Quo vadis.
Часть вторая.
Глава XI.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сенкевич Г. А., год: 1896
Категории:Роман, Историческое произведение

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Quo vadis. Часть вторая. Глава XI. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 

XI.

В эту ночь Виниций совсем не ложился. Через несколько времени после ухода Петрония, когда стоны бичуемых рабов не утолили ни горя его, ни его неистового гнева, он собрал толпу других слуг и, во главе их, бросился позднею ночью разыскивать Лигию. Он осмотрел эксвилинский квартал, Субурру, Викус-Сцелератус и все прилегающие к ним переулки. Затем, обойдя Капитолий, Виниций перебрался через мост Фабриция на остров; оттуда он проник в часть города, расположенную по ту сторону Тибра, и обежал ее. Он сознавал, что эти поиски безцельны, не надеялся найти Лигию, - и разыскивал ее, главным образом, чтобы чем-нибудь заполнить ужасную ночь. Он возвратился домой лишь на разсвете, когда в городе стали уже появляться возы и мулы продавцов овощей и пекари начали открывать лавки.

Вернувшись, Виниций приказал убрать тело Гулопа, до которого никто не посмел прикоснуться; рабов, на которых молодой трибун выместил утрату Лигии, он велел сослать в свои поместья, - что считалось наказанием чуть-ли не более жестоким, чем смерть. Бросившись, наконец, на устланную тканью скамью в атрии, Виниций стал безевязно придумывать, каким-бы образом найти и захватить Лигию.

Он не мог себе представить, что никогда больше не увидит Лигию, - при одной мысли о том, что он может потерять ее, им овладевало безумие. Своевольный от природы, молодой воин впервые в жизни натолкнулся на отпор, на чужую непреклонную волю, - и просто не мог понять, как смеет кто-либо противиться его вожделению. Виниций предпочел-бы, чтобы погиб весь мир, чтобы Рим превратился в развалины, чем, чтобы ему не удалось достигнуть дели своих желаний. Чашу наслаждений похитили у него почти из под уст, - ему казалось поэтому, что совершилось нечто неслыханное, вопиющее об отомщении к божественным и человеческим законам.

Но больше всего негодовал он на свою участь, потому что никогда в жизни не желал ничего так страстно, как обладания Лигией. Он чувствовал, что не может жить без нея, не мог себе представить, что будет делать без нея завтра, как проживет следующие дни. Иногда им овладевал гнев на нее, он впадал почти в неистовство. Он хотел-бы тогда иметь ее в своей власти, чтобы бить ее, влачить за волосы по спальням, надругаться над ней, - потом снова сердце его сжималось от тоски по её голосу, очертаниям тела, глазам, и он чувствовал, что радостно упал-бы к её ногам. Он призывал ее, грыз пальцы, сжимал голову руками. Он напрягал все силы, чтобы принудить себя спокойно думать, как-бы отыскать Лигию, - и не мог. В уме его мелькали тысячи средств и способов, один безумнее другого. Наконец, ему пришло в голову, что молодую девушку похитил Авл; если это и не так, Авл, во всяком случае, должен знать, где она скрывается.

Он вскочил, решившись бежать в дом Авла. Если Авл не отдаст Лигию, если не испугается угроз, Виниций пойдет к цезарю, обвинит старого вождя в неповиновении и выхлопочет, чтобы ему послали смертный приговор, - но раньше Виниций заставит их сознаться, где скрывается Лигия. Он отомстит, впрочем, если ее возвратят даже добровольно. Они, правда, приютили его в своем доме, ухаживали за ним, - но это ничего не значит! Одного нанесенною ему теперь обидой они освободили его от всякой благодарности.

Мстительный и жестокий трибун мысленно наслаждался отчаянием Помпонии Грецины, представляя себе минуту, когда центурион принесет смертный приговор старому Авлу. Он был почти уверен, что выхлопочет этот приговор. Ему поможет Петроний. Притом-же и сам цезарь ни в чем не отказывает своим приспешникам - августианцам, - если только просьба не идет в разрез с его собственными намерениями и желаниями.

И, вдруг, сердце его чуть не замерло, под влиянием ужасного предположения:

- Не сам-ли цезарь отбил Лигию?

Все знали, что цезарь часто развлекался со скуки ночными нападениями. Даже Петроний принимал участие в этих забавах. Главного целью таких стычек служил, впрочем, захват женщин и подбрасывание затем на солдатском плаще, до утраты ими сознания. Сам Нерон называл иногда эти похождения "ловлей жемчужин", так как в глубине кварталов, густо заселенных бедным людом, удавалось иногда натолкнуться на истинную жемчужину красоты и молодости. Тогда "сагация", то есть, подбрасывание на солдатском плаще, заменялась настоящим похищением, - и "жемчужину" отправляли или в Палатинский дворец, или в одну из безчисленных вилл цезаря, - пли-же, наконец, Нерон дарил ее одному из своих приспешников. Такая участь могла постигнуть и Лигию. Цезарь присматривался к ней во время пира, - и Виниций ни на мгновение не усомнился, что она, конечно, показалась Нерону прекраснее всех женщин, которых он когда-либо видел. Это очевидно! Нерон, впрочем, имел ее у себя, в Палатинском дворце, и мог задержать открыто. Но цезарь, как справедливо говорил Петроний, был труслив в своих злодеяниях; имея власть действовать открыто, он всегда предпочитал действовать тайно. В настоящем случае, его могло побудить к этому и опасение выдать себя перед Поппеей. Виницию пришло теперь в голову, что Авл и Помпония Грецина, быть может, не отважились-бы насильственно захватить девушку, подаренную ему цезарем. Да и кто осмелился-бы сделать это? Не тот-ли великан-лигиец с голубыми глазами, который дерзнул таки войти в триклиний и унести ее с пира на руках? Но где мог-бы он скрыться с нею, куда мог-бы отвести ее? Нет! - раб не способен на такой поступок. Следовательно, Лигию похитил никто иной, как сам цезарь.

При этой мысли, у Виниция потемнело в глазах и лоб оросился каплями пота. Если это правда, Лигия потеряна для него навсегда. Ее можно-бы вырвать из любых других рук, - но не из рук цезаря. Теперь ему остается восклицать с большим основанием, чем прежде: "Vae misero mihi!" Он представил себе воображением

Лигию в объятиях Нерона, и впервые в жизни понял, что бывают мысли, которые просто невыносимы. Только теперь он уяснил себе, как сильно полюбил ее. В памяти его стал мелькать образ Лигии, подобно тому, как с быстротою молнии проносится вся минувшая жизнь в сознании утопающого. Он как-будто видит ее, слышит каждое её слово. Вот она у фонтана, вот в доме Авла и на пиршестве. Он снова ощущает её близость, ощущает благоухание её волос, теплоту её тела, сладость лобзаний, которыми на пиру впивался в её невинные уста. И она представилась ему во сто крат прекраснейшей, более вожделенной и дорогой сердцу, чем когда-либо, - во сто крат более превосходящей всех смертных женщин и всех богинь. И, когда он подумал, что Нерон, быть может, овладел всем, что так глубоко запало ему в душу, претворилось в его кровь, стало для него источником жизни. - им овладела боль, чисто телесная и столь ужасная, что ему хотелось колотиться головой о стены атрия, пока она не разобьется. Он чувствовал, что может сойти с ума - и что непременно лишился-бы разсудка, если бы не оставалось еще мести. Раньше ему казалось, что он лишится возможности жить, если не отыщет Лигии, - теперь-же он столь-же глубоко чувствовал, что не сможет умереть, пока не отомстит за нее. Лишь одна эта мысль доставляла ему некоторое облегчение. "Я стану твоим Кассием Хереей!" повторял он, мысленно обращаясь к Нерону. Опустив затем руки к вазам с цветами, стоявшим вокруг имплювия, он сжал горсть земли и произнес страшную клятву Эребу, Гекате и своим домашним ларам в том, что отомстит за Лигию.

И, в самом деле, ему стало легче. Теперь, по крайней мере, ему есть для чего жить, есть чем заполнить дни и ночи. Отказавшись от намерения отправиться к Авлу, Виниций приказал нести себя к палатинскому дворцу. На пути он сообразил, что если его не допустят к цезарю или если захотят осмотреть, нет-ли при нем оружия, то это явится доказательством, что Лигию захватил цезарь. Оружия он, однако, с собою не взял. Он утратил, вообще, сознание, сохранив, - как обыкновенно случается с людьми, увлеченными одною мыслью, - понимание лишь того, что касается мщения. Оз не хотел упустить его излишнею поспешностью. Кроме того, он больше всего стремился повидать Актею, так как ему казалось, что от нея он узнает правду. Иногда его осеняла надежда, что, может быть, он увидит и Лигию, - при одной мысли об этом его охватывала дрожь. Не похитил-ли ее цезарь, не зная, кого отбивает у рабов? Быть может, Нерон возвратит ему Лигию сегодня-же? Но он тотчас-же понял несостоятельность этого предположения. Если бы хотели отослать к нему Лигию, ее отослали-бы вчера вечером. Одна Актея может все разъяснить, - и надо, первым делом, повидаться с нею.

Остановившись на этом решении, Виниций приказал носильщикам прибавить шагу; по дороге мысли его путались, он думал то о Лигии, то о планах мщения. Он слышал, что жрецы египетской богини Пахты умеют насылать болезни на кого им угодно, и решился узнать от них о способе. На востоке рассказывали ему также, что иудеи знают какие-то заклятия, посредством которых покрывают язвами тело врагов. У него в доме м;жду рабами наберется десятка два иудеев, - по возвращении, он непременно прикажет бичевать их до тех пор, пока они не выдадут этой тайны. С особенным, однако, наслаждением думал он о коротком римском мече, извлекающем потоки крови, - такие именно, какие брызнули из Кая Калигулы, оставив неизгладимые пятна на колонне портика. Он был готов обагрить кровью весь Рим, - если бы какие-нибудь мстительные боги обещали ему истребить все человечество, кроме его и Лигии, он согласился-бы и на это.

Перед аркою он сосредоточил все свое внимание, и подумал, при виде преторианской стражи, что, если хоть сколько-нибудь будут стараться задержать его, это послужит доказательством, что Лигия содержится во дворце по воле цезаря. Но старший центурион дружески улыбнулся ему и, приблизившись на несколько шагов, произнес:

- Приветствую тебя, благородный трибун. Если ты желаешь предстать перед лицо цезаря, ты выбрал неудачную минуту: я не знаю, удастся-ли тебе увидеть его.

- Что случилось? - спросил Виниций.

- Божественная маленькая августа со вчерашняго дня внезапно заболела. Цезарь и августа Поппея не отходят от нея, - вместе с врачами, которых созвали со всего города.

Это было важное событие. Цезарь, когда у него родилась эта дочь, просто обезумел от счастия и принял ее "extra humanum gaudium". Еще до разрешения Поппеи от бремени, сенат самым торжественным образом поручил её лоно покровительству богов. В Анцие, когда родилась у нея дочь, были отпразднованы пышные игры и, кроме того, сооружен храм двум Фортунам. Нерон, не умевший ни в чем соблюсти меру, и этого ребенка полюбил безмерно; для Поппеи дочь была также дорога, - хотя-бы потому, что упрочила её положение и сделала её влияние неоспоримым.

От здоровья и жизни маленькой августы могли зависеть судьбы всей империи, но Виниций был так увлечен собственным делом и своею любовью, что ответил, не обратив почти никакого внимания на сообщение центуриона:

- Я хочу увидеться только с Актеей.

- Актея! - воскликнул он, схватив ее за руки и притянув на середину атрия, - где Лигия?

- Я хотела спросить об этом у тебя, - ответила она, с упреком смотря ему в глаза.

А он, хотя дал себе слово спокойно допросить ее, снова сжал голову руками и стал повторять, с лицом, исказившимся от горести и гнева:

- Она исчезла. Ее похитили на пути ко мне!

Виниций, однако, вскоре опомнился и, наклонив свое лицо к лицу Актеи, произнес сквозь стиснутые зубы:

- Актея... Если тебе дорога жизнь, если ты но хочешь стать причиною несчастий, которых не можешь даже вообразить себе, скажи мае правду: не цезарь-ли похитил ее?

- Цезарь не выходил вчера из дворца.

- Заклинаю тебя тенью твоей матери, именем всех богов: не скрывают-ли ее во дворце?

- Марк, клянусь тенью моей матери, - её нет во дворце и не цезарь похитил ее. Со вчерашняго дня заболела маленькая августа, и Нерон не отходит от её колыбели.

Виниций вздохнул с облегчением. То, что казалось самым страшным, перестало угрожать ему.

- Значит, - сказал он, садясь на скамью и сжимая кулаки, - ее отбили Авл и Помпопия, - в таком случае, горе им!

- Сегодня утром здесь был Авл Плавций. Он не мог повидаться со мной, потому что я была занята при ребенке, но разспрашивал о Лигии Эпафродита и других дворцовых слуг, и сказал им, что придет еще раз поговорить со мною.

- Он хотел отклонить от себя подозрение. Если бы он в самом деле не знал, что сталось с Лигией, он пошел бы искать ее в моем доме.

- Он оставил для меня несколько слов на табличке; из них ты увидишь, что Авл, зная, что цезарь отобрал от него Лигию по желанию твоему и Петрония, разсчитывал, что девушку отошлют к тебе, - и сегодня утром он был в твоем доме, где ему сообщили о происшедшем.

Сказав это, Актея пошла в спальню и вскоре вернулась с табличкой, которую оставил для нея Авл.

Виниций прочитал и умолк. Актея, как будто угадав его мысли по сумрачному выражению лица, сказала:

- Нет, Марк. Произошло то, чего желала сама Лигия.

- Ты знала, что она хочет бежать! - гневно воскликнул Виниций.

Она посмотрела на него своими задумчивыми глазами почти сурово.

- Я знала, что она не хочет сделаться твоею наложницей.

- А ты сама чем была всю жизнь?!

Но Виниций не перестал горячиться: цезарь подарил ему Лигию, следовательно, ему не зачем спрашивать, чем она была раньше. Он добудет ее хотя-бы из-под земли и сделает из нея что ему угодно. Да, она будет его наложницей. Он прикажет сечь ее, сколько ему вздумается. Когда она надоест ему, он отдаст ее последнему из своих рабов, или сошлет вертеть жернова в свои африканския поместья. Теперь он станет разыскивать ее и найдет только затем, чтобы покарать, сокрушить, заставить ее смириться.

Горячась все больше, он до такой степени утратил чувство меры, что даже Актея поняла всю преувеличенность его угроз: он, очевидно, неспособен осуществить их, говорит лишь под влиянием гнева и отчаяния. Она, вероятно, даже сжалилась-бы над его страданиями, но неистовство Виниция истощило её терпение, так что она, наконец, спросила, - зачем он пришел к ней?

Виниций не сразу сообразил, что надо ответить Актее. Он пришел к ней, потому что так захотел, потому что думал, что она сообщит ему какие-нибудь сведения, но, в сущности, пришел лишь к цезарю и, не будучи допущен к нему, завернул к ней. Лигия, скрывшись, воспротивилась воле цезаря, - поэтому он упросит Нерона, чтобы он повелел разыскивать Лигию по всему городу и по всему государству, хотя-бы пришлось прибегнуть для этой цели к помощи всех легионов и перешарить, по очереди, каждый дом в империи. Петроний поддержит его просьбу, и розыски начнутся нынче-же.

Актея сказала ему в ответ на это:

- Остерегайся, как-бы не потерять ее навсегда именно в то время, когда ее отыщут по повелению цезаря.

Виниций сдвинул брови.

- Что значат твои слова? - спросил он.

- Выслушай меня, Марк! Вчера я гуляла с Лигией в здешних садах; мы встретили Поппею с маленькой августой, которую несла негритянка Лилита. Вечером ребенок захворал, а Лилита уверяет, что его околдовали, и обвиняет ту чужеземку, с которой они встретились в садах. Если ребенок выздоровеет, об этом позабудут, в противном-же случае, Поппея первая обвинит Лигию в колдовстве, и тогда, где-бы ни нашли ее, ничего не спасет её.

Наступило молчание; потом Виниций заметил:

- Может быть, она и в самом деле околдовала ее: приворожила-же она меня?

- Лилита повторяет, что ребенок заплакал тотчас-же, как только она пронесла его возле нас. И, в самом деле, девочка заплакала, - должно быть, ее вынесли в сад уже больною. Марк, ищи ее сам, где хочешь, но не говори о ней с цезарем, пока маленькая августа не выздоровеет, потому что навлечешь на Лигию мщение Поппеи. Достаточно уже её глаза пролили слез из-за тебя, - и да хранить теперь все боги её бедную голову.

- Ты ее любишь, Актея? - печально спросил Виниций.

В глазах вольноотпущенницы заблестели слезы.

- Да, я полюбила ее.

- Потому что она не отплатила тебе ненавистью, как мне.

Актея посмотрела на него, как-бы колеблясь, или желая проверить, искренно-ли он говорит, и потом сказала:

- Необузданный и ослепленный человек, - она тебя любила.

Виниций вскочил, точно обезумев от этих слов. "Неправда!"

Она ненавидела его. Откуда может знать об этом Актея!?. Неужели Лигия, после одного дня знакомства, доверила ей такое признание? Что это за любовь, предпочитающая скитательство, позор нищеты, неуверенность в завтрашнем дне и, быть может, жалкую смерть - убранному зеленью дому, в котором ожидает с пиршеством возлюбленный? Пусть лучше не говорят ему таких вещей, - не то он может лишиться разсудка. Он не отдал-бы этой девушки за все сокровища палатинского дворца, - а она убежала. Что это за любовь, боящаяся наслаждения и порождающая лишь муки? Кто поймет это? Кто может растолковать? Если бы его не поддерживала надежда, что он найдет ее, он пронзпл-бы себя мечом! Любовь отдается, - а не отнимает. Были минуты в доме Авла, когда он сам верил в близкое счастие, но теперь он убедился, что она ненавидела его, ненавидит и умрет с ненавистью в сердце.

Но Актея, обыкновенно боязливая и кроткая, в свою очередь разразилась негодующими упреками: пусть подумает Виниций: как добивался он овладеть его? Вместо того, чтобы просить ее у Авла и Помпонии, он коварно отнял дитя от родителей. Он хотел сделать ее не женой, а наложницей, - ее, воспитанницу почтенной семьи, - ее, царскую дочь! Он привел Лигию в этот дом злодеяний и позора, оскорбил её невинные глаза зрелищем омерзительного пира, поступал с нею, как с распутницей. Разве он забыл, какова семья Авла? и что за женщина Помпония Грецина, воспитавшая Лигию? Неужели у него нет настолько ума, чтобы понять, что это совсем иные женщины, чем Нигидия, Кальвия Крисшинилла, Поппея или все те, которых он встречает в доме цезаря? Неужели, увидевши Лигию, он не проникся сразу уверенностью, что эта чистая душою девушка предпочтет смерть позору? Разве он знает, каким богам она поклоняется, и не лучше-ли, не возвышеннее-ли эти боги, чем распутная Венера или Изида, которую чтут развратные римлянки? Нет, Лигия не сообщала ей никаких признаний, но говорила, что ждет спасения от него, Виниция; она надеялась, что цезарь, но его просьбе, позволит ей вернуться домой, что Виниций возвратит ее Помпонии. Говоря об этом, Лигия смущалась, как девушка, которая любит и доверяет. Сердце её билось для него, но он сам возстановил ее против себя, внушил ей ужас, оскорбил ее, - и теперь может разыскивать ее при содействии солдат цезаря, но пусть знает, что если ребенок Нерона умрет, на нее падет подозрение - и гибель её станет неминуемой.

Несмотря на бушевавший в нем гнев и огорчение, эти слова тронули Виниция. Уверения Актеи, что Лигия любила его, потрясли молодого трибуна до глубины души. Он вспомнил, как играл румянец на её лице и разгорались лучистым блеском глаза, когда она слушала его признания в саду Авла. Ему показалось, что тогда, действительно, в ней зарождалась любовь к нему, и, при одной мысли об этом, сердце его исполнилось радости, во сто крат сильнейшей, чем счастье, которого он жаждал. Он подумал, что, в самом деле, мог овладеть ею без насилия, и, притом иметь ее любящею. Она обвила-бы пряжей двери его и умастила-бы их волчьим салом, а потом возсела-бы, как жена, на овечьем руке, у его очага. Он услышал-бы из её уст освященные обычаем слова: "где ты, Кай, там и я, твоя Кайя", - и она навсегда стала-бы принадлежать ему. Почему он не поступил таким образом? Ведь, он был готов жениться на ней. А теперь она исчезла, и он, может быть, не найдет её, - а, если и найдет, может ее погубить, - еслижe и не погубит, его предложения не захотят уже принять ни Авл, ни Лигия.

бы не он, Лигия не была-бы обречена на скитальчество, сделалась-бы его невестой и никакая опасность не угрожала*бы её дорогой жизни. А теперь, все уже совершилось, теперь уже слишком поздно загладить непоправимое зло.

- Слишком поздно!

Он почувствовал, что бездна разверзлась перед его ногами. Что предпринять, как поступить, куда обратиться?.. Актея повторила, как эхо, слова: "слишком поздно", которые в чужих устах прозвучали для него, как смертный приговор. Он понимал лишь одно: необходимо во что-бы то ни стало отыскать Лигию, не то с ним произойдет что-то ужасное.

Запахнувши безсознательным движением тогу, он хотел уйти, даже не попрощавшись с Актеей, как вдруг раздвинулась завеса, отделяющая сени от атрия, и он внезапно увидел перед собою печальный облик Помпонии Грецины.

Увидевши Виниция, она обратила к нему свое бледное, с мелкими очертаниями лицо и сказала:

- Марк, да простит тебе Бог обиду, нанесенную тобою нам и Лигии.

Он стоял, опустив голову, чувствуя себя глубоко несчастным и виновным, не понимая, какой Бог может его простить и почему Помпония говорит о прощении, когда должна-бы говорить о мести.

Затем он, наконец, ушел, терзаемый горестными думами, отчаянием и недоумением.

и засвидетельствовать о своей преданности хотя-бы в присутствии рабов цезаря. Известие о болезни "богини", повидимому, распространилось быстро, так как в воротах появлялись все новые посетители, а в отверстие арки виднелись целые толпы.

Некоторые из вновь прибывших, видя, что Виниций вышел из дворца, обращались к нему с разспросами, но он, не отвечая, быстро шел своим путем, пока Петроний, также поспешивший собрать сведения, не задержал его, едва не опрокинув грудью.

Виниций, несомненно, впал-бы в неистовство при виде Петрония и произвел-бы какое-либо безчинство во дворце цезаря, если-бы не вышел от Актеи точно разбитым; он чувствовал себя столь подавленным и изнуренным, что на время отрешился даже от своей врожденной запальчивости.

Виниций отстранил, однако, Петрония и хотел отойти, но тот задержал его насильно.

- Как чувствует себя божественная? - спросил он.

- Пусть ад поглотит ее и весь этот дом, - ответил он, скрежеща зубами.

- Молчи, несчастный! - сказал Петроний и, осмотревшись вокруг, торопливо добавил:

- Если хочешь узнать кое-что о Лигии, следуй за много. Нет, - здесь я ничего не скажу! Ступай со мной, я сообщу тебе мои догадки в носилках.

Обняв рукою молодого человека, он как можно скорее вывели, его из дворца.

кроме того, чувствуя себя в некоторой степени ответственным за все происшедшее, - Петроний принял уже некоторые меры. Когда они сели в носилки, он сказал:

- Я приказал моим рабам сторожить у всех ворот, снабдив их подробными приметами девушки и того великана, который вынес ее с пира у цезаря, так как не может быть сомнения, что это он отбил ее от твоих рабов. Выслушай меня! Быть может, Авл и Помпония вздумают спрятать ее в одном из своих поместий, - в таком случае, мы узнаем, в какую сторону ее увели. Если-же ее не заметят у ворот, это послужит доказательством, что она осталась в городе, - и мы сегодня-же начнем разыскивать ее в Риме.

- Авл и Помпония не знают, куда она делась, - ответил Виниций.

- Я видел Помпонию. Они также ищут ее.

чтобы сообщить мне. Если они в Риме, мы найдем их, потому что этого лигийца не трудно узнать, хотя-бы по росту и плечам. Твое счастье, что ее похитил не цезарь, но я могу тебя уверить, что овладел Лигией не он, потому что мне известны все тайны палатинского дворца.

Виниций разразился не столько гневным, сколько горестным порывом; он передавал Петронию прерывающимся от волнения голосом обо всем, что слышал от Актеи. Он рассказал, какие новые ужасные опасности угрожают Лигии: найдя беглецов, придется как можно тщательнее скрывать их от Поппеи. Затем Виниций с горечью стал упрекать Петрония за его советы. Если-бы не он, все пошло-бы иначе. Ливия находилась-бы в доме Авла, Виниций мог-бы видеться с нею ежедневно, и был-бы теперь счастливее цезаря. Распаляя себя своими собственными словами, он все более волновался, так что, наконец, слезы скорби и озлобления полились из его глаз.

Петроний, не предполагавший, что молодой трибун может любить и увлекаться страстью до такой степени, видя эти слезы, невольно подумал с некоторым удивлением:

- О, могущественная владычица Кипра, - ты одна господствуешь над смертными и богами!



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница