близких людей, - и для чего? для того, чтобы бежать от любви молодого и прекрасного патриция?.. Разсудок Актеи отказывался понять подобный поступок. Были мгновения, когда она чувствовала, что в этом таится правда, быть может, даже какое-то безпредельное, неведомое счастье, но не могла уяснить себе этого, тем более, что Лигию ожидало еще опасное приключение, угрожающее самой её жизни. Актея была боязлива и со страхом думала о предстоящем вечером побеге. Она не хотела, однако, говорить Лигии о своих опасениях; видя, что, тем временем, занялся светлый день и солнце заглянуло в атрий, она стала уговаривать девушку отдохнуть после проведенной без сна ночи. Лигия согласилась. Оне вошли в обширную спальню, отделанную роскошно - во внимание к прежней связи Актеи с цезарем, и легли вместе, но Актея, несмотря на утомление, не могла уснуть. Она давно уже стала печальной и несчастной, но теперь ею овладевает какая-то тревога, которой она не испытывала никогда раньше. До сих пор существование казалось ей лишь тяжелым и безнадежным, теперь же оно представилось ей вдруг позорным.

Сознание её все больше смущалось. Двери, ведущия к свету, снова стали то отмыкаться, то затворяться. Но и в те мгновения, когда оне раскрывались, неведомый свет ослеплял ее и она ничего не могла различить с отчетливостью. Она как будто догадывалась лишь, что в этом сиянии таится какое-то безграничное блаженство, в сравнении с которым все остальное так ничтожно, что, если бы, например, цезарь отдалил от себя Поппею и снова полюбил ее, Актею. то и это было-бы тленом. Вместе с тем, ей думалось, что цезарь, которого она любит и невольно считает каким-то полубогом, в сущности, столь-же жалок, как и каждый невольник, а этот дворец с колоннадами из нумидийского мрамора ничем не лучше любой груды камней. Под конец, однако, эти чувства, в которых она не могла разобраться, стали мучить ее. Ей хотелось уснуть, но, терзаемая тревогой, она не могла сомкнуть глаз.

Полагая, что Лигия, над которою тяготеет неизвестность и столько опасностей, также не спит, Актея повернулась к ней, чтобы поговорить о назначенном на вечер побеге.

Но Лигия спокойно спала. В темную спальню, сквозь небрежно задернутую занавеску, прокралось несколько ярких лучей, в которых крутилась золотистая пыль. При свете их, Актея разсмотрела нежное лицо Лигии, подпертое обнаженною рукой, сомкнутые глаза и слегка раскрывшияся уста. Она дышала ровно, но так, как дышат только во сне.

- Спит, может спать! - подумала Актея, - она еще дитя.

Тем не менее, через миг, ей пришло в голову, что это дитя предпочитает бежать, чем сделаться любовницей Виниция, предпочитает нужду - позору, скитальчество - пышному дому возле Карин, нарядам, драгоценными, украшениям, пирам, музыке лютней и цитр.

- Почему?

Актея стала всматриваться в Лигию, как-бы желая прочесть ответ в её сонном лице. Полюбовавшись на прекрасный лоб, нежный изгиб бровей, темные ресницы, разомкнувшияся уста и вздымаемую спокойным дыханием девственную грудь, она подумала:

- Как непохожа она на меня!

Лигия показалась ей чудом, каким-то божественным видением, грезой богов, во сто крат прекраснейшею, чем все цветы в саду цезаря и все изваяния в его дворце. Но в сердце гречанки не было зависти. Напротив, при мысли об опасностях, угрожающих девушке, она прониклась глубокою жалостью. В ней пробудилось словно материнское чувство; Лигия показалась ей не только прекрасною, как дивный сон, но, вместе с тем, и бесконечно дорогою сердцу. Приблизив уста к её темным волосам, она стала целовать их.

А Лигия спала спокойно, точно дома, под опекою Помпонии Грецины, - и спала довольно долго. Полдень уже прошел, когда она раскрыла свои голубые глаза и принялась осматривать спальню с немалым удивлением.

Ее, видимо, крайне удивило, что она проснулась не в доме Авла.

- Это ты, Актея? - спросила, она, наконец, разглядев в сумраке лицо гречанки.

- Да, Лигия.

- Разве теперь уже вечер?

- Нет, дитя мое, - но полдень уже прошел.

- А Урс не вернулся?

- Урс не обещал вернуться, - он сказал только, что вечером будет с христианами подстерегать носилки.

- Правда.

Затем оне вышли из спальни и отправились в баню, где Актея выкупала Лигию; позавтракав с нею, гречанка повела ее в дворцовые сады, в которых ей не угрожала никакая опасная встреча, так как цезарь и главнейшие из его приближенных еще спали. Лигия впервые в жизни увидела эти великолепные сады, заросшие кипарисами, соснами, дубами, оливковыми и миртовыми деревьями, среди которых белело целое население статуй, блестели недвижные зеркала прудов, цвели рощицы розовых кустов, орошаемых пылью фонтанов; входы живописных гротов заросли плющем или виноградом, на водах плавали серебристые лебеди, между изваяниями и деревьями блуждали прирученные газели из пустынь Африки и ярко оперенные птицы, привезенные из всех известных в то время стран света.

солнечных лучей, дробящихся сквозь листву; остальные, наконец, поливали розы или бледно-лиловые цветы шафрана.

Актея и Лигия гуляли довольно долго, осматривая всевозможные чудеса садов и, хотя Лигия была подавлена другими мыслями, однако, сохранила слишком много детской впечатлительности, чтобы побороть внушаемые этим зрелищем интерес, любопытство и удивление. Ей думалось даже, что цезарь, если-бы был добрым, мог-бы жить в таком дворце и в таких садах очень счастливо.

Несколько утомившись, наконец, оне сели на скамью, почти утопающую в зелени кипарисов, и стали беседовать о том, что больше всего удручало их сердца, то-есть о вечернем побеге Лигии. Актея была далеко менее уверена в успехе побега, чем Лигия. Иногда ей казалось даже, что это безумный план, который не может удаться. Она чувствовала все сильнейшую жалость к Лигии. Приходило ей также в голову, что во сто крат безопаснее было-бы попытаться уговорить Виниция. Она принялась разспрашивать, давно-ли Лигия познакомилась с Виницием и не думает-ли, что, может быть, удастся упросить его, чтобы он возвратил ее Помпонии?

Но Лигия печально покачала своею темнокудрою головкой.

- Нет. В доме Авла Виниций был другим, очень добрым, но после вчерашняго пира я боюсь его и предпочитаю бежать к лигийцам.

Актея продолжала разспрашивать:

- Однако, в доме Авла он нравился тебе?

- Да, - ответила Лигия, опуская голову.

- Ведь ты не рабыня, - чем была я, - в раздумьи произнесла Актея. - На тебе Виниций мог-бы жениться. Ты - заложница и дочь лигийского царя. Авл и Помпония любят тебя, как родное дитя, и охотно удочерят тебя. Виниций мог-бы жениться на тебе, Лигия.

Но она ответила шопотом и еще печальнее:

- Я предпочитаю бежать к лигийцам.

- Хочешь, Лигия, чтобы я пошла сейчас к Виницию, разбудила его, если он спит, и повторила ему то, что говорю тебе в эту минуту? Послушай, моя дорогая, - я пойду к нему и скажу: Виниций, она царская дочь и любимое дитя славного Авла; если любишь ее, возврати ее семье Авла, а потом возьми, как жену, из их дома.

Девушка ответила голосом до того пониженным, что Актея едва разслышала:

- Я предпочитаю бежать к лигийцам.

И две слезы заблестели на её опущенных ресницах.

Дальнейшую беседу прервал шорох приближающихся пиагов, и раньше, чем Актея успела посмотреть, кто приближается, перед скамьей появилась Сабина Поппея с небольшою свитой рабынь. Две из них держали над её головой пучки страусовых перьев, вставленных в золотые прутья, слегка обвевая ее этими опахалами и, вместе с тем, охраняя от еще жаркого осенняго солнца. Перед нею черная, как черное дерево, эфиопка, с высокими, точно распертыми молоком грудями, несла на руке ребенка, запеленатого в пурпурную ткань с золотой бахрамой. Актея и Лигия встали, надеясь, что Поппея пройдет мимо скамьи, не обративши на них внимания, но она остановилась перед ними и сказала:

- Актея, погремушки, которые ты пришила к кукле, были прикреплены дурно; ребенок оторвал одну из них и потянул ко рту; к счастию, Ли лита заметила во время.

- Извини, божественная, - ответила Актея, скрещивая руки на груди и опуская голову.

Поппея стала смотреть на Лигию и спросила:

- Что это за рабыня?

- Это не рабыня, божественная августа, а воспитанница Помпонии Грецины и дочь лигийского царя, доверенная им, в качестве заложницы, Риму.

- И она пришла известить тебя?

- Была она вчера на пире?

- Была, августа.

- По чьему повелению?

- По повелению цезаря...

Поппея стала еще внимательнее смотреть на Лигию, стоявшую перед ней, склонив голову, то поднимая из любопытства свои лучистые глаза, то снова опуская веки. Между бровями августы выступила вдруг морщина. Ревниво оберегая свою красоту и власть, она жила в постоянной тревоге, опасаясь, что когда-нибудь счастливая соперница погубит ее так же, как она сама погубила Октавию. Поэтому, каждое красивое женское лицо при дворе возбуждало в ней подозрительность. Поппея глазом знатока окинула одним взором все формы Лигии, оценила каждую черту её лица, - и испугалась. "Это - просто нимфа, - подумала она, - ее родила Венера". И вдруг в уме её мелькнула мысль, никогда не приходившая ей в голову при виде какой-бы то ни было красавицы: она гораздо старше! В ней заговорили затронутое самолюбие и боязнь, всевозможные опасения стали роиться в её голове. "Может быть, Нерон ее не заметил, или не оценил. Но что может произойти, если он встретит ее днем, столь дивную при свете солнца?.. Кроме того, она не рабыня! она - царская дочь, - хотя и варварского происхождения, - но, все-таки, царская дочь!.. Безсмертные боги! она столь-же прекрасна, как я, но моложе!" И складка между бровями Поппеи обрисовалась еще глубже, а глаза её из под золотистых ресниц засветились холодным блеском.

Обратившись к Лигии, она спросила, повидимому, спокойно:

- Говорила-ли ты с цезарем?

- Нет, августа.

- Почему ты предпочитаешь жить здесь, чем в семье Авла?

- Я не предпочитаю, госпожа. Петроний склонил цезаря отобрать меня от Помпонии, - но я здесь поневоле, о, госпожа!..

- И ты хотела-бы вернуться к Помпонии?

Последний вопрос Поппея произнесла голосом более мягким и благосклонным; в сердце Лигии зародилась надежда.

- Госпожа, - сказала она, простирая к ней руки. - Цезарь обещал отдать меня, как рабыню, Виницию, но ты заступись за меня и возврати меня к Помпонии.

- Значит, Петроний склонил цезаря отобрать тебя от Авла и отдать Виницию?

- Да, госпожа. Виниций должен сегодня прислать за мною, но ты, милосердная, сжалишься надо мной.

Сказав это, она наклонилась и, ухватившись за край одеяния Поппеи, стала, с бьющимся сердцем, ожидать ответа. Поппея смотрела на нее несколько мгновений с лицом, осветившимся злостною усмешкой, и затем сказала:

- Так обещаю тебе, что ты еще сегодня - станешь рабыней Виниция.

С этими словами она отошла, как прекрасное, но злое привидение. До Лигии и Актеи донесся лишь крик ребенка, который, неизвестно почему, заплакал.

Глаза Лигии также наполнились слезами, но она тотчас-же взяла Актею за руку и сказала:

- Вернемся. Помощи следует ожидать лишь оттуда, откуда она может явиться.

все время прислушивались, не приближается-ли кто-нибудь. Лигия все повторяла, что как ни жаль ей разстаться с Актеей, однако она предпочла-бы, чтобы все окончилось сегодня, так как Урс, несомненно, в темноте уже ожидает ее. Тем не менее, дыхание её сделалось от волнения более частым и громким. Актея лихорадочно собирала какие могла драгоценности и, завязывая их в край пеплума, заклинала Лигию не отказываться от этого дара и средства к побегу. Время от времени водворялось глухое безмолвие, то-и-дело обманывавшее слух. Обеим казалось, что слышится то какой-то шопот за занавеской, то отдаленный плач ребенка, то лай собак.

дом Авла.

Актея вскрикнула, но Атацин низко поклонился и сказал:

- Кай Виниций приветствует божественную Лигию и ожидает ее на пир в доме, убранном зеленью.

Уста девушки совсем побелели.

И Лигия, на прощание, крепко обняла Актею.