Quo vadis.
Часть третья.
Глава ХХIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Quo vadis. Часть третья. Глава ХХIII. (старая орфография)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. 

ХХИИИ.

Виниций пришел в себя, почувствовав острую боль. В первое мгновение он не мог понять, где находится и что с ним происходит. В голове у него шумело, глаза подернулись словно дымкой. Сознание, однако, постепенно возвращалось к нему и, наконец, сквозь эту дымку он разсмотрел трех склонившихся над ним людей. Двух из них он узнал: Урса и старца, которого опрокинул, унося Лигию. Третий, совершенно незнакомый, держал его левую руку, проводил по ней от локтя до плеча и причинял столь невыносимую боль, что Виниций, принимая это за особый род мщения, произнес, стиснув зубы:

- Убейте меня.

Но они, повидимому, не обращали внимания на его слова, точно не слыша их или как-бы считая за обычный стон от боли. Урс, с своим сумрачным и вместе с тем зловещим лицом варвара, держал пук белых длинных бинтов, а старец говорил человеку, который растирал руку Виницию:

- Уверен-ли ты, Главк, что рана в голове не смертельна?

- Да, почтенный Крисп, - ответил Главк, - служа рабом во флоте и затем живя в Неаполе, я лечил многих раненных и с дохода, который приносило мне это занятие, выкупил, наконец, себя и свою семью из неволи... Голова повреждена неопасно. Когда этот человек (он кивнул головой на Урса) отнял девушку, он отбросил похитителя к стене. Больной, падая, повидимому, заслонил себя рукой, которую вывихнул и сломал, но, благодаря этому, спас голову - и жизнь.

- Многие из братьев уже пользовались твоим знанием, - ответил Крисп, - ты слывешь искусным врачем... Потому я послал за тобою Урса.

- Который по дороге признался, что не далее, как вчера, собирался убить меня.

- Но раньше еще, чем тебе, он сообщил о своем намерении мне, - я-же, зная тебя и твою любовь к Христу, объяснил ему, что предатель вовсе не ты, а тот незнакомец, который подстрекал его к убийству.

- Это был злой дух, но я принял его за ангела, - ответил со вздохом Урс.

- Ты когда нибудь потом разскажешь мне об этом, - ответил Главк, - теперь-же нам надо позаботиться о раненном.

Сказав это, он принялся вправлять руку Виницию, который, несмотря на то, что Крисп кропил ему лицо водою, то и дело лишался сознания от боли. Обстоятельство это, однако, оказалось для него благоприятным, так как он но чувствовал ни выправления, ни перевязки сломанной руки, которую Главк заключил в два выгнутых лубка и затем крепко и быстро обвязал, чтобы она лежала неподвижно.

Когда операция была окончена, Виниций снова пришел в себя - и увидел над собою Лигию.

Она стояла возле его ложа, держа медный сосуд с водой, в которую Главк время от времени погружал губку чтобы освежить его голову.

Виниций смотрел, не смея верить своим глазам. Ему казалось, что любимое существо привиделось ему в бреду. Прошло много времени, прежде чем он собрался с силами прошептать:

- Лигия...

При звуке его голоса сосуд задрожал в её руке. Девушка посмотрела на него глазами, исполненными скорби.

- Мир с тобою! - тихо ответила она.

Она стояла, протянув перед собою руки, с лицом, на котором отражались горесть и сострадание.

Он-же смотрел на нее, как-бы желая насытить её видом свои глаза, - чтобы, и опустив веки, сохранить излюбленный образ неприкосновенным. Он смотрел на её лицо, побледневшее и исхудавшее, на узлы темных волос, на бедное рабочее одеяние, смотрел так пристально, что под влиянием его взора белоснежное чело девушки стало розоветь. Он подумал, во-первых, что все еще любит ее, и затем, что эта бледность и нищета причинены им, что никто иной, как он, выгнал ее из дому, где ее любили, где ее окружали достаток и удобства. Он заставил ее поселиться в этом бедном жилище и одел ее в этот жалкий плащ из темной шерстяной ткани.

А между тем, он всеми силами души жаждал облапить ее в драгоценнейшия одеяния, украсить всеми сокровищами мира! Сердце его сжалось от столь сильного потрясения, скорби и жалости, что он упал-бы к её ногам, еслибы только мог пошевельнуться.

- Лигия, - произнес он, - ты не позволила убить меня.

Она кротко ответила ему:

- Пусть Бог возвратит тебе здоровье.

Виницию, сознававшему и те обиды, которые он причинил ей раньше, и ту, которую только-что хотел нанести, слова Лигии показались целебным бальзамом. Он позабыл в это мгновение, что её устами может гласить христианское вероучение, - он чувствовал только, что говорит обожаемая женщина и что ответ её проникнут какою-то необыкновенною заботливостью и нечеловеческою добротою, потрясающею его до глубины души. Подобно тому, как раньше от боли, он ослабел теперь от волнения. Он впал в какую-то истому, безграничную и вместе с тем сладостную. Он испытывал точно погружается в бездну, но вместе с тем он чувствовал, что ему хорошо и что он счастлив. В эту минуту, когда его покинули силы, он думал также, что над ним витает божество.

устам больного. Виниций с жадностью выпил, и почувствовал, что ему несравненно лучше. Когда перевязка была окончена, боль почти прекратилась. Раны и переломы стали затягиваться. Сознание вполне вернулось к нему.

- Дай мне еще напиться, - сказал он.

Лигия вышла с опорожненною чашей в соседнюю комнату. Крисп, обменявшись несколькими словами с Главком, приблизился к постели и сказал:

- Виниций, Бог не дозволил тебе исполнить злое дело, но сохранил тебе жизнь, чтобы ты покаялся. Тот, в сравнении с Которым человек есть лишь прах, отдал тебя беззащитного в наши руки, но Христос, в Которого мы верим, повелел нам любить даже врагов. Поэтому мы перевязали твои раны и, как сказала Лигия, будем молиться, чтобы Бог возвратил тебе здоровье, но дольше не можем ухаживать за тобою. Подумай же теперь спокойно и реши, подобает-ли тебе долее преследовать Лигию, которую ты лишил опекунов и приюта, - и нас, которые тебе отплатили добром.

- Вы хотите оставить меня? - спросил Виниций.

- Мы хотим покинуть этот дом, в котором на нас может обрушиться преследование градоправителя. Товарищ твой убит, ты же, считающийся могущественным между своими, лежишь раненным. Произошло это не по нашей вине, но кара закона должна пасть на нас...

- Не опасайтесь преследования, - сказал Виниций. - Я защищу вас.

Крисп не хотел ответить Виницию, что их безпокоит не только городской префект и полиция, но что они хотят оградить Линию от дальнейших его преследований.

- Господин, - возразил он, - правая рука твоя здорова, - возьми же эти дощечки и тростник и напиши слугам, чтобы они пришли за тобой сегодня вечером с носилками и доставили тебя в твой дом, в котором тебе будет удобнее, чем среди нашего убожества. Мы живем здесь у бедной вдовы, которая скоро Придет с своим сыном, - этот мальчик отнесет твое письмо. А мы все принуждены искать иного приюта,

Виниций побледнел, поняв, что его хотят разлучить с Линией и что, если он вторично потеряет ее, то, быть может, больше никогда в жизни больше не увидит... Он чувствовал, что между любимой девушкой и им произошли чрезвычайные события, в силу которых, желая достигнуть обладания ею, он принужден искать каких-то новых путей, которых еще не имел времени обдумать. Он понимал также, что окружающие его люди имеют право не поверить и не поверят, что бы он ни говорил им, даже если бы поклялся, что возвратит Линию Помпонии Грецине. Ведь он мог сделать это раньше; мог вместо того, чтобы преследовать Лигию, обратиться к Помпонии и поклясться ей, что прекратит преследования, а в таком случае сама Помпония отыскала бы Лигию и взяла бы обратно в свой дом. Он чувствовал, что никакия подобные обещания не удержат их. Они не поверят никакой самой торжественной клятве, тем более, что, не будучи христианином, он мог бы им поклясться разве лишь безсмертными богами, в которых сам не особенно верил, тогда как они считали их за злых духов.

Он с отчаянием добивался, однако, расположить в свою пользу и Лигию, и этих её защитников. Он готов был решиться на все, но для того, чтоб придумать какой-нибудь способ, надо было выиграть время. Кроме того, ему дорога была и возможность в течении нескольких дней любоваться ею. Как утопающий считает каждый обломок доски или весла спасением, так и ему казалось, что в течении этих нескольких дней он, быть может, сумеет сказать какие-либо слова, которые его сблизят с нею. Быть может, он что-либо придумает или само собою произойдет что-либо благоприятное.

- Выслушайте меня, христиане. Вчера я был вместе с вами в Острании и слушал ваше учение, но, если-бы я даже его не знал, ваши действия убедили бы меня, что вы люди почтенные и добрые. Скажите вдове, живущей в этом доме, чтобы она осталась в нем, останьтесь и вы и мне позвольте пробыть с вами. Пусть этот человек (он посмотрел на Главка), который был врачем или, по крайней мере, знает, как надо лечить раны, - пусть этот человек скажет, можно-ли меня перенести сегодня. Я болен, у меня сломана рука, которая должна хотя несколько дней пролежать неподвижно, - поэтому заявляю вам, что я не двинусь отсюда, если только вы не вынесете меня насильственно.

Он перестал говорить, так как в груди его спиралось дыхание. Крисп ответил:

Не привыкший к возражениям, молодой человек сдвинул брови и сказал:

- Позволь мне перевести дыхание.

Через мгновение он заговорил снова:

- Кротона, которого задушил Урс, никто не будет искать; он собирался сегодня ехать в Беневент, куда вызвал его Ватиний: все будут думать, что он уехал. Когда мы вошли с Кротоном в этот дом, нас не видел никто, кроме одного грека, который был вместе с нами в Острании. Я сообщу вам, где он живет, и вы приведете его ко мне, - я же прикажу ему молчать, так как этот человек мой наемник. В свой дом я напишу извещение, что я также уехал в Беневент. Если грек уже заявил о моем исчезновении правителю города, я скажу, что сам убил Кротона, который сломал мне руку. Я сделаю это, клянусь тенями моих отца и матери! - следовательно, вы можете здесь оставаться в полной безопасности, так как ни с чьей головы не упадет ни волоса. Разыщите и приведите ко мне, как можно скорее, грека, которого зовут Хилоном Хилонидом!

Складки на бровях Виниция выступили еще сильнее.

- Прости, почтенный старец, за то, что я скажу тебе, - произнес он, - я обязан тебе признательностью и ты кажешься мне добрым и справедливым, но ты не говоришь мне того, что думаешь в глубине души. Ты опасаешься, чтобы я не призвал моих рабов и не приказал им завладеть Лигией? Не правда-ли?

- Да! - ответил с некоторой суровостью Крисп.

- В таком случае, прими во внимание, что с Хилоном я буду говорить при вас и в вашем-же присутствии напишу домой, что я уехал, а потом, кроме как через вас, я не буду иметь возможности послать другия распоряжения... Сообрази это сам и не раздражай меня дольше.

- Неужели ты думал, что я стану отпираться, не признаюсь, что хочу остаться лишь затем, чтобы видеться с него?.. И глупец понял-бы это, хотя-бы я стал отрицать. Но насилием я не хочу больше овладеть его... Тебе-же я скажу еще следующее. Если она не останется здесь, то я сорву этою здоровою рукою повязку, не стану принимать ни пищи, ни питья, - и пусть смерть моя падет на тебя и твоих братьев. К чему-же ты ухаживал за мною, отчего не приказал меня убить?

Он побледнел от гнева и упадка сил. Лигия, слышавшая из соседней комнаты весь разговор, испугалась его слов, будучи уверена, что Виниций исполнит свою угрозу. Между тем, она ни за что не хотела его смерти. Раненный и беззащитный, он возбуждал в ней лишь сострадание, а не боязнь. Со времени своего бегства живя среди людей, погруженных в непрерывный религиозный экстаз, думая лишь о жертвах самоотвержения и милосердия без границ, она сама прониклась новым веянием до такой степени, что оно вытеснило в её сердце дом, семью, утраченное счастье и вместе с тем превратило ее в одну из тех христианских девушек, которые позднее обновили устаревшую душу мира. Виниций слишком повлиял на её судьбу, был слишком прикосновенен к ней, чтобы она могла о нем позабыть. Она по целым дням думала о нем и не раз молила Bora, чтобы наступила минута, когда, следуя вероучению, она могла-бы отплатить ему добром за зло, милосердием за преследование, преодолеть его, обратить ко Христу и спасти. Теперь-же ей казалось, что такая именно минута наступила и что молитва её услышана.

Она подошла к Криспу и стала говорить с лицом вдохновенным, точно её устами гласит голос свыше:

- Да сбудутся твои слова, - ответил он.

На Виниция, который ни на мгновение не сводил с нея глаз, тотчас-же выказанное Криспом повиновение произвело странное и потрясающее впечатление. Ему представилось, что Лигия считается среди христиан какою-то Сивиллой или жрицей, окруженною почитанием и повиновением; он почувствовал такое-же преклонение перед ней. К любви, которую она внушала ему, присоединилась теперь как-бы некоторая боязнь, вследствие чего и сама любовь казалась ему теперь почти дерзостью. Вместе с тем он не мог освоиться с мыслью, что отношения их переменились, что отныне не она зависит от его воли, а он находится в её власти, - что он лежит теперь больным искалеченным, и, перестав олицетворять злую нападающую силу, превратился как-бы в беззащитное дитя, доверенное её опеке. При его гордом и своевольном характере, подобное отношение ко всякому другому существу было-бы унизительно, теперь-же, однако, он не только не почувствовал, что унижен, но даже был признателен Лигии, как своей госпоже. Чувство это было для него столь ново, что не далее, как накануне, он не мог-бы себе даже представить его. Оно и теперь еще исполнило-бы его изумлением, если бы он мог дать себе ясный отчет в нем. Но он не спрашивал теперь, почему это так, как будто это явление совершенно естественно, радуясь лишь тому что остается.

Виниций хотел поблагодарить ее, выразить признательность и другое какое-то чувство, столь неведомое ему, что он даже не сумел бы назвать его, так-как это была простая покорность. Но испытанное им перед тем возбуждение настолько исчерпало его силы, что он немог говорить и благодарил ее лишь глазами, в которых светилась радость, что она остается возле него и что он будет видеться с нею завтра, послезавтра и, быть может, в течение многих дней. Радость эту смущало лишь опасение утраты того, что им приобретено, и опасение это было столь сильно, что, когда Лигия снова подала ему воды и когда при этом Виниция охватило страстное желание пожать ей руку, он побоялся исполнить свое желание, - побоялся он, тот самый Виниций, который на пиру у цезаря насильно целовал ее в уста, а после её бегства обещал себе влачить ее за волосы по спальне или приказать, чтобы ее бичевали.