Quo vadis.
Часть вторая.
Глава XXII.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сенкевич Г. А., год: 1896
Категории:Роман, Историческое произведение

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Quo vadis. Часть вторая. Глава XXII. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XXII.

Виниций лишь в сенях понял, насколько затруднительно его предприятие. Дом был обширен, выстроен в несколько этажей, представлял одно из многочисленных в Риме жилищ, выстроенных ради наживы от найма помещений. Обыкновенно, такие дома строились на скорую руку и крайне небрежно. Не проходило ни одного года, чтобы несколько из них не обрушились, похоронив под своими обломками обитателей. Это были настоящие ульи, чрезмерно высокие и слишком узкие, разделенные на множество каморок, в которых в невероятной скученности гнездилась беднота. В городе, в котором многия улицы не имели названий, дома эти не были обозначены нумерами. Домовладельцы поручали собирать плату за помещения своим рабам. Последние-же, не будучи обязаны сообщать городским властям имена жильцов, нередко и сами не знали их. Разыскать кого-либо в подобном доме зачастую было чрезвычайно трудно, в особенности, если у входа не имелось привратника.

Виниций и Кротон прошли через длинные, похожие на коридор, сени на узкий, обнесенный со всех сторон стенами, двор, составлявший нечто в роде общого для всего дома атрия, с фонтаном посередине, струя которого ниспадала в каменную чашу, вделанную в землю. Все стены были испещрены частью каменными, частью деревянными наружными лестницами, ведущими в галереи, через которые надо было пройти, чтобы проникнуть в квартиры. Внизу так-же находились жилые помещения. Некоторые из них были снабжены деревянными дверями, другия-же отделялись от двора лишь посредством шерстяных, большей частью обветшалых, порванных или заплатанных завес.

Час был ранний и на дворе не видно было ни души. Очевидно, все жильцы еще спали, за исключением тех, которые возвратились из Острания.

- Как-же мы поступим, господин? - спросил Кротон, остановившись.

- Подождем, быть может, кто нибудь покажется, - ответил Виниций. - Не следует, чтобы нас заметили на дворе.

Молодой трибун в то-же время подумал, что советы Хилона были основательны. Если-бы они располагали несколькими десятками рабов, они могли-бы закрыть ворота, составлявшия, повидимому, единственный выход, и обыскать все квартиры. Теперь-же необходимо было сразу проникнуть в помещение, где скрывалась Лигия, так как, в противном случае, христиане, которых, вероятно, немало ютилось в этом доме, могли предупредить девушку, что ее ищут. Но этой-же причине казалось опасным и разспрашивать про нее посторонних. Виниций обдумывал, не вернуться-ли лучше за рабами, но в это время из-под одной завесы, закрывавшей вход в отдаленное помещение, вышел человек и приблизился к фонтану, неся в руке сито.

Виниций тотчас-же узнал Урса,

- Это лигиец! - шепнул он Кротону.

- Прикажешь сей час-же переломать ему кости?

- Подожди.

Урс не заметил их, так-как они стояли в темных сенях, и стал спокойно полоскать в воде овощи, которыми было наполнено сито. Проведя всю ночь на кладбище, он, очевидно, собирался приготовить из них завтрак. Через несколько минут, окончив свою работу, лигиец взял мокрое сито и исчез вместе с ним за завесой. Кротон и Виниций поспешили вслед, будучи уверены, что попадут прямо в пристанище Ливии.

Они чрезвычайно удивились, когда увидели, что завеса отделяла от двора не жилое помещение, а другой темный коридор, в конце которого виднелся небольшой сад, состоявший из нескольких кипарисов и миртовых кустов, и домик, прилепившийся к стене соседняго каменного дома.

Оба они тотчас-же сообразили, что это обстоятельство благоприятствует им. На первый двор могли сбежаться все жильцы, обособленность-же домика облегчала похищение.

Они быстро расправятся с защитниками девушки, или собственно говоря, с Урсом, а затем, схватив Лигию, так-же стремительно выберутся на улицу, где им уже легко будет довести свое предприятие до благополучного конца. Никто, по всей вероятности, не остановит их; еслиже их остановят, они объяснят, что дело касается заложницы, принадлежащей цезарю. В крайнем-же случае Виниций назовет свое имя стражникам и обратится к их помощи.

Урс почти дошел уже до небольшого дома, когда шум шагов донесся до его слуха. Он остановился и, увидев двух человек, положил сито на балюстраду и обернулся к ним.

- Чего вы тут ищете? - спросил он.

- Тебя! - ответил Виниций.

Затем, обратившись к Кротону, он произнес торопливым шепотом:

- Убей!

Кротон бросился, как тигр, и в одно мгновения, раньше чем лигиец успел опомниться или разсмотреть противников, обхватил его своими стальными руками.

пламени падал прямо на лицо Ливии. Рядом с нею перед очагом сидел старец, который сопровождал девушку и Урса на обратном пути из Острания.

Виниций ворвался так стремительно, что Лигия не успела узнать его, как он уже схватил ее за стан и, подняв на руки, бросился обратно к дверям. Старец успел преградить ему путь, но Виниций, прижав девушку одной рукой к груди, отстранил его свободной рукой. Капюшон упал с его головы. При виде этого знакомого и ужасного в подобную минуту лица, в жилах Лигии застыла кровь и голос пресекся в её горле. Она хотела звать на помощь и не могла. Столь-же тщетно пыталась она ухватиться за косяк двери, чтобы воспротивиться похищению. Пальцы её скользнули по камню, она лишилась-бы сознания, - если-бы глазам её не представилось страшное зрелище, когда Виниций выбежал, неся ее в сад.

Урс держал в объятиях какого-то человека, перегнувшагося всем туловищем назад, с откинутой головой и окровавленными губами. Увидев их, лигиец еще раз ударил кулаком по голове противника и бросился, как разъяренный зверь, на Виниция.

- Смерть! - подумал молодой патриций.

Он разслышал, точно сквозь сон, возглас Лигии: "не убивай!" Затем он почувствовал, что вдруг, точно ударом молнии, разъединило руки, которыми он ее обнимал. Земля заколебалась под ним и дневной свет погас в его глазах.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Тем временем Хилон, притаившись за соседним углом, ожидал, что произойдет дальше. Любопытство боролось в нем со страхом. Кроме того, он соображал, что если им удастся похитить Лигию, то для него окажется полезным, если он будет находиться при Виниции. Урбана он больше не опасался, так как также был уверен, что Кротон убьет лигийца. Вместе с тем он разсчитывал, что, если на безлюдных пока улицах соберется толпа, если христиане или какие-либо другие люди вздумают воспротивиться Виницию, в таком случае он обратится к ним, как представитель власти, как исполнитель воли цезаря, и, в крайнем случае, призовет стражников на помощь молодому патрицию против уличной черни и тем приобретет право на новые щедроты. В глубине души он все еще признавал, что поступок Виниция неосмотрителен; принимая, однако, во внимание ужасающую силу Кротона, допускал, что предприятие может удаться. "Если возникнет опасность, сам трибун понесет девушку, а Кротон очистит ему путь". Однако, время проходило. Хилона тревожила тишина, господствовавшая в сенях, на которые он посматривал издалека.

- Если они не попадут в её пристанище и на шумят, то спугнут ее.

Предположение это не огорчило его, так как он понимал, что в таком случае снова окажется необходимым Виницию и опять сумеет выманить от него достаточное количество сестерций.

- Что-бы они ни сделали, - ободрял он себя. - будет сделано в мою пользу, хотя ни один из них не догадывается об этом... О, боги, боги! дозвольте мне только...

Он мгновенно прервал свои размышления: ему показалось, что кто-то выглянул из сеней. Прижавшись к стене, Хилон стал всматриваться, притаив дыхание.

Он не ошибся. Из сеней украдкой высунулась чья-то голова и стала осматриваться.

Мгновение спустя, она исчезла.

- Это Виниций или Кротон, - подумал Хилон, - но, если они похитили девушку, почему-же она не кричит и почему они осматривают улицу? Они и без того должны-бы знать, что встретят людей, так как раньше, чем доберутся до Карин, город пробудится. Что это такое!? Клянусь всеми безсмертными богами!..

Остатки волос внезапно поднялись дыбом на его голове.

В дверях показался Урс с перекинутым через плечо телом Кротона. Лигиец, еще раз осмотревшись, побежал со своею ношею вдоль пустынной улицы к берегу реки.

Хилон съежился и еще усерднее прижался к стене, стараясь сделаться совсем незаметным.

- Я погиб, если он меня заметит! - подумал он.

Но Урс быстро пробежал возле угла и скрылся за соседним домом. Хилон стремительно свернул в ближайший переулок, скрежеща зубами от ужаса, с быстротою, которой мог-бы позавидовать даже юноша.

- Если, возвращаясь обратно, он издалека увидит меня, - соображал он на бегу, - то непременно догонит и убьет. Спаси меня, Зевс, спаси Аполлон, спаси Гермес, спаси Боже христиан. Я уеду из Рима, вернусь в Мезембрию, избавьте лишь меня от руки этого демона.

Жигиец, убивший Кротона, казался ему в это мгновение в самом деле каким-то сверхъестественным существом. Спасаясь бегством, он думал, что это, быть может, в самом деле какой-то бог, принявший образ варвара. В эту минуту он верил во всех богов мира и во все мифы, над которыми глумился обыкновенно. Ему приходило также в голову, что Кротона мог поразить Бог христиан, и волоса вновь подымались дыбом на его голове при одной мысли, что он осмелился противиться такой могущественной силе.

- Я состарился, мне пора на покой, - произнес он.

Люди, шедшие навстречу свернули в какую-то улицу; вокруг снова не было ни души. Город еще не проснулся. По утрам движение начиналось раньше именно в более достаточных кварталах, где рабы в богатых домах принуждены были вставать с разсветом; в тех же частях Рима, в которых ютилось свободное население, существовавшее на счет государства и проводившее свое время в праздности, улицы, в особенности зимою, оживлялись довольно поздно. Хилон, просидев несколько времени на пороге, продрог. Он встал и, убедившись, что не потерял кошелька, полученного от Виниция, уже не столь торопливым шагом направился к реке.

- Быть может, я увижу где нибудь тело Кротона, - думал он. - О, боги! этот лигиец, если он человек, - мог-бы в течении одного года заработать миллионы сестерциев: если он задушил Кротона, как щенка, то кто-же в силах бороться с ним? За каждое выступление на арене ему дали-бы столько золота, сколько он весит. Он лучше стережет эту девушку, чем Цербер оберегает ад. Но пусть-же и поглотит его преисподняя! Я вовсе не желаю связываться с ним. Он слишком цепок. Что-же мне теперь остается сделать? Произошло нечто ужасное. Если он такому атлету, как Кротон, переломал кости, то, вероятно, и душа Виниция витает теперь над этим проклятым домом, ожидая погребения. Клянусь Кастором! Ведь это патриций, сотоварищ цезаря, родственник Петрония, известный всему Риму вельможа и военный трибун. Поплатятся они за его смерть... Не обратиться-ли мне в стан преторьянцев или к городской страже?..

Он погрузился в раздумье, но вскоре сказал сам себе:

- Горе мне! Не я-ли, привел его к этому дому?.. Его вольноотпущенники и рабы знают, что я к нему приходил, а некоторые догадались даже о цеди моих посещений. Что станется со мною, если меня обвинят, что я умышленно указал ему на дом, в котором его постигла смерть? - Хотя-бы потом на суде обнаружилось, что я не хотел его смерти, тем не менее все-таки признают, что я явился её причиной... А ведь это патриций, - следовательно, это ни в каком случае не пройдет для меня безнаказанно. Если-же я тайком выберусь из Рима и скроюсь где-нибудь, мое бегство возбудит еще сильнейшия подозрения.

И в том, и в другом случае нельзя ожидать ничего хорошого. Ему оставалось только выбрать из двух зол меньшее: Рим был огромным городом, однако Хилон почувствовал, что. быть может, для него не хватит здесь простора. Всякий другой мог-бы обратиться прямо к начальнику городской стражи, рассказать обо всем, что произошло, и ожидать спокойно следствия, хотя-бы на него пало какое-либо подозрение. Но все прошлое Хилона было такого свойства, что сколько-нибудь близкое знакомство с градоправителем или с начальником стражи могло-бы навлечь на него чрезвычайные неприятности и вместе с тем подтвердить подозрение, которое внушила-бы его личность этим лицам.

С другой стороны, спасаясь бегством, он внушил-бы Петронию убеждение, что Виниция умертвили предательски. Между тем Петроний был человеком могущественным, мог располагать полицией всего государства и, несомненно, постарался-бы разыскать виновных, хотя-бы они бежали на край света. Тут греку пришло в голову, что лучше всего было-бы обратиться прямо к Петронию и рассказать обо всем, что произошло. Да, это в самом деле самый лучший способ. Петроний был человеком спокойным, и Хилон был вполне уверен хотя-бы в том, что его выслушают до конца.

Петроний, следя за этим делом с самого начала, вместе с тем скорее поверит невиновности Хилона, нежели власти.

Но для того, чтобы обратиться к нему, необходимо сначала разузнать, что сталось с Виницием, а Хилон этого не знает. Он видел только лигийца, кравшагося к реке с телом Кротона, но тем и ограничиваются все его сведения. Виниция, быть может, убили, но, может быть также, он только ранен или захвачен в плен. Хилону только теперь пришло в голову, что христиане, вероятно, не осмелились убить человека, столь могущественного, августианца и занимающого высокий военный пост, так как подобный поступок мог вызвать гонение против всех их единоверцев. Представлялось весьма правдоподобным, что они лишь насильственно задержали его, чтобы дать Лигии время вторично скрыться в другом месте.

Мысль эта значительно ободрила Хилона.

- Если это лигийское чудовище не растерзало его в порыве гнева, в таком случае, он жив, а если он жив, тогда сам засвидетельствует, что я не изменил ему и, следовательно, мне не только ничто не угрожает, но (Гермес, разсчитывай снова на двух телок!) предо мной раскроется новое поприще... Я могу сообщить одному из вольноотпущенников, где ему следует искать господина, а обратится он к префекту или не обратится - это будет уже его делом, мне важно только избавиться от необходимости самому пойти заявить о случившемся властям. Я могу также пойти к Петронию - и разсчитывать на награду... Я искал Лигию, теперь буду искать Виниция, а потом снова примусь за Лигию... Нужно, однако, сначала разузнать, уцелед-ли он, или убит.

Хилону вспало на мысль, что он мог-бы ночью пойти в пекарню Демаса и разспросить Урса, но он тотчас-же отклонил это намерение. Он предпочитал вовсе не сталкиваться с Урсом. Грек, очевидно, мог с полной основательностью предположить, что, если Урс не убил Главка, значит, его кто-нибудь предостерег. Его отговорил какой-нибудь из христианских старейшин, которому лигиец открыл свое намерение: Урсу, вероятно, объяснили, что это темное дело и что его хотел подговорить какой-нибудь предатель. Притом-же, при "дном воспоминании об Урсе, по всему телу Хилона пробегала холодная дрожь. Хилон сообразил, что гораздо удобнее послать Эвриция, который вечером отправится в дом, где произошло столкновение. Хилон тем временем утолит голод, сходит в баню и выспится. Безсонная ночь, путь в Остраний и бегство с того берега реки, действительно, утомили его свыше меры.

разнообразных волнений,-испытанных им, Хилон решил поесть досыта и угостить себя вином получше того, которое он пил обыкновенно.

Когда, наконец, наступило время открытия погребка, он выполнил свое намерение столь щедрым образом, что даже позабыл о бане. Его до такой степени клонило ко сну и он чувствовал такое сильное изнурение, что едва добрался, шатаясь, до своего жилища в Субурре, где его ожидала приобретенная на полученные от Виниция деньги рабыня.

Войдя в темную, как нора лисицы, спальню, он бросился на ложе и мгновенно заснул.

Он проснулся лишь вечером, или вернее, его разбудила рабыня, кричавшая ему, чтоб он вставал, так как кто-то спрашивает его и желает с ним поговорить по неотложному делу.

Осторожный Хилон мгновенно пришел в себя, наскоро накинул плащ с капюшоном и, приказав рабыне отодвинуться, предусмотрительно выглянул наружу.

При виде его он почувствовал, что ноги и голова похолодели, как лед, сердце замерло в груди, по спине забегали мурашки... Несколько времени он не мог произнести ни слова, затем, наконец, стуча зубами, произнес или вернее, простонал:

- Сира!.. меня нет дома... я не знаю... этого... доброго человека...

- О, боги!.. я приказываю тебе...

- Хилон Хилонид! - позвал он.

- Pax tecum! pax! pax! - отозвался Хилон. - О, наилучший из христиан! Да! Я Хилон, но это ошибка... Я не знаю тебя.

- Хилон Хилонид, - повторил Урс, - твой господин, Виниций, приказывает тебе пойти к нему, последовав за мною...



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница