Дон-Кихот Ламанчский.
Часть вторая.
Глава XVIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая. Глава XVIII. (старая орфография)

Глава XVIII.

На воротах большого, как это обыкновенно бывает в деревнях, дома дон-Диего было высечено оружие из необделанного камня; на самом же дворе помещался погреб, и у входа в него расположены были кругами глиняные кружки для хранения вина. Так как эти кружки приготовляются в Тобозо, поэтому оне тотчас же пробудили в Дон-Кихоте воспоминание о его очарованной даме, и, не обращая внимания ни на слова свои, ни на слушателей, он с тяжелым вздохом, воскликнул: "о, безценный клад, открытый на мое несчастие! прелестный и веселый, когда это было угодно Творцу! О, кружки тобозския, напомнившия мне об этом безценном кладе моей горькой скорби!" Восклицания эти услышал студент-поэт, сын дон-Диего, вышедший вместе с своею матерью встретить гостя, который изумил их своим странным видом. Сошедши с коня, Дон-Кихот поспешил с изысканной вежливостью к хозяйке попросить позволения поцаловать её руки.

- Позвольте представить вам и попросить вас принять с вашим обычным радушием странствующого рыцаря Дон-Кихота Ламанчского, одного из самых мужественных и скромных рыцарей в мире, сказал ей муж, представляя Дон-Кихота.

Жена его, донна-Христина, чрезвычайно радушно и мило приняла рыцаря. Дон-Кихот предлагал ей свои услуги в самых вежливых выражениях, после чего, почти с теми же церемониями представился студенту, которому он показался человеком умным и милым.

Здесь историк описывает со всеми подробностями дом дон-Диего, представляя таким образом верную картину дома богатого испанского помещика. Но переводчик счел за лучшее пройти эти подробности молчанием, потому что оне не вполне соответствуют главному предмету, находя, что история эта почерпает больше силы в правде самой сущности рассказа, чем в холодных отступлениях.

Дон-Кихота попросили войти в одну из-зал, где Санчо снял с него оружие, и рыцарь остался в замшевом камзоле, перетертом и перемаранном его заржавевшим оружием. Он носил накрахмаленный, без кружев, воротник, на подобие студенческого, и вылощенные воском башмаки. Готовясь выйти в хозяевам, он надел через плечо мечь свой, висевший на перевязи из кожи морского волка, которым он не препоясывал себя вокруг стана, потому что, как говорят, давно уже страдал поясницей: наконец, он накинул на плечи плащ из тонкого темного сукна. Но прежде всего он вымыл себе лицо и голову в пяти или шести переменах воды, что не мешало, однако, и самой последней походить еще немного на сыворотку, благодаря жадности Санчо и роковому творогу, так хорошо выпачкавшему его господина.

Умывшись и одевшись, Дон-Кихот с самым развязным и любезным видом вошел в другую залу, где его ожидал студент, готовый занимать рыцаря до обеда, которым донна-Христина хотела показать, что она знает как принимать такого гостя, как Дон-Кихот.

Нужно заметить, что тем временем, как рыцарь снимал с себя оружие, дон-Лорензо - сын Диего, успел спросить своего отца: кого это он привез с собою? Его лицо, фигура, наконец ваше представление его, как странствующого рыцаря, все это чрезвычайно удивило меня и мать мою.

- Ничего не знаю, отвечал дон-Диего, и могу только сказать, что я видел несколько действий его, достойных полуумного, и слышал разговор его, заставлявший забывать о его действиях. Но, поговори с ним сам; испытай его познания, и так как ты считаешь себя умницей, то и суди об его уме или безумии; я, правду сказать, более вижу в нем полуумного, чем мудреца.

После этого дон-Лорензо ушел, как мы уже сказали, занимать Дон-Кихота, и в завязавшемся между ними разговоре, рыцарь сказал, между прочим, своему собеседнику: "отец ваш говорил уже мне о вашем уме и ваших редких талантах; в особенности же он обратил мое внимание на вас, как на знаменитого поэта".

- Поэта, быть может, отвечал дон-Лорензо, но знаменитого - это слишком много. Я действительно большой любитель поэзии, продолжал он, люблю читать знаменитых поэтов, из чего впрочем никак не следует, чтобы я сам бых один из этих избранных.

- Мне нравится в вас эта скромность, заметил ему Дон-Кихот, потому что, правду сказать, поэты вообще народ много думающий о себе; редко кто из них не воображает себя Бог знает чем.

- Нет правила без исключения, сказал Лорензо, есть и такие, которые, будучи поэтами. вовсе не воображают себя ими.

- Таких, пожалуй, немного, возразил Дон-Кихот. Но скажите пожалуйста: какими это стихами вы так заняты, и, как передах мне ваш отец, озабочены, в настоящую минуту? Если вам предстоит развить какую-нибудь заданную тему, то я кое что понимаю в этом деле, и очень бых бы рад взглянуть на ваш труд. Если вы пишете стихотворение на конкурс, то постарайтесь получить второй приз, потому что первый всегда дается или знатности, ими по протекции, между тем как второй - есть приз таланта, и вторым тут уж становится третий, а настоящим третьим будет едва ли не первый. Подобно степеням, даваемым в ваших университетах. И однако самое название первый - это великая вещь.

До сих пор, подумал Лорензо, он не похож на полуумного, посмотрим, что дальше будет. "Вы кажется посещали университеты?" сказал он, обращаясь к Дон-Кихоту; "скажите пожалуйста, по какому факультету вы шли?"

- По факультету странствующого рыцарства, ответил Дон-Кихот. Рыцарство не уступает поэзии, и даже, быть может, возносится над нею.

- Об этом факультете я право ничего не слыхал, отвечал дон-Лорензо.

- Это факультет, на котором проходятся все науки мира, сказал рыцарь. Мы должны быть юристами, знать юриспруденцию к законы собирательные и распределительные, чтобы каждому отдавать то, что принадлежит ему. Странствующий рыцарь должен быть богословом, чтобы знать догматы исповедуемой им римско-католической религии, и поучать в них тех, которые потребуют того. Он должен быть врачем, и в особенности ботаником, чтобы уметь отыскать, среди пустынь и необитаемых местностей, целебные травы для своих ран, потому что он не должен и не может надеяться всюду находить кого-нибудь для перевязки их. Он должен быть астрономом, чтобы по звездам определять время в ночи, и знать где, под каким градусом, в какой стране света, находится он. Он должен быть силен в математике, потому что она может понадобиться ему на каждом шагу, и не говоря уже о том, что разумеется само собой, что истинный странствующий рыцарь должен быть украшен всеми достоинствами украшающими духовную особу; я упомяну еще о некоторых мелочах; так, рыцарь должен умнеть плавать как рыба Николай {Имя человека, прославившагося своим искусством плавать в конце XV столетия.}; должен уметь подковать, взнуздать и оседлать коня, и восходя выше и выше скажу, что он должен оставаться верным Богу и своей даме. Он должен быть целомудрен в помыслах, благопристоен в словах, добр, благороден и щедр в своих действиях, неустрашим в опасностях, терпелив в несчастии, милосерд к страдальцам, обязан пребывать непоколебимым столбом и защитником истины, за которую он должен всегда быть готовым положить свою голову. Из этих то великих и малых качеств образуется странствующий рыцарь. Скажите же теперь, милостивый государь: пустячная ли эта наука, образующая странствующого рыцаря, и может ли она стоять в уровень с самыми важными науками, преподаваемыми в наших училищах и академиях?

- Еслиб это было действительно так, как вы говорите, отвечал дон-Лорензо, то о величии этой науки не могло бы быть и спору.

- Как понимать ваши слова: еслиб это было действительно так? спросил Дон-Кихот.

- Да так, что я сомневаюсь, отвечал Лорензо, существовали ли когда-нибудь, а в наше время и подавно, странствующие рыцари, особенно украшенные столькими доблестями.

то слова мои, как показал мне неоднократный опыт, не послужили бы ни к чему; поэтому я не намерен теперь разсеевать вашего заблуждения, разделяемого вами со многими другими. Все, что я думаю сделать, это просить небо, да просветит оно вас и убедит, как действительны и необходимы были странствующие рыцари минувших времен, и как благотворно было бы появление их в настоящия. Но за грехи наши ныне царствуют в мире леность, праздность, изнеженность и корысть.

Кажется милый наш гость начинает заговариваться, подумал дон-Лорензо, во всяком случае это в высшей степени замечательный безумец, и с моей стороны было бы глупо не признавать его таким.

Этим окончился разговор их, и они отправились обедать.

Дон-Диего спросил сына, что скажет он об их госте? "Я бы запретил всем врачам", отвечал дон-Лорензо, "и всем переписчикам его действий изъять что либо из хаоса его безумия. Это удивительный безумец, у которого выпадают иногда чрезвычайно светлые минуты".

Обед вполне оправдал слова Дон-Диего, говорившого, что он любит угощать своих гостей здоровой, вкусной и питательной пищей. Но что в особенности восхитило Дон-Кихота, это удивительная тишина, царствовавшая во всем доме и делавшая его похожим на обитель иноков. Когда со стола сняли скатерть, возблагодарили Подателя всех благ и обмыли руки, Дон-Кихот попросил дон-Лорензо прочитать ему стихи, написанные им на поэтическое состязание.

- Чтобы не походить на тех поэтов, отвечал дон-Лорензо, которые отказываются читать стихи свои, когда их просят, и читают, когда их никто об этом не просит, я исполню вашу просьбу и прочту вам мое стихотворение, за которое я, впрочем, не жду никакой награды, потому что в этом труде я вижу не более, как умственное упражнение.

- Один из моих друзей, сказал Дон-Кихот, человек не глупый, был того мнения, что не следует писать стихов на заданную тему, так как они всегда удаляются от предмета и мысли наперед составленного предложения; к тому же правила, существующия у нас для подобного рода сочинений, весьма строги. В стихах этих не допускается например слов: говорит ли он, или скажу ль, не допускается категорических выражений и ставится авторам много других препон, как это очень хорошо известно вам.

- Откровенно говоря, сказал Лорензо, я бы хотел указать вам на какую нибудь ошибку, утверждаемую и повторяемую вами, но не могу, потому что вы ускользаете из рук моих, как змея.

- Тоже говоря откровенно, ответил Дон-Кихот, я не понимаю, что вы хотите выразить этими словами, что я ускользаю из ваших рук, как змея.

- Надеюсь, вы скоро поймете меня, сказал Лорензо, а теперь не угодно ли вам прослушать мои стихи на тесу. Вот тема:

Когда дон-Лорензо окончил чтение своих стихов, Дон-Кихот встал со стула, и взяв его за руку воскликнул, или вернее, почти закричал: "клянусь небом и всем его величием, великодушный юноша, вы лучший поэт в мире и достойны быть увенчаны лаврами не только Кипром или Гаэтой, как сказал один поэт, над которым да сжалится Бог, но афинской академией, еслиб только она существовала теперь, и нашими нынешними академиями Парижской, Болонской и Саламанкской. И да пронзит Господь стрелами Апполона тех судий, которые откажут вам в первом призе; да никогда музы не переступят порога их жилищ. Будьте так добры: прочитайте мне еще какие-нибудь стихи ваши, потому что я желал бы полюбоваться, так сказать, со всех сторон вашим поэтическим гением.

Нужно ли говорить, как восхитила дон-Лорензо эта похвала рыцаря, не смотря на то, что он считал его полуумным. О, всемогущая лесть! как безгранично твое царство, как сладостны твои слова! Дон-Лорензо подтвердил эту правду, согласившись прочитать Дон-Кихоту другое стихотворение свое:

- Да будет благословен Бог, воскликнул Дон-Кихот, услыхав эти последние стихи; между поэтами нашего времени я не встречал подобного вам, по крайней мере, сколько я могу судить по этому стихотворению.

"Благодарю, душевно благодарю вас, за ваш радушный прием", говорил он им, "но странствующим рыцарям не следует долго предаваться праздности и неге; и я вижу, что мне пора вспомнить о моем долге и отправиться искать приключений, которыми этот край, как я знаю, обилен. Тут думаю я пространствовать до времени сарагосских турниров, которые в настоящую минуту составляют мою главную цель, и побывать в Монтезиносской пещере, о которой говорят столько чудесного в её окрестностях; попытаюсь я также открыть начало и настоящие истоки семи озер, называемых обыкновенно лагунами Руидеры".

Дон-Диего и сын его разсыпались в похвалах всем этим намерениям и попросили рыцаря выбирать и брать из их имущества все, что только может ему понадобиться, или понравиться, желая этим высказать с своей стороны готовность служить ему чем могут, из уважения и к его личным доблестям и к его славному званию.

Наступил наконец час отъезда, стол же радостный для Дон-Кихота, сколько прискорбный для Санчо. Катавшись, как сырь в масле в доме дон-Диего, он не слишком то радовался теперь предстоящей перемене в его образе жизни, - напоминавшей жизнь в лесах и пустынях, - и удовольствию продовольствоваться несчастною провизиею из своей котомки, которую он тем не менее наполнил всем, что казалось ему наиболее необходимым. Прощаясь с хозяевами, рыцарь, обратясь к дон-Лорензо, сказал ему на прощание: "не знаю, говорил ли я вам, но если и говорил, так повторю еще раз, если вы хотите сократить ваше время и труды на пути к славе, то вам остается только проститься с поэзией и сделаться странствующим рыцарем; этого довольно, чтобы одним ловким ударом добыть себе императорский венец". Этими словами Дон-Кихот как бы давал последнее доказательство своего безумия, особенно когда к довершению эффекта он прибавил еще: "один Бог знает, хотел ли бы я взять с собою этого славного юношу, чтобы научить его, как попирать великолепных и возвышать смиренных: - два действия нераздельные с моим званием. Но так как юношеский возраст его еще не требует этого, и наука отказывается пока выпустить его из своих рук, потому я ограничусь только одним советом, именно: если он захочет быть поэтом, то пусть в оценке своих произведений руководствуется более чужим мнением, чем своим собственным. Нет таких родителей, которые бы находили своих детей дурными, особенно еще, когда эти дети - творения нашего ума".

И отец и сын еще раз удивились этому безумию, смешанному с мудростию и непоколебимо-неудержимому желанию рыцаря неустанно искать каких-то приключений - концу и цели всех его стремлений. Наконец после взаимных пожеланий и предположений услуг, на которые Дон-Кихот испрашивал разрешение владелицы замка, он уехал вместе с своим оруженосцем: - рыцарь, как водятся, верхом на Россинанте, а оруженосец на своем осле,