Quo vadis.
Часть вторая.
Глава XIII.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сенкевич Г. А., год: 1896
Категории:Роман, Историческое произведение

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Quo vadis. Часть вторая. Глава XIII. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XIII.

На следующий день, едва только Петроний успел одеться в унктуарии, как пришел приглашенный Тирезием Виниций. Он знал уже, что от городских ворот не получено никаких новых сведений, - и известие это, вместо того, чтобы порадовать трибуна, как доказательство, что Лигия находится в Риме, еще более огорчило его, так как он стал предполагать, что Урс мог вывести ее из города немедленно после похищения, и, следовательно, раньше, чем рабы Петрония были посланы сторожить у ворот. Положим, осенью, когда дни становплись короче, ворота запирали довольно рано, но их также и отпирали для уезжающих, число которых бывало довольно значительно. За городския стены можно было выбраться и другими путями, которые были, например, хорошо известны рабам, желавшим бежать из Рима. Виниций разослал на все дороги, ведущия в провинцию, своих слуг, поручив им раздать начальникам стражи заявления о двух беглых рабах, с подробными приметами Урса и Лигии и назначением награды за их поимку. Представлялось, однако, сомнительным настигнет-ли исчезнувших эта погоня, и, если настигнет, сочтут-ли местные власти возможным задержать беглецов на основании частного требования, не засвидетельствованного претором. Между тем засвидетельствовать свои заявления Виниций не успел. Сам он весь вчерашний день отыскивал Лигию по всем закоулкам города, переодевшись рабом, но не нашел ни малейшого следа или указания. Он встречал лишь рабов Авла, но те, повидимому, также чего-то искали, - и это подтвердило предположение, что похитили Лигию не Авл и Помпония и что они также не знают, что сталось с нею.

Когда Тирезий сообщил, что нашелся человек, берущийся отыскать Лигию, Виниций бросился опрометью к дому Петрония и, едва поздоровавшись с ним, принялся разспрашивать про этого человека.

- Мы сейчас увидим его, - сказал Петроний. - Это - один знакомый Эвники, которая сейчас придет собирать складки моей тоги и сообщит нам о нем более подробные сведения.

- Та рабыня, которую ты вчера хотел подарить мне?

- Та, от которой ты вчера отказался, - за что я, впрочем, признателен тебе, потому что во всем городе нет лучшей "одевальщицы".

Эвника вошла, едва он произнес эти слова, и, взяв лежавшую на кресле, отделанном слоновою костью, тогу, развернула ее, чтобы набросить на плечи Петрония. Кроткое лицо её прояснилось, в глазах светилась радость.

Петроний посмотрел на нее и она показалась ему прелестною. Когда, облачив его в тогу, она принялась собирать складки, наклоняясь иногда для расправления их он заметил, что руки Эвники отливают дивным бледно-розовым оттенком, а грудь и плечи - прозрачным отблеском перламутра или алебастра.

- Эвника, - сказал он, - пришел-ли тот человек, о котором ты говорила вчера Тирезию?

- Да, господин.

- Как зовут его?

- Хилоном Хилонидесом, господин.

- Кто он такой?

- Лекарь, мудрец и предвещатель, умеющий читать в книге человеческих судеб и предсказывать будущее.

- Предсказал-ли он будущее и тебе?

Эвника вспыхнула, даже уши и шея её порозовели от внезапно набежавшого румянца.

- Да, господин.

- Что-жe он предсказал тебе?

- Что меня ожидают огорчение и счастие.

- Огорчение нанесено тебе вчера рукою Тирезия, следовательно должно исполниться и предсказание о счастии.

- Оно уже исполнилось, господин.

Она чуть слышно прошептала:

- Я осталась.

Петроний положил руку на её златокудрую голову.

- Ты хорошо собрала сегодня складки и я доволен тобою, Эвника.

Когда его рука прикоснулась к молодой гречанке, глаза её мгновенно подернулись дымкою блаженства и грудь порывисто заколебалась.

Петроний с Виницием перешли в атрий, где ожидал их Хилон Хилонидес, который, увидев их. отвесил низкий поклон. Петроний невольно улыбнулся, вспомнив о своем вчерашнем предположении, что это, быть может, любовник Эвники.

Человек стоявший перед ним не мог быть ничьим любовником. В его странной наружности было что-то и отвратительное, и смешное. Он не был стар: в его неопрятной бороде и курчавых волосах лишь кое-где просвечивала седина. Живот он имел впалый, плечи - сгорбленные, так что на первый взгляд казался горбатым, а над этим горбом возвышалась большая голова с лицом обезьяньим и, вместе с тем, лисьим и пытливыми глазами. Желтоватая кожа его лица была испещрена прыщами, а сплошь покрытый ими нос свидетельствовал о чрезмерном пристрастии к бутылке. Небрежная одежда, состоящая из темной туники, вытканной из козьей шерсти, и такого-же дырявого плаща, говорила о действительной или притворной нужде.

Петронию, при виде его, вспомнился гомеровский Терсит; ответивши, поэтому, склонением руки на поклон Хилона, он сказал:

- Приветствую тебя, божественный Терсит: что поделывают твои шишки, которыми наградил тебя под Троей Улисс, и как поживает он сам на Елисейских полях?

- Благородный господин, - ответил Хилон Хилонидес, - мудрейший из умерших, Улисс, посылает через мое посредство мудрейшему из живущих, Петронию, свой привет и просьбу, чтобы ты одел новым плащом мои шишки.

- Клянусь Гекатой! - воскликнул Петроний, - ответ стоит плаща.

Нетерпеливый Виниций прервал, дальнейший разговор, приступив прямо к делу.

Он спросил Хилонидеса:

- Достаточно-ли ознакомился ты с задачей, за которую берешься?

- Не трудно узнать, в чем дело, - ответил Хилон, - когда "фамилии" двух знатных домов не говорят ни о чем другом, а вслед за ними повторяет известие половина Рима. Вчера ночью похищена девушка, воспитанная в доме Авла Плавция, по имени Лигия или, точнее, Каллина, которую твои рабы, господин, препровождали из дворца цезаря в твою "инзулу". Я берусь отыскать ее в Риме, или, если, - что представляется мало вероятным, - она удалилась из города, указать тебе, благородный трибун, куда она убежала и где скрывается.

- Хорошо, - сказал Виниций, которому понравилась сжатость ответа, - какими-же средствами располагаешь ты для этого?

Хилон лукаво усмехнулся:

- Средствами обладаешь ты, господин, - я имею только ум.

Петроний также улыбнулся, так как остался вполне довольным своим гостем.

- Этот человек может отыскать девушку, - подумал он.

- Если ты меня обманываешь ради наживы, я прикажу на смерть заколотить тебя палками.

- Я философ, господин, - а философ не может льститься на наживу, в особенности на ту, которую ты великодушно обещаешь.

- Как, ты философ? - спросил Петроний. - Эвника сказала мне, что ты лекарь и гадатель. Как ты познакомился с Эвникой?

- Она приходила ко мне за советом, так как слава моя дошла до её ушей.

- Какого-же совета просила она?

- Касательно любви, господин. Она хотела излечиться от несчастной любви.

- И ты исцелил ее?

- Я сделал больше, господин, так как дал ей амулет, обезпечивающий взаимность. В Пафосе, на острове Кипре, есть храм, в котором хранится перевязь Венеры. Я дал ей две нити из этой перевязи, заключив их в скорлупу миндаля.

- И, конечно, ты взял хорошую цену?

- За взаимность никогда нельзя заплатить достаточно, я-же, лишенный двух пальцев на правой руке, коплю деньги на покупку невольника-писца, который записывал-бы мои мысли и сохранил-бы мое учение для мира.

- К какой-же школе принадлежишь ты, божественный мудрец?

- Я циник, потому что ношу дырявый плащ; я стоик, потому что терпеливо переношу нужду, - а перипатетик я потому, что, не имея носилок, хожу пешком от виноторговца к виноторговцу и по дороге поучаю тех, которые обещают заплатить за жбан.

- А за жбаном вина ты становишься ритором?

- Гераклит сказал: "все течет", а станешь-ли ты отрицать, господин, что вино есть жидкость?

- Он учил, что огонь есть божество, и это божество пылает на твоем носу.

- А божественный Диоген из Аполлонии учил, что мир создан из воздуха, и чем теплее воздух, тем совершеннее порождаемые им существа; а из самого горячого воздуха рождаются души мудрецов. А так как осенью наступают холода, - ergo истинный мудрец должен согревать душу вином... потому что ты также не станешь утверждать, господин, что жбан, хотя-бы полпива из окрестностей Капуи или Телезии, не разливает теплоты по всем костям бренного человеческого тела.

- Где твоя родина, Хилон Хилонидес?

- Над Эвксинским Понтом. Я родом из Мезембрш.

- Ты велик, Хилон!

- И непризнан! - меланхолически добавил мудрец.

он досадовал на Петрония.

- Когда начнешь ты розыски? - сказал он обращаясь к греку.

- Я уже принялся за них, - ответил Хилон. - Находясь здесь и отвечая на твои благосклонные вопросы, я также ищу. Доверься мне, благородный трибун, и знай, что, если-бы ты потерял ремень от обуви, я сумел-бы найти ремень или того человека, который поднял его на улице.

- Случалось-ли уже тебе исполнять подобные поручения? - спросил Петроний.

Грек возвел глаза к небу:

- Слишком низко ценят нынче добродетель и мудрость, чтобы даже философ не был принужден искать иных средств к пропитанию.

- Какими-же средствами пользуешься ты?

- Я стараюсь разузнавать обо всем, и снабжаю новостями всех, которые их желают.

- И которые за них платят?

- Ах, господин, мне надо купить писца, не то моя мудрость умрет вместе со мною.

- Если ты не скопил еще денег на новый плащ, заслуги твои, очевидно, не особенно замечательны.

- Скромность не позволяет мне рассказывать о них. Но прими в соображение, господин, что теперь перевелись такие благодетели, которым в прежния времена не было счета и которым осыпать человека золотом за услугу было столь-же приятно, как проглотить устрицу из Путеоли. Ничтожны не заслуги мои, а людская благодарность. Если сбежит дорогой раб, кто отыщет его, как не единственный сын моего отца? Когда на стенах появятся надписи против божественной Поппеи, кто обнаружит виновных? Кто разнюхает, что у книготорговцев появились стихи на цезаря? Кто донесет, о чем говорят в домах сенаторов и патрициев? Кто передает письма, которые не хотят доверить рабам? Кто подслушивает новости у дверей цырульников, для кого не имеют тайн виноторговцы и помощники пекарей, кому доверяются рабы, кто умеет осмотреть любой дом напролет, от атрия до сада? Кто знает все улицы, переулки, тайные притоны, кто знает, что говорится в банях, в цирке, на рынках, в гимнастических школах, в сараях у работорговцев и даже в аренариях?...

- Ради богов! довольно, благородный мудрец! - воскликнул Петроний, - не то мы потонем в твоих заслугах) добродетели, мудрости и красноречии. Довольно! мы хотели узнать, что ты за человек, - и узнали!

Виниций обрадовался: он подумал, что этот человек, пущенный по следу, как гончая собака, не остановится, пока не отыщет тайника.

- Хорошо, - сказал он, - нужны-ли тебе указания?

- Мне нужно оружие.

- Какое оружие? - спросил с удивлением Виниций.

Грек подставил одну ладонь, а другою рукой показал, будто отсчитывает деньги.

- Такия уж теперь времена, - сказал он со вздохом.

- Значит, ты превратишься в осла, овладевающого крепостью при помощи мешков с золотом, - заметил Петроний.

- Я останусь лишь бедным философом, господин, - смиренно ответил Хилон, - золото имеете вы.

Затем он поднял голову и сказал:

- Господин, я знаю уже больше, чем ты ожидаешь. Я пришел сюда не с пустыми руками. Я знаю, что девушку похитили не Авл и его супруга, так как я уже разспросил их рабов. Я знаю, что её нет в палатинском дворце, где все заняты заболевшею маленькой августой, и, быть может, я даже догадываюсь, почему вы предпочитаете искать девушку при моем посредстве, а не с помощью стражи и воинов цезаря. Я знаю, что бегству её содействовал слуга, происходящий из той-же страны, где родилась и она. Он не мог найти пособников среди рабов, потому что невольники, действующие всегда сообща, не оказали-бы ему поддержки во вред твоим рабам. Ему могли помочь только единоверцы...

- Послушай, Виниций, - прервал Петроний, - не говорил-ли я тебе слово в слово то же самое?

- Я считаю это за честь для себя, - сказал Хилон. - Девушка, господин, - продолжал он, обращаясь снова к Виницию, - несомненно поклоняется тому-же божеству, которое чтит Помпония, - эта добродетельнейшая из римлянок, истинная матрона "stolatas". Слышал я и о том, что Помпонию тайно судили за поклонение каким-то иноземным божествам, но мне не удалось выведать от слуг, что это за божества и как называются поклоняющиеся им. Если-бы я узнал это, я обратился-бы к ним, сделался-бы самым набожным среди них и заручился-бы их доверием. Но ты, господин, как мне известно также, провел несколько недель в доме благородного Авла; не можешь-ли ты дать мне какие-нибудь сведения об этом.

- Не могу, - ответил Виниций.

- Вы долго разспрашивали меня о разных вещах, благородные господа, - и я отвечал на вопросы, - позвольте-же теперь мне разспросить вас. Не видел-ли ты, благородный трибун, каких-либо статуэток, жертв, знаков или амулетов на Помпонии или на твоей божественной Лигии? Не заметил-ли ты, что оне чертят какие-либо изображения, понятные только для них?

- Постой!.. Да, я видел однажды, что Лигия начертила на песке рыбу.

- Рыбу? А-а!.. О-о-о! Сделала-ли она это один раз или повторила неоднократно?

- Только один раз.

- И ты уверен, господин, что она начертила рыбу?

- Еще-бы я не догадался! - воскликнул Хилоп.

Поклонившись, он добавил, в виде прощального приветствия:

- Пусть Фортуна осыплет вас поровну всеми дарами, благородные господа.

- Прикажи дать себе плащ! - сказал ему на дорогу Петроний.

И, поклонившись еще раз, он вышел из атрия.

- Что-же скажешь ты об этом благородном мудреце? - спросил Виниция Петроний.

- Скажу, пто он отыщет Лигию! - радостно воскликнул Виниций, - но добавлю, что если-бы существовало царство плутов, он мог-бы быть царем его.

- Несомненно. Я должен поближе познакомиться с этим стоиком, а пока прикажу освежить курением атрий.

ним из дома Петрония, он миновал портик Ливии и, добравшись до угла Clivus Virbius, свернул в Субурру.

- Надо зайти к Спору, - разсуждал он сам с собой, - и совершить легкое возлияние вином Фортуне. Я нашел, наконец, то, чего искал издавна. Он молод, вспыльчив, щедр, как рудники Кипра, и за эту лигийскую коноплянку готов отдать половину состояния. Следует, однако, обращаться с ним осторожно, потому что его насупленные брови не предвещают ничего хорошого. Увы, волчата господствуют ныне над миром!... Я не так боялся-бы этого Петрония. О, боги, зачем посредничество оплачивается теперь лучше, чем добродетель!... А, она начертила тебе на песке рыбу? Если я знаю, что это означает, пусть подавлюсь куском козьяго сыра! Но я узнаю! А так как рыбы живут под водой и производить розыски под водой труднее, чем на суше, ergo: он заплатит мне за эту рыбу отдельно. Еще один такой кошелек, и мне можно будет забросить дедовскую котомку и купить себе раба... Но что сказал-бы ты, Хилон, если-бы я посоветовал тебе приобрести не раба, а рабыню?... Я знаю тебя! Ручаюсь, что ты согласишься!... Если-бы она была красива, как, например, Эвника, ты и сам помолодел-бы около нея, и вместе с тем, приобрел-бы в ней источник честного и верного дохода. Я продал этой бедной Эвнике две нитки из моего собственного старого плаща... Она глупа, но, если-бы Петроний подарил мне ее, я не отказался-бы... Да, да, Хилон, сын Хилона... Ты лишился отца и матери!... Ты осиротел, так купи на утешение себе хоть рабыню. Она, конечно, должна где-нибудь помещаться, следовательно, Виниций наймет для нея квартиру, в которой приютишься и ты; она должна и одеться, следовательно, Виниций заплатит за её одежду, и, должна питаться, следовательно, он будет кормить ее. Ох, как трудно жить на свете! Где те времена, когда за обол можно было купить столько бобов с солониной, сколько влезет в обе руки, или кусок козьей кишки, налитой кровью, длиною равный руке двенадцатилетняго мальчика!... А вот и этот мошенник Спор! В лавке виноторговца легче всего навести справки.

Он вошел в Винницу и приказал подать жбан "темного"; заметив недоверчивый взгляд хозяина, он вытащил золотую монету из кошелька и, положив ее на стол, сказал:

- Спор, я работал сегодня с Сенекою от разсвета до полудня, и, посмотри, чем мой приятель отдарил меня на дорогу.

Круглые глаза Спора при виде монеты сделались еще более круглыми. Вино мгновенно появилось перед Хилоном, который, обмакнув в него палец, начертил на столе рыбу и сказал:

- Рыба? Рыба и есть - рыба!

- Ты глуп, хотя и разбавляешь вино таким количеством воды, что в нем могла-бы оказаться и рыба. Это - символ, на языке философов означающий: "улыбка Фортуны". Если-бы ты разгадал, быть может, и ты добился-бы счастия. Смотри, почитай философию, не то я переменю Винницу, к чему давно уже склоняет меня мой близкий друг, Петроний.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница