Дон-Кихот Ламанчский.
Часть вторая.
Глава XXV.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сервантес М. С., год: 1616
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая. Глава XXV. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава XXV.

Дон-Кихот сгорал нетерпением узнать, что за чудеса такия собирался рассказать ему встреченный им на дороге крестьянин, и, отыскав его, просил тотчас же рассказать ему то, что он недавно обещал.

- Погодите, отвечал крестьянин, дайте мне управиться с моим мулом, а ужо я вам поразскажу просто уму невероятные вещи.

- Если только дело стало за мулом, отвечал Дон-Кихот, то я помогу тебе управится с ним. И ни минуты не медля принялся он очищать стойло и просеевать ячмень, - в благодарность за эту помощь, крестьянин готов был с большой охотой рассказать свои чудеса и немного спустя усевшись рядом с рыцарем, окруженный хозяином, Санчо и двоюродным братом, он рассказал им следующее: "нужно вам сказать, господа", так начал он, "что в одной деревушке, милях в четырех отсюда, у регидора, по недосмотру или вследствие плутней его служанки, пропал осел. И что ни делал он, чтобы отыскать этого осла, ничто не помогло. Как вдруг, недели этак через две, к этому регидору, у которого пропал осел, подходит другой регидор того же самого села и говорит ему: "заплатите мне за добрую весть, осел ваш нашелся".

- Отчего не заплатить, но только желательно мне знать, где он нашелся? сказал ему первый регидор.

- На горе, в лесу, отвечал другой регидор; я заметил его сегодня по утру, но только без седла, без хомута и такого худого, что просто жалость берет, глядя на него. Я хотел было пригнать его прямо к вам, но он так уж успел одичать за это время, что как только завидел меня, так со всех ног пустился бежать в самую глушь лесную. Если вам желательно отправиться со мною искать его, сказал отыскавший осла регидор другому регидору, так позвольте мне только отвести домой своего осла; я через минуту буду назад.

- Вы сделаете мне превеликое одолжение, и я с моей стороны, даст Бог, когда-нибудь отблагодарю вас, ответил ему хозяин потерянного осла.

Вот так точно, как я вам рассказываю это происшествие, так рассказывают его все люди хорошо знающие это дело, заметил крестьянин. Когда вернулся другой регидор, продолжал он, оба они, взявши друг друга под руку, отправились на гору, в лес, искать осла, но только на самом том месте где думали найти его, ничего не нашли, и сколько они не искали, а осла нет как нет. Тогда другой то регидор, видевший осла поутру, сказал своему товарищу: придумал я хитрость, с помощью которой, я надеюсь, мы откроем, наконец, вашего осла, хотя бы он запрятался не то что в лесу, а под землей. Видите ли что: большой я мастер реветь по ослиному, и если вы хоть чуточку поможете мне, то и делу конец.

- Я то? воскликнул другой регидор, да я вам зареву лучше настоящого осла.

- Поглядим, сказал ему товарищ его, и вот как дело мы с вами устроим: вы отправьтесь крутом с одной стороны горы, а я отправлюсь с другой. Пройдем мы этак немного с вами да и заревем каждый по ослиному, опять пройдем и опять заревем, и опять... и тогда невозможная это вещь, чтобы осел ваш не ответил, если только он находится еще здесь.

- Прекраснейшую штуку придумали вы, господин мой, отвечал хозяин осла, истинно достойную такого великого мудреца, как вы.

В ту же минуту оба регидора разстались, и, как условлено было между ними, каждый пошел себе в свою сторону, да оба в одно время и заревели, и побежали друг к дружке на встречу, полагая, что они уж отыскали осла. И первый то регидор, наткнувшись на своего товарища, просто верить не хотел, что это товарищ его, а не осел.

- Это я, я, а не осел ваш - уверял товарища своего другой товарищ.

- Ну так клянусь же вам, отвечал первый регидор, что ничем вы не разнитесь от самого настоящого осла, то есть в жизнь мою не слыхал, говорил он, такого удивительного ослиного голоса.

- Нет, позвольте уж, нисколько не льстя, похвалы эти воздать вам, ответил ему товарищ, право, вам оне пристали больше чем мне, потому что, клянусь создавшим меня Богом, вы, ваша милость, не уступите славнейшему на свете ослу. Ревете вы сильно и протяжно; резкости, в вашем реве, как раз в меру, переливов много, и как вам угодно, а только с вами мне не сравняться, честь вам и слава; я уступаю вам все преимущество в этаком приятном таланте.

- Тем лучше, сказал регидор, потому что теперь я стану больше уважать себя, чем до сих пор; все же я буду знать, что не совсем я человек безталанный; какой бы там ни был талант, а все же таки есть, а с меня этого и довольно. Только, правду сказать, хотя я и знал за собою, что я мастер реветь, мо никогда не полагал, чтобы я так удивительно ревел, как вы меня уверяете.

- Да-с, отвечал другой регидор, скажу я вам, ваша милость, что много на свете удивительных талантов ни за что пропадает, потому что пользоваться не умеют ими.

- Ну, пожалуй что наши то таланты, сказал ему товарищ, могут пригодиться разве когда случится вот такой особенный случай, как сегодня, да и теперь еще, дай Бог, чтобы они пригодились нам.

Сказавши это, они разошлись и снова заревели, и то и дело принимали друг дружку за пропавшого осла, только видя наконец, что они попусту бегают на встречу самим себе, они решили для того, чтобы не принимать себя больше за осла, реветь каждый раз не по одному, а по два раза. Но только ходили они, ходили, всю гору обшарили, и как не ревели, а осла все нет; и знаку никакого не подал им. Да и трудно было знак ему подать, когда нашли они его где-то в лесу, изъеденного волками.

- Не удивляюсь я теперь, сказал хозяин его, что не получали мы от бедного моего осла никакого ответа, потому что будь он жив, он непременно заревел бы, или не был бы он осел. Но труды свои я все-таки считаю не потерянными, сказал он своему товарищу, потому что, хотя я и нашел осла своего мертвым, но за то услышал ваш удивительный рев.

- Право, ваша милость, мы стоим друг друга, отвечал ему другой регидор; и священник приятно поет, да и хор не дурно. С тем они и возвратились домой совсем охрипшие, усталые и скучные; и рассказали они после того друг про дружку всем своим соседям, друзьям и знакомым, как это удивительно каждый из них ревет по ослиному. Дошла эта молва и до соседних деревень. И так-как чорт заводит везде, где может, споры и дрязги, то и настроил он народ соседней деревни на то, что как только завидит он кого-нибудь из наших, так и заревет сейчас по ослиному - и стала соседняя деревня как будто насмехаться над нашею за то, что наши регидоры так славно ревут. В дело это, что хуже всего, вмешались деревенские мальчуганы, и теперь дошло до того, что на людей того села, в котором приключилось это происшествие с ослом, указывают пальцами везде, словно на черного между белыми. Много уже раз народ из нашего села, над которым смеются, - я сам, ваша милость, из этого села, - выходил с полным оружием на битву с насмешниками, так что ничто не могло унять их, ни стыд, ни страх, ни король, ни суды. И завтра люди нашего села должны будут выйти на битву с другим селом, которое находится от нас милях в двух, и пуще всех других надоедает нам. Вот для своих то земляков, ваша милость, на завтра, я и везу все эти пики и алебарды; и вот вам чудеса, которые я собирался рассказать; если оне вам не показались чудесами, так других у меня, право, нет. Этими словами добрый человек закончил рассказ свой, и почти в ту же минуту у ворот корчмы показался какой-то господин, покрытый замшей с головы до ног. Все было замшевое на нем: чулки, брюки, куртка.

- Хозяин, громко сказал он, есть место? Со мною моя ворожея обезьяна, и если угодно, могу сейчас представить вам освобождение Мелизандры.

- Добро пожаловать, воскликнул хозяин; мы, значит, весело проведем сегодня вечер, когда пожаловал к нам господин Петр. Кстати, я забыл сказать, что этот господин Петр косил левым глазом и что целая половина лица его, пораженная какою то болезнию, была покрыта зеленым пластырем.

- Добро пожаловать, продолжал хозяин; но где же твой театр и обезьяна?

- Для тебя, друг мой, я бы отобрал место у самого герцога Альбы, сказал хозяин, скорей подавай-ка сюда твой театр; кстати у нас теперь гости, они заплатят тебе хорошо и за представление и за штуки твоей обезьяны.

- Тем лучше, сказал Петр; для дорогих гостей я пожалуй и цену сбавлю: мне бы только вознаградить издержки, за большим я не гонюсь. Пойду, однако, потороплю своих; с последним словом он покинул корчму.

Дон-Кихот сейчас же разспросил хозяина, что это за господин Петр, что это за театр и что за обезьяна?

- Это знаменитый хозяин театра марионеток, отвечал хозяин, старый знакомый этих мест арагонского Ламанча, по которым он давно разъезжает, показывая освобождение Мелисандры знаменитым дон-Гаиферосом; любопытнейшее, я вам скажу, представление, такая прекрасная история, каких никогда не приводилось видеть на нашей стороне. Кроме того Петр возит с собою такую удивительную обезьяну, что верить нельзя. Если вы ее спросите о чем-нибудь, она внимательно выслушает вас, потом вскочит на плечо своего хозяина, нагнется в его уху и отвечает ему на ухо на ваш вопрос, а хозяин слушает и повторяет за ней. Она лучше угадывает прошедшее, чем будущее, случается правда, что и соврет, но почти всегда говорит правду, точно чорт в ней сидит. Плата ей два реала за ответ, если она.... то есть хозяин за нее ответит то, что она скажет ему на ухо. Говорят, что он накопил себе, благодаря своей обезьяне, порядочную деньгу. Петр этот, я вам доложу, человек, как говорится в Италии - молодец, лихой товарищ, и из всех людей на свете живет себе кажется в наибольшее удовольствие. Говорит он за шестерых, пьет за двенадцатерых и все это на счет своего языка, обезьяны и театра.

Тут подоспел и сам Петр с повозкой, на которой помещались его обезьяны и театр. Знаменитая обезьяна его была большая, безхвостая, покрытая шерстью, похожей на войлок, но с довольно добродушной физиономией. Не успел увидеть ее Дон-Кихот, как уже спросил: "скажи мне ворожея, обезьяна, что станется с нами и чем мы занимаемся? вот мои два реала за ответ". Он велел Санчо передать их Петру.

Вместо обезьяны ответил Петр: "благородный господин! обезьяна моя не предсказывает будущого, но из прошлого и настоящого кое что знает".

- Чорт меня возьми, воскликнул Санчо, тоже дурака нашли, стану платить я за то, чтобы мне рассказали, что было со мной, да кто это знает лучше меня самого; ни одного обола не дам я за это. Вот что касается настоящого, это дело другое; на тебе обезьяна два реала, скажи мне: что поделывает теперь супруга моя - Тереза Пансо?

- Я не беру денег вперед, отвечал Петр. Вот когда обезьяна ответит, тогда пожалуйте. С последним словом он ударил себя два раза по левому плечу, на которое тотчас же вспрыгнула обезьяна, и, наклонившись в уху своего господина, принялась с удивительною скоростью стучать зубами. Постучав несколько секунд она спрыгнула вниз и тогда Петр побежал к Дон-Кихоту, опустился перед ним на колени и воскликнул, обвив руками его ноги: "лобызаю ноги твои, о славный воскреситель забытого странствующого рыцарства! Лобызаю их с таким же благоговением, с каким облобызал бы я два геркулесовых столба, о рыцарь! которого никто не в силах достойно восхвалить! О, знаменитый Дон-Кихот Ламанчский, опора слабых, поддержка падающих, спасение упадших и утешение всех скорбящих!"

Услышав это, Дон-Кихот остолбенел, Санчо глаза выпучил, двоюродный брат изумился, паж испугался, хозяин прирос в своему месту, крестьянин из ревущей по ослиному деревни рот разинул, и у всех вместе поднялись дыбом волосы, между тем славный содержатель театра марионеток, обращаясь к Санчо, хладнокровно продолжал: "и ты, о, добрый Санчо Пансо, славнейший оруженосец славнейшого рыцаря в мире, возрадуйся: жена твоя Тереза Пансо здравствует и разчесывает теперь коноплю; под левым боком у нее стоит с выбитым черепком кувшин, из которого она потягивает вино и тем разгоняет скуку, сидя за работой".

- Все это очень может быть, отвечал Санчо, потому что жена моя, я вам скажу, просто, блаженная женщина, и еслиб только не ревновала она, так не променял бы я ее на эту великаншу Андондону, которая, как говорит мой господин, была женщина понятливая и расчетливая хозяйка, а моя Тереза, так та ни в чем не откажет, все даст себе, хотя бы из добра своих детей.

- Скажу теперь, в свою очередь, воскликнул Дон-Кихот, что тот, кто много читает и путешествует, многое видит и узнает. Кто бы, в самом деле, уверил меня, что на свете существуют ворожеи обезьяны, как это вижу я теперь собственными глазами; потому что я действительно тот самый Дон-Кихот Ламанчский, которого назвала она, хотя, быть может, слишком ужь расхвалила. Но каков бы я ни был, я все-таки благодарю небо, одарившее меня мягким и сострадательным характером, готовым сделать всякому добро, никому не желая зла.

- Еслиб у меня были деньги, сказал паж, я бы тоже спросил у обезьяны, что приключится со мною в дороге?

насущном, лишь бы только услужить чем нибудь господину рыцарю Дон-Кихоту, и теперь, для его удовольствия, я готов всем вам даром показать мой театр. Услышав это, хозяин, вне себя от радости, указал Петру место, где ему всего удобнее было расположиться с театром.

- Дон-Кихот остался, однако, не совсем доволен всеведением обезьяны; ему казалось невероятным, чтобы животное могло знать настоящее и прошедшее. И пока Петр устроивал свой театр, он увел Санчо в конюшню и там сказал ему:

- Санчо, обезьяна эта заставила меня призадуматься, не заключил ли её хозяин уговора с чортом - ловить за одно с ним рыбу в мутной воде.

- Не то что мутной, а совсем в грязной, отвечал Санчо, если сам чорт мутит ее, но только какая же может быть выгода Петру от этой рыбы?

- Ты меня не понял, Санчо, возразил Дон-Кихот; я хотел сказать тебе, что у Петра, должно быть, заключена сделка с чортом; чорт, вероятно, влезает в его обезьяну и дает ответы, за которые Петр получает деньги, с условием, что когда он разбогатеет, то отдаст в благодарность чорту свою душу; ты хорошо знаешь, как этот вечный враг рода человеческого соблазняет и преследует душу нашу на каждом шагу; - это тем вероятнее, что обезьяна ограничивается настоящим и прошедшим, не предсказывая будущого, которое скрыто и от дьявола; он может только догадываться о будущем, и то весьма редко. Что будет? известно одному Богу, ибо для него нет грядущого, а все настоящее. И для меня, Санчо, совершенно ясно, что в этой обезьяне говорит чорт; странно только, как молчит святое судилище и не схватит этого человека, чтобы узнать, помощию какой силы угадывает он, что было и что есть. Я убежден, что обезьяна эта не астролог; и что ни она, ни хозяин её ничего не смыслят в распознавании разсудочных фигур, занятие до того распространенное теперь в Испании, что нет, кажется, подмастерья, лакея и горничной, которые не умели бы разпознать и установить какой-нибудь фигуры также легко, как поднять карту с полу, компрометируя своим невежеством чудесные истины этой науки. Я знал одну даму, спросившую у подобного знатока гороскопа, ощенится ли её комнатная собачка, и если ощенится, сколько у нея будет щенков и какого цвета? Непризнанный астролог справился с своим гороскопом и не задумавшись ответил, что у собачки её будет трое щенков: зеленый, красный и полосатый, если она затяжелеет между одинадцатью и двенадцатью часами дна или ночи, в понедельник или субботу. Дня через два собака эта околела от разстройства желудка и кредит лжеастролога сильно поколебался, как это случается, впрочем, со всеми подобными ему господами.

привиделась вам во сне.

- Быть может, сказал Дон-Кихот; и я охотно последую твоему совету, хотя и сомневаюсь, чтобы рассказы мои о Монтезиносской пещере были гилью.

В эту минуту Петр пришел объявить Дон-Кихоту, что все готово, и просил его удостоить своим присутствием театральное представление, достойное внимания рыцаря. Дон-Кихот тут же попросил Петра узнать у обезьяны: "правда ли все виденное им в Монтезиноской пещере" так как ему казалось, что здесь истина перемешана с призраками.

Петр, не сказав ни слова, отправился за обезьяной, и возвратясь поместился с нею против Дон-Кихота и Санчо.

- Слушай внимательно обезьяна - сказал он; господин рыцарь желает узнать правда ли то, что видел он в Монтезиносской пещере? - Сказав это, он подал обыкновенный знак, и обезьяна, вскочив к нему на плечо, сделала вид будто шепчет ему что-то на ухо; выслушав ее Петр отвечал:

об этом, то в будущую пятницу она ответит вам на все. Теперь она потеряла свой дар угадывать и отыщет его не раньше пятницы.

- Ну, не моя-ли правда, воскликнул Санчо, не говорил-ли я вашей милости, что я и на половину не верю вашим приключениям в этой пещере.

- Как не интересен, воскликнул Петр, когда он заключает шестьдесят тысяч самых интересных штук. Уверяю вас, господин рыцарь, это самая интересная вещь в мире и operibus credite, non verbis.

Дон-Кихот и Санчо отправились вслед за Петром к театру марионеток, освещенному бесконечным числом маленьких восковых свечей, придавших ему блестящий и торжественный вид. Пришедши на место, Петр поместился сзади балагана, так как он сам двигал марионетками, а впереди стал мальчик, слуга его, объяснявший зрителям тайны представления. В руках у него был маленький жезл, которым он указывал на появлявшияся на сцене фигуры; и когда вся публика собралась и стоя поместилась против театра, а Дон-Кихот, Санчо, паж и двоюродный брат уселись на почетных местах, тогда открылось представление, о котором желающие могут прочесть в следующей главе.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница