Quo vadis.
Часть восьмая.
Глава II.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Quo vadis. Часть восьмая. Глава II. (старая орфография)

II.

И все обмануло. Виниций унизился до такой степени, что искал помощи у вольноотпущенников и рабынь цезаря и Поппеи, оплачивал их ложные обещания, привлекал их на свою сторону богатыми подарками. Он отыскал первого мужа августы Руфия Криспина и выхлопотал от него письмо; он подарил виллу в Антии сыну Поппеи от первого брака, Руфию, но этим только разгневал цезаря, который ненавидел пасынка. С нарочным гонцом Виниций послал письмо другому мужу Поппеи, отдавал все свое состояние и самого себя, и только под конец заметил, что он игрушка в руках людей, и что если-бы он делал вид, что заключение Лигии мало интересует его - он скорее освободил-бы ее.

То-же самое нашел и Петроний. Тем временем день за днем уходил. Амфитеатры были окончены. Уже раздавались "тессеры", т. е. значки для входа на "indus matutinus". Но этот раз "утреннее" представление, по причине неслыханного количества жертв, должно было растянуться на целые дни, недели и месяцы. Не знали уж, где помещать христиан. Тюрьмы были набиты битком и в них свирепствовала горячка. "Pnticuli", т. е. общия ямы, в которых сажали рабов, начали переполняться. Возникло опасение, как-бы болезнь не распространилась на целый город, а потому решили спешить.

И все эти вести доходили до слуха Виниция и гасили в нем последнюю искру надежды. Пока впереди было время, он мог обманывать себя, что может еще что-нибудь сделать, но теперь времени уж больше не было. Зрелища должны были начаться. Лигия каждый день могла оказаться в "cuniculnra" цирка, откуда был только один выход - на арену. Виниций, не зная, куда забросит ее судьба и жестокость насилия, начал обходить все цирки, подкупать сторожей и "бестиариев", предъявляя им требования, которых они не могли выполнить! Иногда ему казалось, что он работает только над тем, чтобы сделать ей смерть менее страшною и тогда чувствовал, что вместо мозга у него в голове раскаленные угли.

Впрочем, он не думал пережить ее и решил погибнуть вместе с ней. Но он понимал, что страданья могут изсушить в нем жизнь, прежде чем придет страшная минута. Его друзья и Петроний думали тоже, что каждый день перед ним может открыться царство теней. Лицо Виниция почернело и стало походить на те восковые маски, которые хранились в "ларариях". На нем застыло недоумение, как будто он не понимал, что случилось, и что может еще случиться. Когда кто-нибудь говорил с Виницием, он машинально подымал руки к голове и сжимал ее, глядел на говорящого испуганно и пытливо. Ночи он проводил вместе с Урсом у дверей Лигии, в тюрьме, а если она уговаривала его уйти и отдохнуть, он возвращался к Петронию и до утра ходил взад и вперед по атрию. Рабы часто находили его на коленях, с воздетыми руками, или лежащого лицом на земле. Он молился Христу, так-как на него была последняя надежда. Все обмануло! Лигию могло спасти только чудо, и Виниций бился головой о каменные плиты и просил. чуда.

Но у него осталось еще довольно разума, для того, чтобы понимать, что молитва Петра значит больше, чем его молитва. Петр обещал ему Лигию, Петр крестил его, Петр сам творил чудеса, пусть-же он поможет ему и спасет его.

И вот, однажды, ночью, он пошел искать его. Христиане, которых осталось уже немного, тщательно укрывали его теперь даже друг от друга, чтобы кто-нибудь из более слабых духом, не выдал его невольно или умышленно. Виниций, среди всеобщого смятения и разгрома, всецело при том занятый тем, как-бы освободить Лигию из заключения, потерял из вида Апостола, так что со времени своего крещения встретился с ним только раз, еще перед началом преследований.

Но, отправившись к тому землекопу, в избе которого он принял крещение, он узнал от него, что в винограднике, лежащем за Porta Salaria, и принадлежащем Корнелию Пуденсу, произойдет собрание христиан. Землекоп брался проводить туда Виниция, уверяя его, что там они найдут Петра. - И в сумерки они отправились и, выбравшись за городския стены и подвигаясь вдоль оврагов, заросших кустарником добрались до виноградника, расположенного в стороне в глухой местности. Собрание происходило в сарае, в котором обыкновенно давили виноград. До слуха Виниция еще раньше, чем он вошел, долетел шопот молитвы, а вошедши - он увидал, при тусклом свете фонарей, несколько десятков коленопреклоненных и погруженных в молитву людей. Они читали нечто в роде Лигии - и хор голосов мужских и женских каждую минуту повторял: "Христос, помилуй!" И в голосах этих дрожала глубокая, душу раздирающая скорбь и печаль.

Петр был здесь. Он стоял на коленях впереди всех, перед деревянным крестом, прибитым к стене сарая, и молился. Виниций издалека узнал его белые волосы и воздетые руки. Первая мысль молодого патриция была пробраться через толпу, броситься к ногам Апостола и закричать: "спаси!" - но торжественность-ли молитвы, или слабость - только у него подогнулись колени и он, стоя на коленях у самого входа, стал со стоном и с стиснутыми руками повторять: "Христос, помилуй!" Если-бы он был в полном сознании, он понял-бы, что не только в его мольбе звучал стон и что не только он один принес сюда свое страданье, свою скорбь и свою тревогу.

В этом собрании не было ни одной человеческой души, которая-бы не потеряла дорогих сердцу существ, - а когда самые отважные и деятельные почитатели Христова учения были уж заключены в темницу, когда каждая минута приносила новые известия о позоре и муках, каким они подвергались в темницах, - когда размеры бедствия превзошли все возможные предположения, когда осталась только эта горсточка, - среди нея не было ни единого сердца, которое не поколебалось-бы в вере и не спрашивало-бы с сомнением; "где Христос!" и почему Он дозволяет, чтобы зло становилось сильнее Бога?

Но тем не менее Его с отчаянием умоляли о милосердии, ибо - в каждой душе еще тлела искра надежды, что Он придет, сотрет зло, ввергнет в пропасть Нерона - и воцарится над миром... Христиане еще глядели на небо, еще прислушивались, еще молились Ему.

А Виниция по мере того, как он повторял; "Христос, помилуй!" стал охватывать восторг, такой, как когда-то в хижине землекопа. И они призывают Его из глубины своего страданья, из бездны, Его призывает и Петр, - и вот каждую минуту небо может разверзнуться, земля содрогнется - и Он сойдет - в несказанном блеске, с звездами у ног Своих, милосердный и грозный, и вознесет своих верных и повелит пропастям поглотить преследователей...

Виниций закрыл лицо руками и припал к земле. И вдруг вокруг него воцарилась тишина, как будто страх сковал уста всех присутствующих. И ему казалось, что что-то должно непременно произойти, что настало время чуда. Он был уверен, что когда, он подымет голову и откроет глаза, он увидит свет, от которого ослепнут очи смертных, - и услышит голос, от которого лишится чувств.

Но тишина продолжалась долго. Ее прервали, наконец, рыданья женщин.

Виниций поднялся и остановившимися глазами стал глядеть перед собой.

В сарае, вместо света неземного, тускло мерцали огоньки фонарей, да лучи месяца, проникающие через отверстие в крыше наполняли его серебристым светом. Люди, стоящие на коленях рядом с Виницием молча подымали свои залитые слезами глаза к кресту; там и, сям раздавались рыданья, а снаружи доходило осторожное посвистывание сторожей. И тогда Петр встал и обратившись к толпе сказал:

- Дети, вознесите сердца ваши к Избавителю нашему и принесите ему в дар слезы ваши.

И он замолчал.

Вдруг среди собравшихся раздался женский голос, полный скорбной жалобы и безграничного страданья.

- Я вдова; у меня был один сын, который кормил меня... Возврати мне его, господин!

И снова наступила минута молчанья. Петр стал перед коленопреклоненной толпой, старый, изможденный, - и казался всем в эту минуту как-бы олицетворением слабости и немощи.

Но вот послышалась другая жалоба:

- Палачи обезчестили дочь мою - и Христос допустил это!

Потом третья:

- Я осталась одна с детьми, а когда схватят и меня, кто даст им хлеба и воды?

- Линна, которого оставили сначала, взяли теперь и подвергли мукам, господин!

И пятый голос:

- Когда возвратимся мы домой, нас схватят преторианцы. Мы не знаем, где нам спастись!

- Горе нам! кто защитит нас?

И так, в тиши ночной звучала жалоба за жалобой.

Старый рыбак закрыл глаза и качал своей белой головой над страданьем человеческим. И снова наступило молчание, только одни сторожа потихоньку посвистывали за сараем.

Виниций снова сорвался, чтобы сквозь толпу пробраться к Апостолу и умолять его о спасении, но вдруг увидал как-бы пропасть перед собой, и ноги его обезсилили. Что будет, если Апостол признает свои немощь, если подтвердит, что цезарь римский могущественнее Христа Назареянина? И при мысли об этом, ужас поднял волосы на голове его, так как он почувствовал, что тогда в этой пропасти пропадет не только остаток его надежды, но и он сам, и его Лигия, и его любовь к Христу, и его вера, и все, чем он жил - и останется только смерть и ночь, безбрежная как море.

А тем временем Петр стал говорить - сначала таким тихим голосом, что его едва можно было разслышать.

- Дети мои! На Голгофе я видел, как пригвождали Бога к кресту. Я слышал удары молота и видел, как подняли крест на верх, и все глядели на смерть сына человеческого...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

... И видел, как прободали Ему бок и как Он умер. И тогда, возвращаясь от креста, я взывал в скорби, как вы взываете; "Горе! горе! Господин! Ты Бог! зачем-же Ты позволил это, зачем умер и зачем уязвил сердца наши, сердца тех, кто верил, что прийдет царствие Твое?..

... А Он? Господь наш и Бог наш, - на третий день возстал из мертвых и был среди нас, пока в сиянии великом не вошел в Царствие Свое... А мы, постигнув малую веру нашу, подкрепились в сердцах своих и с тех пор сеем семя Его...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Тут, обратившись в ту сторону, откуда послышалась первая жалоба, он заговорил уж более сильным голосом:

- Чего вы жалуетесь... Бог Сам отдался на муки и смерть, а вы хотите, чтобы Он вас защитил от нея? Люди маловерные! разве вы не поняли Его учения, разве Он обещал вам только одну эту жизнь? Это Он приходит к вам и говорит вам: "Идите по моему пути", это Он возносит вас до Себя, а вы хватаетесь руками заземлю и кричите: "Господи, спаси нас!" Я - прах перед Богом, но перед вами Апостол Божий и наместник его - и я именем Христа говорю вам: пред вами не смерть, а жизнь, не мука, а неизъяснимое блаженство, не слезы и стоны, а песнопенья, не рабство, а царствование! Я, Апостол Божий, говорю тебе, вдова: сын твой не умрет, но возродится во славе к жизни вечной, и ты встретишься с ним. Тебе, отец, которому палачи обезчестили дочь невинную, обещаю, что ты обретешь ее белее лилии Гоброна! Вам, матери, которых оторвут от сирот, вам, которые утратите отцов, вам, которые жалуетесь, вам, которые будете глядеть на смерть дорогих вам существ, вам, скорбные, несчастные и печалующиеся, и вам, которые должны будете умереть, - я говорю во имя Христа, - пусть спадет пелена с очей ваших и разгорятся сердца ваши!

Сказав это, он поднял руку, как-бы приказывая, а христиане почувствовали, как новая кровь вливается им в жилы и как дрожь пробегает по ним, ибо пред ними стоял уж не старец согбенный и изможденный, а силач, который взял души их и воздвигал их из праха и тревоги.

- Аминь! - закричало несколько голосов.

И глаза Апостола светились все большим блеском и от него исходила сила, исходило величие, исходила святость. Головы преклонялись перед ним, а он, когда смолкло "аминь", заговорил дальше:

- Сейте в горе, дабы пожинали в радости. Зачем пугаетесь вы силы зла? Над землей, над Римом, над стенами городов есть Господь, который поселился в вас. Камни оросятся слезами, песок пропитается кровью, пропасти наполнятся телами вашими, а я говорю вам: вы победители! Господь идет, дабы разрушить этот город преступлений, и угнетений и тщеславия, а вы - легионы Его. И как Он искупил мученьем и кровью грехи мира, так Он хочет, чтобы вы искупили мучением и кровью это гнездо нечестивости!.. Он возвещает это устами моими!

И он простер руки и устремил кверху глаза, а сердца у христиан почти перестали биться, так как они почувствовали, что взор его видит что-то, чего не могут видеть глаза их, смертных.

Лицо Петра изменилось и просветлело, и он некоторое время глядел молча, как будто онемел от волнения, и наконец снова послышался его голос:

- Ты здесь, Господь, и ты указываешь мне пути Свои!.. Как, Христос!.. Не в Иерусалиме, а в этом городе сатаны, хочешь Ты основать престол Свой? Здесь, из этих слез, и из этой крови, хочешь Ты построить храм свой? Здесь, где ныне владычествует Нерон, должно начаться вечное царствие Твое? О Господи, Господи! И Ты повелишь этим людям, преисполненным страха, чтобы они из костей своих положили основание Сиону мира, и духу моему повелишь взять власть над ним и над сынами земли?.. И Ты вольешь струю силы в слабых, чтобы они стали сильными, и Ты приказываешь мне пасти овцы Твои от ныне и до скончания веков... Да будет прославлено имя Твое, Ты, который повелеваешь побеждать нам. Осанна! Осанна!..

И преисполненные страха встали и в усумнившихся влилась новая струя веры. Одни голоса кричали: "Осанна!" другие - "pro Christo!"; потом наступила тишина. Светлые летния зарницы освещали внутренность сарая и лица побледнели от волнения.

Петр, погруженный в виденье, еще долго молился, но, наконец, очнулся, обратил к толпе свое вдохновленное светлое лицо и сказал:

И хотя он знал уж. что победят они, хоть знал, что выростет из их слез и крови, но голос его задрожал от волнения, когда он стал осенять их крестом и говорить:

- А теперь благословляю вас, дети мои, на муки, на смерть и на вечность!

Но они окружили его, взывая: "Мы готовы, но ты, святой, скрывайся, ибо ты наместник, который исполняет волю Христову!"

И говоря это, они хватались за его одежды, а он возлагал руки на головы их и прощался с каждым отдельно, как отец прощается с детьми своими, которых посылает в далекий путь.

сном и восторгом, противупоставляя силу, бывшую внутри их, силе и жестокости "зверя".

А Апостол взял Нерея, слугу Пуденса и повел его тайно по тропинке через виноградник к дому своему. Но среди ясной ночи за ними следовал Виниций, и когда они наконец дошли до хижины Нерея, он бросился вдруг к ногам Апостола.

А этот последний, узнав его, спросил:

- Него ты хочешь, сын мой?

Но Виниций, после всего того, что он слышал в сарае, не смел ни о чем просить его, и только, охватив руками его ноги, с рыданьем прижимал к ним лоб свой, молча умоляя о жалости.

- Я знаю. Они схватили девушку, которую ты полюбил. Молись за нее.

- Господин! - зарыдал Виниций еще сильнее, обнимая ноги Апостола. - Господин! я червь ничтожный, но ты знал Христа, моли ты Его, заступись за нее.

И он дрожал от боли и бился лбом о землю, так как, познав силу Апостола, знал, что он один может возвратить ее ему.

А Петр взволновался этим горем. Он вспомнил, как некогда и Лигия, придавленная словами Криспа, также лежала у ног его и молила о жалости. Он вспомнил, что он поднял ее и утешил, и потому теперь он поднял Виниция.

- Я знаю!.. Я слышал!.. - отвечал Виниций, вдыхая воздух побледневшими губами, - но видишь, господин... не могу! Если надо крови, проси Христа, чтобы Он взял мою... Я солдат. Пусть удвоит, пусть утроит страданья, предназначенные для нея, - я выдержу! но пусть Он спасет ее! Ведь она еще ребенок, господин! А Он могущественнее цезаря, - я верю! - могущественнее!.. Ты сам любил ее. Ты благословил нас! Ведь она еще невинный ребенок.

И Виниций снова склонился и, прижав лицо к коленам Петра, стал повторять:

- Ты знал Христа, господин! ты знал! Он. услышит тебя! заступись за нее!

А Петр сомкнул вежды и с жаром молился.

отголосок мельниц, лежащих у via Talatia.

- Виниций, - спросил наконец Апостол, - веруешь-ли ты?

- Господин, разве иначе я пришел-бы сюда? - отвечал Виниций.

- Тогда веруй до конца, ибо вера горами двигает. - А потому, если-бы даже ты увидал эту девушку под ножом палача, или в пасти льва, веруй еще, что Христос может спасти ее. Веруй и молись Ему, и я буду молиться вместе с тобой.

И подняв лицо свое к небу, он громко заговорил:

- Аминь!

А Виниций, протянув руки к звездам, рыдая говорил:

- О Христос! я твой! Возьми меня вместо нея!

На восходе небо стало бледнеть.