Quo vadis.
Часть десятая.
Глава II.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Quo vadis. Часть десятая. Глава II. (старая орфография)

II.

- Господин! - говорил Хилон. Теперь - море гладко, как масло, и волны кажутся блестящими... Пойдем в Ахайю. Там ждет тебя слова Аполлона, там ждут тебя венки, триумфы, там лгод и будут боготворить тебя, а боги примут как равного себе, - а тут, господин... И он остановился, так как длинная губа его начала так сильно трястись, что слова перешли в непонятные звуки.

- Мы пойдем туда после окончания игр, отвечал Нерон. - Я знаю, что многие и так называют христиан "innoxia corpora". А если-бы я уехал, все стали-бы повторять это. Чего ты боишься, старый гриб?

Говоря это, Нерон насупил брови и пытливым взглядом стал глядеть на Хилона, как-бы ожидая от него объяснения, так как он только притворялся хладнокровным. На последнем представлении он сам испугался слов Криспа, и, возвратившись домой, не мог заснуть от бешенства, стыда, и вместе с тем страха.

Тогда суеверный Вестиний, который молча слушал разговор Нерона и Хилона, оглянулся кругом и сказал таинственным голосом:

- Господин, послушай этого старика. В этих христианах есть что-то странное... Их божество посылает им легкую смерть, но оно может быть мстительно.

Нерон быстро ответил:

- Не я устроил игры, а Тигеллин.

- Да! это я, - отвечал Тигеллин, который услышал ответ цезаря. - Это я, - и я смеюсь над всеми христианскими богами. Господин, Вестиний - это пузырь, надутый всякими предразсудками, а этот мужественный грек готов умереть от страха при виде курицы, защищающей своих цыплят.

- Хорошо, сказал Нерон, - но отныне прикажи, чтобы всем христианам вырывали языки или затыкали рот.

- Им огонь заткнет их, божественный!

- Горе мне! - вздохнул Хилон.

Но Цезарь, которому наглая уверенность Тигеллина придала бодрости, стал смеяться и сказал, указывая на старого Хилона:

- Взгляните, на что похож потомок Ахиллеса.

Действительно, Хилон имел ужасный вид. Остатки волос на его голове побелели совершенно, на лице остановилось выражение какого-то страшного безпокойства, тревоги и угнетенности. - Минутами он казался больным и полубезсознательным. Он не отвечал на вопросы, или попрежнему начинал сердиться и становился таким смелым, что приближенные августа предпочитали его не трогать.

Такая минута наступила и теперь.

- Делайте со мной, что хотите, а на игры я больше не пойду! - закричал он отчаянно, щелкая пальцами.

Нерон с минуту глядел на него и, обратившись к Тигеллину, сказал:

- Ты присмотришь за тем, чтобы в саду этот стоик был поближе ко мне! Я хочу видеть, какое впечатление произведут на него наши факелы.

Но Хилон испугался угрозы, которая слышалась в голосе цезаря.

- Господин, - сказал он, - я ничего не увижу, так как ночью я не вижу.

А цезарь отвечал с страшной усмешкой:

И потом он обратился к другим приближенным, с которыми он стал разговаривать о ристалищах, которые он намеревался устроить после окончания игр.

А к Хилону приблизился Петроний и, положив к нему на плечо руку, сказал:

- Разве я не говорил тебе? Не выдержишь.

А Хилон отвечал:

- Я хочу напиться!..

И он протянул дрожащую руку к кратеру с вином, но не мог донести его до губ, а Вестиний, увидя это, отнял у него сосуд и пододвинувшись к нему, спросил его с испугом и любопытством:

- Тебя преследуют фурии?

- Нет, - отвечал Хилон, - но передо мной ночь.

- Как ночь?.. Да сжалятся над тобой боги! Как ночь?

- Ночь ужасная, в которой что-то движется, что-то надвигается на меня. Но я не знаю что это и боюсь.

- Я всегда был уверен, что они колдуны. Не снится-ли тебе все это?

- Нет, так как я не сплю. Я не думал, что их так покажут.

- Тебе жаль их?

- Зачем проливаете вы столько крови? Ты слышал, что тот человек говорил с креста? Горе нам.

- Слышал, - тихо отвечал Весиний. - Но они подожгли Рим!

- Неправда!

- Они отравляли источники!

- Неправда!

- Они убивали детей!

- Неправда!

- Как-же? - с удивлением спросил Вестиний. - Ты сам говорил это и предал их в руки Тигеллина!

- Нет! умирают они, а мы живы! Но скажи мне; что они видят перед смертью?

- Христа.

- Это бог их? Могущественный-ли это бог?

Но Хилон отвечал также вопросом:

- Что за факелы должны гореть в садах? Ты слышал, что говорил цезарь?

- Слышал и знаю. Так называемые "sarmentitii и semaxii"... Их облекут в скорбные туники, пропитанные смолой, привяжут к столбам и подожгут... Ах, если-бы только Бог их не послал на город каких-нибудь бедствий... Semaxii! - это страшная казнь.

- Это лучше, потому что не будет крови, - отвечал Хилон. - Скажи рабу, чтобы он поднес кратер к губам моим. Я хочу пить, но разливаю вино, потому что у меня рука дрожит от старости.

Остальные также разговаривали о христианах. Старый Домиций Афер глумился над ними.

- Их такое множество, - говорил он, - что они могли-бы произвести междоусобную войну, и заметьте, что были опасенья, не захотят-ли они защищаться. А они умирают, как овцы.

- Пусть-бы попробовали умирать иначе! - сказал Тигеллин.

На это отозвался Петроний:

- Вы ошибаетесь. Они защищаются.

- Каким это образом?

- Терпением.

- Это новый способ!

- Несомненно. Но вы ведь не можете сказать, что они умирают, как обыкновенные преступники.

- Нет! Они умирают так, как будто преступниками были те, которые осуждают их на смерть, то есть мы и весь народ римский.

- Какая чепуха! - воскликнул Тигеллин.

- Hic Abdera! {Выражение, которое значит: "вот дурак из дураков!"} - отвечал Петроний.

Но другие, пораженные меткостью его замечаний, стали с изумлением глядеть друг на друга и повторять:

Сейчас-же несколько приближенных августа обратились в сторону Хилона:

- Эй, старик, ты их хорошо знаешь: скажи нам, что они видят?

А грек пролил вино на тунику и отвечал:

И он затрясся так, что гости, сидевшие близко от него, громко захохотали.