Quo vadis.
Часть третья.
Глава XXV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Quo vadis. Часть третья. Глава XXV. (старая орфография)

XXV.

Урс и Хилон пошли. Был зимний пасмурный вечер, в комнате господствовал сумрак, слабо озаряемый отблеском углей, горевших на очаге. Виниций не различил вошедшого: он лишь догадался, что в капюшоне к нему приблизился Хилон; грек, увидевши в углу комнаты ложе и на нем Виниция, направился, несмотря на окружающих, прямо к нему. - Хилон, казалось, проникся уверенностью, что, приблизившись к Виницию, находится в наибольшей безопасности.

- О, господин! зачем ты не послушался моих советов! - воскликнул он, сложив руки.

- Молчи, - возразил Виниций, - и слушай!

Он стал пристально смотреть в глаза Хилону, и заговорил с разстановкой, но отчетливо, как бы желая, чтобы каждое его слово было понято, как приказание, и навсегда запечатлелось в памяти Хилона:

- Кротон бросился на меня с целью убить меня и ограбить, - понимаешь! Тогда я убил его, - эти же люди перевязали раны, которые я получил во время борьбы с Кротоном.

Хилон сразу понял, что Виниций, вероятно, говорит таким образом, вследствие какого-то условия, заключенного с христианами, - и, следовательно, хочет, чтобы ему верили. Он сообразил это и по выражению лица молодого трибуна; он тотчас-же, не выказав ни недоумения, ни сомнений, поднял глаза и воскликнул:

- Кротон был сущим негодяем! Ведь я предостерегал тебя, господин, чтобы ты ему не доверял. Все мои поучения отскакивали от его головы, как горох от стены. Во всем Аиде не найдется для него достаточных мук. Ибо кто не может быть честным человеком, тот принужден быть мошенником; а кому же труднее сделаться честным, как не плуту? Но напасть на своего благодетеля и столь щедрого господина... О, боги!..

Тут, однако, он вспомнил, что по дороге выдавал себя Урсу за христианина, - и замолчал.

Виниций сказал:

- Если бы не "Sica", которая была при мне, он бы меня убил.

- Благословляю ту минуту, когда я посоветовал тебе захватить хоть нож.

Но Виниций посмотрел на грека испытующим взором и спросил:

- Что ты делал сегодня?

- Как? Разве я не сказал тебе, господин, что произносил обеты за твое здоровье?

- И только?

- И я как раз собирался известить тебя, когда пришел тот добрый человек и сообщил мне, что ты меня зовешь.

- Возьми эти дощечки и отнеси их в мой дом, там ты отыщешь моего вольноотпущенника и отдашь ему. На них написано, что я уехал в Беневент. Добавь Демасу от себя, что я уехал сегодня утром, вызванный спешным письмом от Петрония.

Виниций повторил еще внушительнее:

- Я уехал в Беневент, понимаешь!

- Ты уехал, господин! Поутру я распростился с тобою у Porta Capena - и со времени твоего отъезда мной овладела такая тоска, что, если твоя щедрость не смягчит ее, то я загрущу до смерти, как несчастная жена Зееа, превращенная в соловья от скорби по Итплу.

- Поэтому я припишу, чтобы тебе отерли слезы. Дай мне светильник.

Хилон, совершенно успокоившись, отошел к очагу и взял горевший на каменном выступе светильник.

Когда при этом капюшон соскользнул с его головы и свет упал прямо на его лицо, Главк стремительно соскочил со скамьи и, быстро приблизившись, остановился перед ним.

- Ты не узнаешь меня, Цефас? - спросил он.

В голосе его прозвучало нечто столь ужасное, что все присутствовавшие невольно содрогнулись. Хилон поднял светильник и почти в то же мгновение уронил его на пол, - затем он весь скорчился и принялся жалобно вопить:

- Я не... я не!.. сжальтесь!

Главк обратился в сторону сидевших за столом и сказал:

- Этот человек предал и погубил меня и мое семейство!..

История его была известна как всем христианам, так и Виницию, который не догадался, кем был Главк только потому, что несколько раз, лишаясь сознания от боли при перевязке, не разслышал его имени. Но для Урса эта мгновенная сцена и слова Главка блеснули, как молния в потемках. Узнав Хилона, он одним прыжком очутился возле него, схватил за руки и перегнув их назад, воскликнул:

- Это он подговаривал меня убить Главка!

- Сжальтесь! - стонал Хилон, - я вам возвращу... Господин! - воскликнул он, повернув голову к Виницию, - спаси меня! Я доверился тебе, заступись за меня... Твое письмо... я отнесу. Господин! господин!..

Но Виниций равнодушнее всех смотревший на произошедшее, во-первых, потому что все проделки грека были ему более или менее известны и, во-вторых, оттого, что сердцу его было незнакомо сострадание, произнес:

- Заройте его в саду: письмо снесет кто-нибудь другой.

Хилону показалось, что этими словами над ним произнесен смертный приговор. Кости его затрещали в ужасных руках Урса, глаза от боли наполнились слезами.

- Во имя вашего Бога! сжальтесь, - вопил он, - я христианин!.. Рах vobiscum, я христианин, а если вы мне не верите, окрестите меня еще раз, еще два, еще десять раз! Главк, это - ошибка! Позвольте мне рассказать! сделайте меня рабом... Не убивайте меня! сжальтесь!

Голось его, прерывавшийся от боли, все более ослабевал. Из-за стола вдруг поднялся апостол Петр; втечение нескольких мгновений он покачивал седою головой, наклоняя ее к груди. Наконец, он раскрыл опущенные глаза и произнес среди общого безмолвия:

- Спаситель сказал нам: "Если согрешит против тебя брат твой, обличи его; и если покается, прости ему и если семь раз в день согрешит против тебя, и семь раз в день обратится, и скажет: каюсь! - прости ему".

В комнате водворилась еще большая тишина.

Главк долго стоял, закрыв лицо руками; затем он опустил их и сказал:

- Цефас, пусть Господь отпустит тебе причиненное мае зло, как я прощаю тебя во имя Христа.

- Пусть Спаситель простит меня, как я тебя прощаю.

Хилон упал на пол и, опершись руками, ворочал головой, как зверь, пойманный в западню, озираясь вокруг и ожидая, откуда придет смерть. Он еще не верил своим глазам и ушам, не смея надеяться на помилование.

Постепенно, однако, самообладание возвращалось к нему, лишь посиневшия губы тряслись еще от испытанного ужаса. Апостол обратился к нему со словами:

- Иди с миром!

Хилон встал, но не мог еще говорить. Он безсознательно приблизился к ложу Виниция, точно продолжая просить защиты, так как еще не успел сообразить, что молодой трибун, хотя пользовался его услугами и был, некоторым образом, его сообщником, осудил его, тогда как те именно, против которых он служил, помиловали. Мысль эта лишь позже возникла в его уме. Пока в глазах грека отражались только изумление и недоверие. Хотя он уже понял, что его простили, однако, хотел как можно скорее вырваться живым от этих непонятных людей, кротость которых пугала его почти в такой-же степени, как испугала-бы жестокость. Ему казалось, что если он пробудет дольше, произойдет еще какая-нибудь неожиданность; став перед Виницием, он заговорил прерывающимся голосом:

- Дай письмо, господин; дай письмо!

Схватив дощечки, подданные Виницием, Хилон отвесил по поклону христианам и больному, - и, согнувшись, пробираясь у самой стенки, бросился к двери.

В садике, где его охватил сумрак, на голове грека от страха снова поднялись дыбом волосы: он был уверен, что Урс выбежит вслед за ним и убьет его впотьмах. Хилон побежал-бы изо всех сил, но ноги отказывались повиноваться, а вскоре и совсем оцепенели, - когда Урс, в самом деле, очутился возле него.

Хилон упал лицом на землю и простонал:

- Урбан... во имя Христа...

Но Урбан сказал:

- Не бойся. Апостол приказал мне вывести тебя за ворота, чтобы ты не заблудился в темноте. Если-же ты ослабел, я провожу тебя до дому.

Хилон поднял голову.

- Что ты говоришь - что?.. Ты не убьешь меня?

- Нет! я не убью тебя, а если я схатил тебя слишком сильно и помял кости, прости меня.

- Помоги мне встать, - сказал грек. - Так ты не убьешь меня, а? Выведи меня на улицу, дальше я пойду один.

Урс поднял его с земли, как перышко, и, поставив на ноги, повел темным коридором на второй двор, откуда сени выходили на улицу. В коридоре Хилон снова мысленно повторял: "теперь я погиб!" - лишь очутившись на улице, ободрился и произнес:

- Дальше я пойду один.

- Мир с тобою.

- И с тобой! и с тобой!.. Дай мне перевести дух.

Но, пройдя несколько десятков шагов, он остановился и произнес:

И, несмотря на прежние беседы с Эврицием о христианском учении, несмотря на разговор, который сам вел над рекою с Урбаном, несмотря на все поучения, выслушанные в Острании, - грек не находил ответа на этот вопрос.