Quo vadis.
Часть пятая.
Глава I.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Quo vadis. Часть пятая. Глава I. (старая орфография)

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. 

I.

Виниций писал Лигии:

"Раб Флегон, через которого я посылаю тебе письмо, - христианин и потому он будет одним из тех, которые получат свободу из рук твоих, моя дорогая. Это старый слуга дома нашего, а потому ты можешь писать через него, не боясь, что письмо твое попадет в другия руки. Я пишу тебе из Laurentum, где мы остановились по случаю зноя. Оттон владел здесь прекрасной виллой, которую в свое время подарил Поппее, и эта последняя, хотя и разведенная с ним, сочла нужным удержать прекрасный подарок... Когда я подумаю об этих женщинах, которые теперь окружают меня и о тебе, - мне кажется, что из камня Девкалиона должны были произойти совершенно различные, друг на друга непохожие люди и что ты принадлежишь к тем, которые родились из кристалла. Любуюсь тобой и люблю тебя всей душой, так, что я хотел-бы говорить с тобой только о тебе и я должен заставлять себя писать тебе о путешествии, о том, что со мной делается и о придворных новостях. И так цезарь был гостем Поппеи, которая потихоньку приготовила ему блестящий прием. Впрочем, она пригласила немногих приближеных августа, но я и Петроний получили приглашение. После prandium мы ехали в золотых лодках по морю, которое было так тихо, как будто заснуло, и такое голубое, как глаза твои, божественная. - Мы сами гребли, потому что это очевидно льстило августе, что ее везут бывшие консулы, или сыновья их. Цезарь, стоя у руля в пурпуровой тоге, пел гимн в честь моря, который сочинил в прошедшую ночь и для которого написал музыку вместе с Диодором. На других лодках вторили рабыни из Индии, которые умеют играть на морских раковинах, а кругом показывалось множество дельфинов, как будто действительно вызванных музыкой из глубин Амфитриды. А я, - знаешь-ли ты что я делал? Думал о тебе и тосковал по тебе, и хотел взять это море и эту ладью, и эту музыку, и все отдать тебе. - Хочешь, мы когда-нибудь поселимся на берегу морском, августа моя, вдали от Рима? У меня в Сицилии есть земля, на которой растет миндальный лес, а весной он цветет розовым цветом и спускается так низко над морем, что концы веток касаются воды. Там я буду любить тебя и прославлять то учение, которому меня Павел научил, потому что я уж знаю, что оно не противится любви и счастью. Хочешь!.. Но прежде чем я услышу ответ из твоих дорогих уст, я пишу тебе дальше, что происходило на лодке. Скоро берег остался далеко за нами и вдали мы увидали перед собою парус и между нами поднялся спор, простая-ли это лодка рыбацкая, или большой корабль из Остии? Я первый различил его, а августа сказала, что от моих глаз очевидно ничего не может укрыться и, вдруг, опустив покрывало на лицо, она спросила: узнал-бы я ее даже так? Петроний сейчас-же отвечал, что из-за туч даже солнца разглядеть нельзя, но она, как будто шутя, сказала, что такое зрение может затуманить только одна любовь и перечисляя различных приближенных августа стала разспрашивать и отгадывать, которую из них я люблю. Я отвечал спокойно, но в конце она назвала и твое имя. Говоря о тебе, она откинула покрывало и стала глядеть на меня злыми и вместе с тем испытующими глазами. Я чувствую настоящую благодарность к Петронию, который в эту минуту нагнул лодку, вследствие чего общее внимание было отвлечено от меня; если-бы я услыхал о тебе недоброжелательные или язвительные слова, я-бы не сумел скрыть гнева и должен был-бы бороться с желанием разбить веслом голову этой злой и развратной женщины... Ведь ты помнишь, что я рассказывал тебе в доме Линна, о том, что произошло на пруде Агриппы? Петроний боится за меня и еще сегодня умолял меня, чтобы я не раздразнил страсти самой августы. Но Петроний уж не понимает меня и не знает, что вне тебя нет для меня наслажденья, ни красоты, ни любви, и для Поппеи у меня есть только презрение и отвращение. Ты слишком уж изменила душу мою! настолько, что к прежней жизни я-бы уж не мои возвратиться. Но ты не бойся, что здесь со мной может случиться что-нибудь нехорошее. - Поппея меня не любит, потому что любить она неспособна никого - и её желанье происходит только от гнева на цезаря, который находится еще под её влиянием и который, может быть, еще и любит ее, - хотя он уж не щадит ее и не скрывает перед ней своего безстыдства и своих поступков. Скажу тебе в конце и еще одну вещь, которая должна тебя успокоить: Петр сказал мне перед отъездом, чтобы я не боялся цезаря, так как ни один волос не упадет с головы моей, - и я верю ему. Какой-то внутренний голос говорит мне, что каждое слово его должно исполниться, и так как он благословил любовь нашу, то ни цезарь, ни все силы Гадеса, ни даже само провиденье не в силах отнять тебя у меня, о Лигия! И когда я думаю об этом, я счастлив, как будто я - небо, которое одно счастливо и спокойно. Но тебя, христианку, может быть оскорбляет то, что я говорю о небе и провиденьи? В таком случае, прости меня, потому что я грешу невольно.

"Крещение еще не обмыло меня, но сердце мое, как пустая чаша, которую Павел из Тарса должен наполнить благодатным учением, вашим, которое для меня тем благодатнее, что оно твое. Ты, божественная, поставь мне в заслугу хоть то, что япз этой чаши вылил то, что в ней было до сих пор и что я не отказываюсь от нея, а медлю, как человек, который жаждет, но стоит у чистого источника. - Пусть я найду милосердие у тебя. В Антии у меня дни и ночи будут собираться люди для того, чтобы слушать Павла из Тарса, который с первого-же дня путешествия стал так влиять на людей моих, что они постоянно окружают его, видя в нем не только тевматурга, но чуть-ли не существо сверхъестественное. Вчера я видел радость на лице его, а когда я спросил его, что он делает, он ответил мне: "сею". Петроний знает, что он находится среди людей моих и хочет увидеть его, также как и Сенека, который слыхал об нем от Галлона. Но звезды уж бледнеют, о Лигия, а утренний "Lucifer" светит все сильнее. Скоро заря зарумянит море, - все спит вокруг, только я думаю о тебе и люблю тебя. Приветствую тебя вместе с утренней зарей, - sponsaa mea!"