Дон-Кихот Ламанчский.
Часть первая.
Глава XLIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть первая. Глава XLIV. (старая орфография)

Глава XLIV.

Услышав пронзительные крики Дон-Кихота, испуганный хозяин, отворив ворота, вышел узнать, кто это так страшно кричит. Мариторна же, догадавшись в чем дело, скрытно побежала на сеновал, отвязала там руку Дон-Кихота, и рыцарь упал на землю в глазах хозяина и путешественников, подошедших к нему с вопросом, что заставило его так страшно кричать? Ничего не отвечая на это, Дон-Кихот снял с руки недоуздок, вскочил на Россинанта, прикрылся щитом, укрепив в руке копье, отъехал на некоторое разстояние, чтобы выиграть пространство, и возвратившись легким галопом назад, сказал хозяину и всадникам: "кто скажет, что я был очарован, тому я, с позволения принцессы Миномикон, видаю перчатку и вызываю его на бой".

Услышав это, всадники пришли в невыразимое изумление, но хозяин объяснил им в чем дело, сказавши, это такой Дон-Кихот, и что удивляться ему нечего, потому что он не в своем уме.

Всадники спросили после того хозяина: не остановился ли у него в корчме юноша лет пятнадцати, или шестнадцати, одетый как погонщик, описавши при этом рост, лицо и другие признаки юноши, влюбленного в Дону-Клару. Хозяин ответил, что корчма теперь битком набита всяким народом, и он решительно не обратил внимания, есть ли здесь такой юноша, или нет. "Он здесь", воскликнул, в эту минуту, один из всадников, заметив карету аудитора: "без всякого сомнения здесь; вот та карета, за которой он, как говорят, идет следом. Пускай же один из нас останется здесь", продолжал он, "а остальные отправятся искать его. Да одному не мешает караулить и вокруг корчмы, чтобы не позволить ему убежать через забор".

"Мы это и сделаем", отвечал другой всадник; после чего двое вошли на двор, третий остался у ворот, а четвертый пошел обходить кругом дома. Хозяин не понимал, в чему все это делается, хотя и догадался, что всадники отыскивают того юношу, о котором они спрашивали.

Между тем наступил день и разбудил вместе с криком Дон-Кихота ночевавшее в корчме общество, и раньше всех взволнованную Клару и Доротею. Оне не могли сомкнуть глаз; одна, зная, что так близко от нея находится любимый ею юноша, другая, сгарая нетерпением увидеть его. Дон-Кихот же не помнил себя от гнева и досады, видя, что никто не отвечает на его вызов и не обращает на него никакого внимания; и если бы законы рыцарства позволяли рыцарю вступить в бой, давши слово не пускаться ни в какое приключение до тех пор, пока не исполнит того, которое он поклялся привести к концу, то Дон-Кихот, без сомнения, напал бы на всех этих всадников, и заставил-бы их, волей не волей, ответить на его вызов. Но так как ему нельзя было пуститься в другое приключение, прежде возстановления на троне принцессы Миномикон, поэтому он вынужден был молчать, и ожидать, сложа руки, чем кончатся делавшияся на глазах его распоряжения всадников. Один из них скоро нашел своего господина, спавшого рядом с настоящим погонщиком, не думая о том, что его ищут, и в особенности о том, что его отъищут. "Господин дон-Луи," сказал он юноше, взявши его тихонько за руку, "а, господин дон-Луи; должно быть вы одеты теперь совсем как следует такому господину, как вы, и постель то ваша как раз такая, на какой следовало бы спать молодому господину, окруженному дома такими нежными заботами своей матери". Юноша протер свои заспанные глаза и взглянув со вниманием на того, это разбудил его, узнал в нем слугу своего отца; эта неожиданная встреча так поразила его, что он несколько минут не мог проговорить ни слова. "Вам остается теперь, господин Дон-Луи", продолжал между тем слуга, "покориться судьбе и отправиться домой, если вашей милости не угодно, чтобы господин мой, ваш отец, отправился на тот свет, потому что горесть, испытываемая им в разлуке с вами, сведет его во гроб".

- Но каким образом узнал мой отец, куда я отправился и в каком платье? спросил Дон-Луи.

- Таким образом, отвечал слуга, что один студент, которому вы изволили открыть ваше намерение, тронутый скорбью, овладевшею вашим отцом, когда он не находил вас более в своем доме, рассказал ему обо всем. Тогда господин наш поспешил послать в погоню за вами четырех слуг, и мы, как видите, все четверо здесь, в вашим услугам, довольные, как нельзя более, тем, что можем отвести вас туда, где так нежно вас любят.

- Это будет зависеть от моего желания, или от велений неба - отвечал Дон-Луи.

Слыша этот разговор, молодой погонщик, лежавший возле Дон-Луи, встал с своего места и поспешил рассказать обо всем дон-Фернанду, Карденио и другим лицам, которые встали уже и одевались. Погонщик сказал, что неизвестный человек называет спавшого на дворе юношу дон, защитить его от насилия слуг; с этим намерением мужчины отправились туда где находились увещевавший слуга и споривший с ним господин.

В эту самую минуту, из комнаты своей вышла и Доротея вместе с взволнованной Кларой. Отведши в сторону Карденио, Доротея коротко передала ему историю любви певца и Клары, а Карденио сказал ей, в свою очередь, что за певцом приехали теперь, посланные отцом его, слуги; это известие до того испугало слышавшую Карденио Клару, что она упала бы на пол, еслиб Доротея не поддержала ее. Карденио попросил Доротею увести Клару в её комнату. обещая уладить это дело. В комнату между тем вошел Дон-Луи в сопровождении своих слуг. Они уговаривали юношу возвратиться домой без замедления и утешить огорченного отца. Дон-Луи отвечал, что сделать этого никаким образом не может. пока не окончит чего то такого, что касается его жизни, чести и души. Слуги решились намекнуть ему, что в крайнем случае, они увезут его силою. "Но только мертвым" ответил юноша. "Как бы вы меня ни отвозили, но повторяю вам: вы отвезете только труп мой". Спор этот привлек внимание аудитора, дон-Фернанда, товарищей его, Карденио, священника, цирюльника и Дон-Кихота. нашедшого, что ему не к чему долее сторожить замок. Карденио, звавший уже историю мнимого погонщика, спросил слуг, зачем они хотят увести его? Затем, чтобы возвратить в жизни отца этого благородного господина, отвечали слуги; он умирает с горя, не находя своего сына.

- К чему говорить о моих делах, сказал Дон-Луи. Я свободен, захочу ворочусь, не захочу, так никто не отвезет меня насильно.

"ваша милость, господин аудитор, разве вы не изволите узнать их милость, этого молодого господина, ведь они сын соседа вашей милости, и изволили, в этом, как сами изволите видеть, неприличном для такого знатного господина платье, убежать из дому." Вглядевшись внимательно в мнимого погонщика, аудитор узнал дон-Луи, и взяв его за руки воскликнул: "Боже, какое ребячество, Дон-Луи! скажите, пожалуйста, что могло заставить вас уйти от вашего отца в таком, недостойном вас, платье?" Влюбленный юноша ничего не мог ответить аудитору, и только почувствовал что из глаз его готовы брызнуть слезы. Взявши под руку юношу, аудитор отвел его в сторону, чтобы узнать причину его побега, сказавши в тоже время слугам, чтобы они оставались спокойными, потому что он уладит дело. Пока аудитор занят был с Дон-Луи, у ворот послышались страшные крики. Дело в том, что два молодца, ночевавшие в корчме, видя, что там все заняты теперь мнимым погонщиком, задумали удрать, ничего не заплативши. Но хозяин, обращавший больше внимания на свои, чем за чужия дела, остановил этих господ у ворот и потребовал денег, ругнув их при этом так безцеремонно за их плутовское намерение, что те не вытерпели и ответили ему кулаками, принудившими несчастного хозяина крикнуть: "караул". Вся надежда оставалась за Дон-Кихота; к нему первому обратилась дочь хозяина в минуту опасности. "Защитите, ради Бога данной вам силы, защитите, господин рыцарь, моего несчастного отца", сказала она Дон-Кихоту, "его совсем избили два злодея". С убийственным хладнокровием ответил ей Дон-Кихот: "прекрасная дама! я не могу, в настоящую минуту, исполнить вашей просьбы, потому что не смею пускаться ни в какое другое приключение, пока не приведу к концу того, которому я поклялся посвятить все мои силы. Но я сделаю для вас все, что могу. Прежде всего я попрошу вас отправиться, как можно скорее, к вашему отцу и сказать ему, чтобы он всеми силами выдерживал битву и не позволил врагам победить себя. Я же отправлюсь, тем временем, к принцессе Микомикон, и испрошу у нея дозволения помочь вашему отцу, если оно будет дано мне, в таком случае, верьте мне, я съумею воспользоваться им".

- О, горе мне, воскликнула находившаяся тут же Мариторна, прежде чем ваша милость получите это позволение, господин мой будет уж на том свете.

- В таком случае, сударыня, потрудитесь достать мне его, сказал Дон-Кихот; иначе я ничего не могу сделать, но повторяю вам, если я получу это позволение, в таком случае, что за беда, будет ли господин ваш на том или на этом свете, я возвращу его, если понадобится, и из того света, на перекор этому, или по крайней мере, так накажу его убийц, что вы будете вполне отмщены". Не сказав более ни слова, он отправился в Доротее и преклонил пред нею колени, испрашивая у её величия, в рыцарских и странствующих выражениях, позволения помочь управляющему замком, находящемуся в страшной опасности. Принцесса от всего сердца дала ему это разрешение, и Дон-Кихот, прикрывшись щитом, поспешил с обнаженным мечом в воротам, возле которых два молодца расправлялись с хозяином. Но когда рыцарь подошел в месту расправы, он вдруг отшатнулся назад, и оставался недвижимым, не смотря на упреки хозяйки и Мариторны, спрашивавших, что останавливает его, почему он не спешит помочь мужу одной и хозяину другой.

"Что останавливает?" сказал Дон-Кихот; "то, что я не смею, как рыцарь, обнажить меча против простых людей; это дело моего оруженосца. Позовите его, он расправится с этою сволочью и отмстит ей за нанесенное вам оскорбление."

их муж, хозяин и отец. Но оставим их в этом положении. К ним, без сомнения, это-нибудь явится на помощь, а если нет, тем хуже для того, это суется в воду, не спросившись броду, пускай же он страдает и молчит. Отойдем теперь шагов пятьдесят назад и узнаем, что отвечал аудитору Дон-Луи. Заливаясь слезами и так сильно сжимая руки аудитора, как будто на сердце юноши лежал тяжелый камень, Дон-Луи говорил отцу Клары: "могу вам только сказать, что в тот день, когда небо велело, а наше соседство позволило мне увидеть дочь вашу и мою владычицу Дону-Клару, с тех пор я стал её рабом, и если с вашей стороны я не встречу противодействия, то сегодня же ваша дочь будет моей женой. Для нее я покинул дом мой, отца, для нее оделся в это платье, и пустился за ней следом всюду, куда бы вы не увезли ее, подобно стреле, стремящейся в цели, и моряку следующему за полярной звездой. Дочь ваша знает о моих желаниях ровно столько, сколько она могла догадаться по проливаемым мною слезам; она видела эти слезы, хоть и вдали. Вы знаете богатство и знатность моих родных, знаете, что я один сын у отца. Если этого достаточно для того, чтобы вы согласились осчастливить меня, считайте меня с этой минуты вашим сыном. И если отец мой, по своим видам, остался бы недоволен найденным мною счастьем, то возложим наши надежды на всесильное время, которое изменяет человеческую волю, как изменяет все в мире."

Дон-Луи замолчал, и аудитор был столько же удивлен трогательною и так деликатно сделанною исповедью влюбленного юноши, сколько озабочен тем, что делать ему в этом исключительном и совершенно непредвиденном случае. Он просил Дон-Луи успокоиться, сказал, что он попросит слуг не увозить его до завтра, и тем временем обдумает свое решение. Дон-Луи насильно поцаловал аудитору руку и оросил ее слезами, - это могло тронуть камень, не только сердце отца доны-Клары, сообразившого своим практическим умом, какая прекрасная партия представляется его дочери в лице дон-Луи. Он желал, однако, устроить эту свадьбу с согласия отца Луи, надеявшагося - это знал аудитор - видеть сына своего великим господином. В то время, когда с одной стороны слуги Дон-Луи терпеливо ожидали окончания разговора аудитора с их господином, а с другой состоялась мировая между хозяином и поколотившими его гостями, согласившимися, скорее благодаря умным словам Дон-Кихота, нежели безсильным угрозам Хозяина, заплатить ему то, что он требовал; - в это самое время никогда не дремлющий чорт привел в корчму того цирюльника, у которого Дон-Кихот похитил шлем Мамбрена, а Санчо збрую, обмененную впрочем на свою собственную. Отводя осла в конюшню, цирюльник увидал Санчо, который что-то починял в своем вьюке, и не успел он заметить его, как в ту же минуту схватил оруженосца за шиворот и закричал во все горло: "а, дон негодяй, теперь ты у меня в руках; отдай мне сейчас мой таз, мой вьюк и збрую, которую ты подтибрил у меня." Схваченный, так неожиданно за шиворот, и слыша, как честит его, Санчо, держа одною рукою вьюк, дал другою такого кулака цирюльнику, что окровавил ему все зубы. Цирюльник тем не менее не отступал, и, невыпуская из рук вьюка, продолжал кричать по прежнему; на крик его выбежала толпа народу. "Во имя короля и правосудия," кричал он, "этот негодяй, этот грабитель на больших дорогах хочет убить меня за то, что я отнимаю у него свое добро." - "Врешь, врешь," кричал в свою очередь Санчо, "я вовсе не грабитель на больших дорогах, а только пользуюсь добычей, оставленной моему господину Дон-Кихоту после одержанной им победы." Дон-Кихот, успевший уже появиться за месте расправы, был восхищен мужеством, выказанным его оруженосцем в нападении и обороне. Он даже счел его теперь замечательным храбрецом, и внутренно дал себе слово посвятить его в рыцари, при первом удобном случае, находя, что это звание пристанет в нему как нельзя более. Споря с Санчо цирюльник сказал: "этот вьюк принадлежит мне, также как смерть, которую должно мне небо; и так он хорошо знаком мне, как будто я сам родил его; зову в свидетели моего осла - он не позволит мне соврать. Всего лучше примерить к нему этот вьюк, и подлец я буду, если он не налезет на него как перчатка на руку. Мало того: в тот самый день, как пропал вьюк, у меня похитили совсем новенький, ни разу еще не бывший в употреблении, тазик из красной меди, стоивший мне целый ефимок. Услышав это, Дон-Кихот не в силах был долее удерживать себя. Быстро поместясь между бойцами, он разнял их, и положив вьюк на землю, чтобы все могли разглядеть его прежде, чем обнаружится истина, громким голосом воскликнул: "господа! вы ясно убедитесь сейчас, как страшно ошибается этот добряк оруженосец, называя цирюльничьим тазиком то, что было, есть и будет шлемом Мамбрена, который я отнял у него в бою, и которым владею по всей справедливости. Что же касается седла, то я в это дело не вмешиваюсь. Скажу только, что оруженосец мой попросил у меня позволения взять збрую с коня этого побежденного мною труса и надеть ее на своего осла; я позволил ему, и если теперь обыкновенное седло превратилось в вьючное, то я не могу объяснить этого иначе, как теми превращениями, которые постоянно случаются во всех происшествиях с странствующими рыцарями. В доказательство того, что я сейчас сказал, беги Санчо, и принеси сюда шлем Мамбрена, который кажется этому простяку цирюльничьим тазом.

- Нет ужь, ваша милость, отвечал Санчо, если нет у нас других доказательств, кроме шлема Мамбрена, - так будьте здоровы; этот шлем Мамбрена такой же точно цирюльничий таз, как это вьюк, а не седло

- Делай, что тебе велят, отвечал Дон-Кихот; быть может не все же наконец происходит в этом замке при посредстве очарований. Когда шлем Мамбрена был принесен, Дон-Кихот, взяв его из рук Санчо, сказал: "господа, скажите на милость, с каким лицом дерзнет утверждать этот оруженосец, будто это цирюльничий таз, а не шлем? и я клянусь тем рыцарским орденом, в котором служу, что этот шлем остался таким же, каким я взял его; я ничего не прибавил к нему и не отнял у него. - "Совершенная правда," прибавил Санчо, "с тех пор, как господин мой овладел этим шлемом, он покрывал им голову только в одной битве, когда освобождал колодников; и без этого таза-шлема ему пришлось бы очень плохо, потому что камни тогда сыпались на него как град."