Дон-Кихот Ламанчский.
Часть вторая.
Глава VI.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сервантес М. С., год: 1616
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая. Глава VI. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава VI.

Между тем как у Санчо происходил только что приведенный нами замечательный разговор с его женой, племянница и экономка Дон-Кихота были в страшном волнении, замечая, по многим признакам, что герой наш готовится ускользнуть от них в третий раз, стремясь возвратиться к своему проклятому рыцарству. Всеми силами старались оне отклонить Дон-Кихота от его намерения, но стараться об этом значило проповедывать в пустыне, или ковать холодное железо. Истощив наконец все свое красноречие, экономка сказала ему: "господин мой! если вы решились еще раз покинуть нас с целию рыскать, как страждущая душа, по горам и долам, ища, по вашему - приключений, а по моему разного рода неприятностей, то клянусь вам, я буду жаловаться на вас Богу и королю".

- Не знаю, моя милая, отвечал Дон-Кихот, что ответит вам Бог, ни того, что скажет вам король, но знаю очень хорошо, что на месте последняго, я бы освободил себя от труда выслушивать весь этот вздор, с которым лезут к нему каждый день. Одною из самых тягостных обязанностей венценосца, я считаю обязанность все слушать и на все отвечать, и право я нисколько не желаю обезпокоивать своими делами особу короля.

- Но скажите, пожалуста, спрашивала экономка, неужели при дворе нет рыцарей?

- Почему бы и вам не быть одним из этих счастливцев, перебила племянница, которые, не рыская ежеминутно по свету, служат спокойно своему королю и повелителю при его дворе?

- Друг мой! оказал Дон-Кихот. Нельзя всем царедворцам быть рыцарями, ни всем рыцарям быть царедворцами; на свете нужно всего по немногу. И хотя странствующие и придворные рыцари носят одно название, тем не менее между ними существует огромная разница. Одни из них, не покидая ни на минуту двора, не издерживая ни одного мараведиса, не испытывая ни малейшей усталости, спокойно путешествуют по целому миру, глядя только на карту. Мы же, так называемые, странствующие рыцари, неустанно объезжаем земное пространство, беззащитные от палящих лучей летняго солнца и суровой стужи зимы. Мы не по картинам знакомы с врагом; но всегда вооруженные, ежеминутно готовы сразиться с ним, не придерживаясь законов единоборства, требующих, чтобы мечи противников были одинаковой длины, не спрашивая о том, что, быть может, противник наш носит на себе какой-нибудь охраняющий его талисман, не разделяя, наконец, перед битвою, поровну, солнечного света, и не исполняя многих других церемоний, общеупотребительных при поединках. Знай, моя милая, что настоящий странствующий рыцарь не содрогнется при встрече с десятью великанами, хотя бы головы их терялись в облаках, ноги были толще громадных башень, руки - длиннее корабельных мачт, глаза больше мельничных колес и пламеннее пасти плавильной печи. Чуждый малейшого страха, рыцарь мужественно и решительно должен напасть на них и стараться победить и искрошить их в куски, даже тогда, еслиб они прикрыты были чешуей той рыбы, которая, как говорят, тверже алмаза, и вооружены дамасскими палашами или палицами с булатным острием, какие мне часто приходилось встречать. Все это я говорю тебе, мой друг, к тому, дабы ты умела отличать одного рыцаря от другого, как не мешало бы знать это различие и сильным мира сего, и лучше оценивать заслуги мужей, называемых странствующими рыцарями, между которыми встречались такие, им же царства обязаны были своим спасением.

- Помилуйте, сказала племянница; да ведь это все ложь, что пишут о странствующих рыцарях, и все эти рыцарския сказки, как вредные для нравов, достойны san benito {san benito - прическа осужденных инквизицией.}.

- Клянусь освещающим нас Богом, воскликнул Дон Кихот, не будь ты моя племянница, дочь сестры моей, то за твое богохульство я наказал бы тебя так, что удивил бы мир. Виданное ли дело, чтобы какая-нибудь девчонка, едва умеющая справиться с веретеном, смела так отзываться о странствующих рыцарях. Великий Боже! Да что сказал бы славный Амадис, услышав подобные слова? Впрочем, он пожалел бы только о тебе, потому что он был самый утонченный рыцарь и великодушный заступник молодых девушек. Но от всякого другого ты не отделалась бы так дешево; не все рыцари были так снисходительны, как и вообще они во многом рознились между собою. Одни были, можно сказать, чистым золотом, другие лигатурою. Одни возвышались своим мужеством и иными достоинствами; другие унижали себя изнеженностью и пороками. И верь мне: нужно быть человеком весьма опытным и проницательным, чтобы уметь отличать эти два рода рыцарей, столь сходных именем и различных своими делами.

рыцарем. Гидальго, конечно, может сделаться рыцарем, но только не тогда, когда он беден.

- Правда твоя, отвечал Дон-Кихот, и по поводу рождения, я бы мог рассказать много нового для тебя, но воздерживаюсь от этого, не желая смешивать земного с небесным. Выслушай, однако, внимательно, что я сейчас окажу. Все существующие в мире роды можно подвести под четыре категории: одни, исходя из скромного начала, постепенно возвышаясь, достигли царственных венцов; другие, - происходя от благородных предков, поныне пребывают в прежнем величии; происхождение третьих может быть уподоблено пирамидам: выходя из могучого и широкого основания, роды эти, постепенно съуживаясь, обратились теперь почти в незаметные точки. Наконец четвертый и самый многочисленный класс, это простой народ, который пребывал и пребывает во мраке. В пример родов, исшедших из скромного начала, и постепенно возвысившихся до того величия, в котором мы видим их ныне, я укажу на царствующий дом отоманский. Ко второму разряду принадлежат многие из принцев, наследственно царствующих в своих землях, умев сохранить их до сих пор за собою. К разряду родов, исшедших из широкого основания и обратившихся в незаметные точки, должно отнести фараонов и Птоломеев египетских, римских цезарей и множество князей ассирийских, греческих и варварских, от коих ныне осталось одно имя. Что касается простолюдинов, то о них замечу только, что служа к размножению рода человеческого, они не обращали на себя внимания истории. Все это я сказал, дабы показать, какая великая разница существует между различными родами; и из них только тот истинно велик и благороден, члены которого славятся столько же своим богатством, сколько щедростью и гражданскими доблестями: говорю богатством, щедростью и доблестями, потому что могучий вельможа без гражданской добродетели будет только великолепным развратником, а богач без щедрости - корыстолюбивым нищим. Не деньги даруют нам счастье, его дает нам то употребление, которое мы делаем из них. Бедный рыцарь своим благородством, обходительностью и в особенности своим состраданием, может всегда показать, что он истинный рыцарь; и если он подаст бедняку только два мараведиса, но подаст их от чистого сердца, то будет столь же щедр; как богач, разсыпающий дорогую милостыню, при звоне колоколов. И всякий, видя рыцаря, украшенного столькими добродетелями, не обращая внимания на его бедность, признает его человеком высокого рода, и было бы чудо, еслиб не признали его таким, потому что уважение общества всегда вознаграждало добродетель.

Две дороги, друзьи мои, ведут в богатствам и почестям. По одной из них идут гражданские деятели, по другой - воины. Я избрал последнюю, она больше пришлась мне по сердцу. Оружие влекло меня в себе, и я последовал своей природной наклонности. И напрасно старались бы меня отклонить от пути, указанного мне Богом, от моей судьбы и моего желания. Я очень знаю тяжелые труды, предназначенные рыцарям, но знаю и великия выгоды, неразлучные с моим званием. Знаю, что путь добродетели узок и тернист, а путь греха роскошен и широк, но мне не безъизвестно и то, что разные пути эти приведут нас и в разным концам. Смерть сторожит нас на роскошной дороге греха, и как ни тернист путь добродетели, но им мы внидем туда, идеже озарит нас жизнь бесконечная; и вспомните, друзья мои, эти стихи великого нашего поэта:

Вот этой то стезей, суровой и тернистой,
Мы внидем в край, в котором ждет нас вечный мир,

- Дитя мое, отвечал Дон-Кихот; верь мне, еслиб и не был всецело предан занятиям странствующого рыцарства, то на свете не существовало бы ничего, с чем я не мог бы совладать.

При последних словах Дон-Кихота послышался стук в двери и голос Санчо. Заслышав его, экономка тотчас же скрылась, не желая встретиться с своим смертельным врагом; племянница отворила ему двери, и рыцарь, кинувшись на встречу своему оруженосцу, обнял его, ввел в свою комнату, и там запершись с ним наедине завел весьма интересный разговор, который разскажется после.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница