Дон-Кихот Ламанчский.
Часть первая.
Глава XLII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть первая. Глава XLII (старая орфография)

Глава XLII

Пленник умолк, и восхищенный дон Фернанд сказал ему: "милостивый государь! вы так рассказали все эти странные происшествия, что рассказ ваш стал интересен не менее переданных в нем событий. Все в нем любопытно, чрезвычайно, полно столкновений, которые удивляют и очаровывают слушателей; и если бы вы говорили до завтра, то мы с новым наслаждением слушали бы повторение.вашего рассказа".

Карденио и другие так чистосердечно поспешили предложить пленному капитану свои услуги, что последний не мог не благодарить их от души. Дон-Фернанд предложил, между прочим, устроить дело так, чтобы брат его был крестным отцом Зораиды, если только пленник согласится приехать в нему; и обещал доставить ему всевозможные удобства в дороге. Пленник поблагодарил дон-Фернанда, но отказался от его великодушных предложений.

Между тем наступил вечер и было довольно уже поздно, когда у ворот корчмы остановилась карета, окруженная несколькими всадниками, спросившими хозяйку: можно ли переночевать у нее в доме? хозяйка ответила, что у нее нет ни одного свободного места.

"Чорт возьми!" вскричал один из всадников, слезший уже с коня; "для господина аудитора место должно найтись".

При слове аудитор хозяйка чуть не задрожала и поспешила ответить: "постели у меня нет; вот беда. Если у их милости, господина аудитора, есть постель, так милости просим, добро пожаловать, мы с мужем уступим нашу комнату".

"В добрый час", воскликнул оруженосец. В эту минуту из кареты вышел человек, костюм которого показывал, кто он такой. Его длинное платье с разрезными рукавами подтверждало слова оруженосца, назвавшого господина своего аудитором. Он вел за руку щегольски одетую девушку лет шестнадцати, свежую, прелестную, словом такую красавицу, какую не легко встретить, с чем согласились бы все находившиеся в корчме путешественники, еслиб у них не было перед глазами Зораиды, Лусинды и Доротеи. Дон-Кихот, встретив вместе с другими аудитора, приветствовал его этими словами: "милостивый государь! вы можете совершенно безопасно провести ночь в этом замке. Хотя он не велик и не щеголяет особенно роскошной обстановкой, но на свете нет такой беды, нет такого неудобства, которые не уступили бы силе меча и могуществу знания; в особенности же когда им сопутствует красота, подобно тому, как олицетворяемой вами науке сопутствует эта прелестная девушка, перед которой должны отворяться не только ворота замков, но, открывая ей всюду дорогу, должны разступаться скалы и преклоняться горы. Войдите же, милостивый государь, в этот рай; вы найдете в нем светила, достойные сопутствовать ведомому вами солнцу, найдете на страже оружие и красоту во всем её блеске".

Услышав эта приветствие, аудитор ошалел и принялся осматривать Дон-Кихота с головы до ног, удивленный и его фигурой, и его словами. Не зная, что ответить ему, он пришел в новое изумление, увидев Зораиду, Лусинду и Доротею. Услыхав от хозяйки о приезде новых гостей и о чудной красоте молодой путешественницы, три красавицы вышли ей на встречу. Дон Фернанд, Карденио и священник с самой изысканной любезностью сделали аудитору несколько предложение$; и последний вошел в корчму, удивленный тем, что видел, и тем, что слышал. Знакомые же наши красавицы старались как можно лучше принять его дочь. Аудитор скоро увидел, что тогда все стали думать, как бы им лучше устроиться в этой корчме? Решено было, что дамы будут ночевать в той комнате, о которой нам приходилось уже не раз упоминать, а мужчины расположатся снаружи, как бы на страже дам. Аудитор, к великой радости своей дочери (молодая девушка была дочь его), охотно согласился, чтобы она спала в одной комнате с другими дамами, устроившимися лучше, чем оне предполагали, на несчастной кровати хозяина и другой, привезенной аудитором.

С первого взгляда, пленник узнал сердцем в аудиторе своего родного брата. Он вышел из комнаты и спросил оруженосца аудитора, как фамилия его господина и не знает ли откуда он родом?

"Господина моего зовут Жуан Перц де Виедна, сказал оруженосец; родом он, как слышно, из какого то леонского городка". Это известие и лицо аудитора окончательно убедили пленника, что это меньшой брат его, изъявивший некогда желание посвятить себя наукам. Не помня себя от радости, он отвел в сторону дон-Фернанда, Карденио и священника и сказал им, кто такой аудитор. Оруженосец передал ему также, что господин его отправляется в столицу Мексики, в звании аудитора индейского совета, что приехавшая с ним молодая девушка - это дочь его, лишившаяся матери при своем рождении и теперь единственная наследница её богатого приданого. Что ему делать? спрашивал пленник у священника, Карденио и дон-Фернанда, прямо ли открыться, или убедиться наперед, что брат не оттолкнет брата, встретив его в бедности.

- Позвольте мне устроить это дело, сказал священник; а, впрочем, наперед уверен, что вы встретите, со стороны вашего брата, вполне родственный прием; по его наружности и обхождению сейчас видно, что он не заносчив, не горд и понимает, что такое удары судьбы.

- Поверьте мне, ответил священник, что я устрою дело к общему удовольствию. В эту минуту подали ужин, и мужчины, кроме пленника, сели за общий стол, а дамы отправились ужинать в свою комнату. За ужином священник, улучив минуту, сказал аудитору: во время моего плена в Константинополе, у меня был товарищ, носивший вашу фамилию. Один из храбрейших воинов и лучших офицеров в испанской пехоте, он был столько мужествен, сколько несчастлив.

- Как звали его? спросил аудитор.

- Руи Перец де Виедма, сказал священник: уроженец какого-то леонского города. Он иного говорил мне о своем отце и братьях, и еслиб я не верил ему как самому себе, то счел бы его рассказ за одну из тех небылиц, которые рассказывают старушки зимой у очага. Он говорил, будто отец его разделил свое имение поровну между тремя сыновьями и подал им при этом советы лучше Катоновских. Я, с своей стороны, могу сказать, что капитану этому так повезло на избранном им поприще, что, благодаря своему мужеству, своим блестящим способностям, он, без всякой протекции, скоро достиг капитанского чина и ожидал дальнейшого повышения. Но счастье скоро покинуло его; и в то время, когда он мог ожидать всех даров фортуны, на долю его выпали только её терния. В счастливый и славный день Лепантской битвы, когда столько христиан возвратили свободу, он один очутился в неволе. Я был взят в плен в Гулетте, и потом, вследствие разных случайностей, разделял с ним неволю в Константинополе, откуда его отправили в Алжир. Там, как я впоследствии узнал, с ним случилось одно из самых удивительных в мире происшествий. Продолжая таким образом, священник рассказал аудитору историю пленника и Зораиды; и аудитор слушал рассказ этот так внимательно, как не слушал до сих пор ничего. Священник, однако, не сказал ему, что сталось с пленником после того, как французские пираты напали на катер возвращавшихся из неволи христиан. Он оставил капитана и прекрасную мавританку в том грустном и безпомощном положении, в какое привели их пираты и что сталось с ними потом? достигли ли они берега Испании, или французы увезли их с собой, этого, сказал священниу, он не знает. Пленник, в свою очередь, внимательно слушал священника, наблюдая издали малейшия движения брата. Когда священник окончил рассказ, брат пленника сказал ему с тяжелым вздохом, с глазами, полными слез: "о, милостивый государь, еслиб вы знали, кому вы рассказали эту историю, как потрясли вы самые нежные струны моего сердца. Не смотря на всю мою твердость, на все мои усилия, я не могу удержать теперь этих слез, льющихся у меня из глаз. Этот славный капитан, товарищ ваш, это старший брат мой; движимый более высокими побуждениями и одаренный более могучей душой, чем я и другой мой брат, он избрал славное поприще воина, - одно из трех поприщ, указанных нам отцом, о чем вы слышали уже от него самого в этом рассказе, показавшемся вам сказкою доброй старушки. Я посвятил себя письменным занятиям, и на этом пути Бог и мои способности помогли мне достигнуть того звания, в котором вы меня видите. Третий брат мой в Перу. Он приобрел большое богатство и тем, что переслал нам до сих пор, он не только возвратил полученную им при разделе часть наследства, но доставил еще отцу возможность жить роскошно по прежнему; я тоже, благодаря ему, мог удобнее продолжать свои занятия и легче устроить свою карриеру. Отец мой жив еще, но умирает от желания узнать, что сталось с его старшим сыном и молит Бога в неустанных молитвах своих, чтобы смерть не заврыла ему глаз прежде, чем он увидит этого несчастного сына. Одно меня удивляет: почему, во время претерпенных им несчастий, брат мой никогда не подумал известить о себе своих родных. Если бы отец мой, или кто-нибудь из нас знали, что сталось с ним, ему не пришлось бы ожидать чудесной трости, возвратившей ему свободу. Но и теперь, Бог весть, освободили ли его французы, или, быть. может, умертвили, чтобы скрыть свое преступление. Не ожидал я, что мне придется так грустно продолжать путь, начатый так радостно. Неизвестность, что сталось с братом моим, не даст мне ни минуты покою. О, добрый брат мой, кто бы мог сказать мне, где ты теперь? и я отправился бы возвратить тебе свободу; хотя бы ее пришлось купить ценою моей собственной. Кто известит нашего престарелого отца о том, что ты жив еще, хотя, быть может, в мрачном подземельи варварийской тюрьмы. Где ты? еслиб мы знали, наши богатства выкупили бы тебя из тяжкой неволи. И ты, великодушная, прекрасная Зораида, почему я не могу отплатить тебе за все, что сделала ты для моего брата! почему не могу я быть свидетелем возрождения души твоей и твоей свадьбы, которая осчастливила бы нас всех".

Он встал из-за стола, отправился за Зораидой, потом в обществе Лусинды, Доротеи и дочери аудитора, подошел в пленнику, взял его за руку, и возвратился с мавританкой и пленником к аудитору. "Осушите ваши слезы", сказал ему священник, "и пусть исполнится в эту минуту все, чего вы желали. Пред вами ваш брат и ваша прелестная невестка; это капитан Виедма", продолжал он, указывая на пленника, "а это", указав на Зораиду, "прекрасная мавританка, его освободительница. французские пираты лишили их всего; и вам остается теперь выказать в отношении своего брата все великодушие вашего благородного сердца". Пленник кинулся в объятия аудитора, но последний отклонил брата, желая разглядеть его с некоторого разстояния. Скоро, однако, он узнал своего старшого брата, сжал его в своих объятиях, и залился слезами, глубоко тронувшими свидетелей этой неожиданной встречи. Что прочувствовали в эту минуту оба брата, что сказали они друг другу? это трудно даже вообразить, не только передать. Они, то кротко рассказывали друг другу происшествия своей жизни, то являли самые трогательные признаки братской привязанности; аудитор обнимал Зораиду, предлагал ей свое состояние и приказывал дочери цаловать ее в свою очередь; и хорошая христианка и прелестная мавританка вызывали у всех слезы знаками взаимной любви и благодарности. Молча, но внимательно смотрел на все это Дон-Кихот, приписывая все эти происшествия разным химерам своего рыцарства; а между тем с другой стороны порешили, что Зораида и пленник возвратятся с своим братом в Севилью, и известят обо всем их престарелого отца, приглашая его приехать на свадьбу и крестины Зораиды. Аудитору нельзя было ни переменить дороги, ни остановиться в пути; он узнал, что через месяц эскадра отправится из Кадикса в новую Испанию, и с его стороны было бы неловко упустить этот случай.

какого-нибудь великана или иного негодяя, который, вздумал бы возмутить сон прекрасных дам, ночевавших в замке, привлекаемый могуществом их красоты. Все - знавшие рыцаря благодарили его за услугу, и кстати рассказали о его странном помешательстве аудитору, что, конечно, не мало удивило последняго. Один Санчо, принужденный так долго не спать, был не в духе, но за то он устроился потом лучше всех на збруе своего осла, не предчувствуя, что час дорогой расплаты за нее уже приближался. Дамы ушли, наконец, в свою комнату, мужчины улеглись как знали, а Дон-Кихот, согласно своему обещанию, вышел из корчмы и расположился на страже воображаемого замка.

Заря едва занималась, когда дамы наши были разбужены, чудесным голосом, раздавшимся вблизи корчмы. Оне жадно стали прислушиваться в нему, особенно Доротея, проснувшаяся раньше всех; - дочь президента, Клара Виедма спала еще возле нее. Никто не мог угадать, кто это пел так восхитительно? Не акомпанируя себя ни на каком инструменте, обворожительный голос, привлекший общее внимание раздавался то будто на дворе, то как будто в конюшне; и между тем, как удивленные дамы внимательно слушали его, Карденио сказал, подошедши к их комнате: "если вы не не спите, то послушайте молодого погонщика, который очаровывает, а не поэт".

- Мы слушаем его, сказала Доротея, и напрягая более и более внимание, она разслушала следующий романс: