Дон-Кихот Ламанчский.
Часть вторая.
Глава XXVI.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сервантес М. С., год: 1616
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая. Глава XXVI. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава XXVI.

Умолкли Тирийцы и Троянцы; или выражаясь другими словами, когда зрители, обратив взоры на театр, были прикованы, как говорится, к языку истолкователя всех чудес готовившагося представления, в эту минуту позади сцены неожиданно послышались кимвалы, трубы и рожки, вскоре впрочем умолкшие, - и мальчик возгласил: "эта истинная история, господа, представляемая теперь перед вами, заимствована слово в слово из французских хроник и испанских песней, переходящих из уст в уста и повторяемых на всех углах малыми ребятишками. В ней изображается освобождение дон-Гаиферосом супруги его Мелизандры, находившейся в Испании в плену у Мавров, в городе Сансуене, как называлась тогда Сарагосса. Теперь не угодно-ли вам взглянуть сюда: дон-Гаиферос играет в триктрак, как это поется в песне:

В триктрак играет дон-Гаиферос,
Про Мелизандру забывая.

- Между тем на сцену выходит, как вы видите, фигура с короной на голове и скипетром в руках, это сам император Карл Великий, мнимый родитель Мелизандры. Замечая с негодованием, как бездельничает зять его, император приходит обругать его. Слышите, как запальчиво и резво он бранит его, так вот и кажется, что он сейчас хватит его по физиономии своим скипетром, и некоторые историки уверяют, будто он и хватил его. - Сказавши дон-Гаиферосу, каким безчестием он покроет себя, если не попытается освободить супругу свою, - император Карл Великий говорит ему в заключение: "я вам сказал довольно; берегитесь же". Теперь, господа, не угодно ли вам взглянуть, как император поворачивается в своему зятю спиною, как раздосадованный дон-Гаиферос во гневе опрокидывает стол и триктрак, спрашивает торопливо оружие и просит двоюродного брата своего Роланда дать ему славный меч Дюрандарта. Роланд не хочет давать ему этого меча, но соглашается отправиться вместе с ним и быть его товарищем в его трудном подвиге; дон-Гаиферос отказывается, однако, от этого предложения и говорит, что он сам освободит жену свою, хотя бы она была скрыта в недрах земли; после чего он надевает оружие и готовится сию же минуту отправиться в путь. Теперь обратите внимание на башню, появляющуюся с этой стороны. Полагают, что это одна из башень Сарагосского алказара, называемого теперь Алиафериа. Эта дама, выходящая на балкон, одетая, как мориска, это и есть несравненная Мелизандра, часто глядевшая с балкона в ту сторону, где находится её Франция, утешая в плену себя воопоминаниех о Париже и своем муже.

Теперь вы увидите совершенно новое происшествие, о котором никогда не слыхали. Смотрите на этого мавра: положив палец на губы, он волчьими шагами подкрадывается сзади к Мелизандре. Глядите: как он цалует ее, как она спешит сплюнуть и вытереть губы белым рукавом своей сорочки, как она тоскует и с отчаяния рвет на себе волосы, словно они виновны в её очаровании. Обратите теперь внимание на эту важную особу в тюрбане, гуляющую по дворцовым галлереям; это сам король Марсилио. Он видел дерзость мавра, поцаловавшого Мелйзандру, и хотя этот мавр родственник и фаворит его, он велит, однако, схватить его, провести по городским улицам с глашатаем впереди и алгазилами позади и отсчитать ему двести розог. Смотрите, как выходят люди исполнять королевский приговор, сделанный без всякого суда, так как у мавров этого не водится, чтобы наряжать, как у нас, следствия, призывать свидетелей и делать очные ставки.

- Продолжай свою историю без пояснений, любезный мой, прервал его Дон-Кихот; не сворачивай с прямого пути и не пытайся обнаружить истину, потому что для этого нужны доказательства, опровержения и опять доказательства.

К этому Петр добавил из-за своего театра: "мальчик, не мешайся не в свое дело, и делай, что тебе прикажет господин рыцарь, это будет всего умнее с твоей стороны, не пускайся в пояснения и объяснения, ибо где тонко там и рвется".

- Слушаюсь, отвечал мальчик, и продолжал таким образом свою историю: эта фигура, выехавшая верхом на коне, завернувшись в длинный и широкий плащь, это сам дон Гаиферос, которого ждет не дождется его супруга. Отмщенная за дерзость, которую позволил себе влюбленный в нее мавр, она с повеселевшим лицом выходит теперь на балкон и говорит своему мужу, принимая его за неизвестного путешественника, словами этого романса:

Рыцарь! ежели во Францию ты едешь
Спроси так о Гаиферосе,

Больше я ничего не скажу, потому что многословие наводит скуку. Видите-ли: Гаиферос открывает свое лицо и радость Мелизавдры показывает, что она узнала своего мужа. Глядите, глядите: она сходит с балкона, чтобы сесть на коня, но бедная юбка её зацепилась за железное перило балкона и она повисла на воздухе. Милосердое небо, однако, никогда не покидает нас в крайней нужде; дон-Гаиферос, как вы видите, приближается к Мелизандре, не обращая внимания на то, что может разорвать дорогую юбку своей супруги, тянет ее в себе, помогает ей сойти на землю, одним движением руки садит ее на коня и велит ей крепко, крепко держаться за него, чтобы не упасть, а сам обхватывает её талию и скрещивает руки на её груди; все это он делает потому, что Мелизандра не приучена к таким путешествиям, какое предстоит ей. Слышите-ли: как ржет конь Гаифероса от радости, что приходится ему нести на себе такую славную пару - верх мужества и красоты. Они дотронулись до узды, поворотили коня, покинули уж город и весело мчатся в Париж. Отправляйтесь в мире, мужественные и верные любовники, возвратитесь здоровыми на вашу милую родину и да хранит вас Бог от всяких напастей в пути. Пусть друзьям и родным придется увидеть вас здоровыми и счастливыми и долго, долго, как Нестор, живите вы в мире, довольстве и счастьи.

На этом месте Петр вторично перебил рассказчика: "мальчик, мальчик! воскликнул он, не залетай в облака, держись земли; к чему эти нежности, в которых нет никакого толку".

Ничего не отвечая на это, мальчик продолжал: "за соглядатаями, господа, дело никогда не станет; есть такие глазки, которые все видят и теперь увидели, как Мелизандра сошла с балкона и сейчас же известили об этом короля Марсилио, который велел ударить в набат. Смотрите, смотрите: какая в городе поднялась суматоха, какая толкотня, как все лезут и чуть не давят один другого, услышав колокольный звон во всех башнях и минаретах".

"Что такое - колокольный звон в Сансуенне"? воскликнул Дон-Кихот. "Господин Петр, вы сильно ошибаетесь, мавры не звонят в колокола, а ударяют в кимвалы и в свои маврские Дульцаины".

Перестав звонить в колокола, Петр отвечал Дон-Кихоту: "господин рыцарь! не обращайте внимания на это, нельзя вести дел наших так, чтобы не к чему было придраться. Разве не видели вы тысячи комедий, переполненных глупостями и небылицами, которые приводят, однако, публику в восторг и удивление. Мальчик! продолжай свое; лишь бы карман мой не был в накладе, а до остального дела мне нет, хоть бы здесь представлено было больше чуши, чем атомов в солнце.

- Клянусь Богом, он прав - проговорил Дон-Кихот; после чего мальчик продолжал: "Глядите, господа, какая иного" численная и блестящая кавалерия выступает из города в погоню за католическими любовниками; слышите ли сколько заиграло труб, забило барабанов, зазвучало кимвалов и дульцаин. Страшно мне становится за прекрасных супругов; как бы не поймали и не привели их назад, привязанными к хвосту их собственного коня; вот было бы ужасно".

Увидя толпы мавров, и заслышав стук их оружия, Дон-Кихот нашел необходимым подать помощь беглецан. Он встал с своего места и закричал громовым голосом: "я никогда не допущу. чтобы в моем присутствии сыграли такую злую штуку с таким славным рыцарем и мужественным любовником, как дон-Гаиферос. Сволочь, остановитесь! не смейте преследовать славных любовников, если не хотите иметь дела со мной. С последним словом он обнажил меч, подошел в сцене и с неслыханной яростью принялся поражать на право и на лево мавританскую армию марионеток, опрокидывая одних, пронзая других, кому - отрубая ногу, кому - снимая с плечь голову, и в порыве своего негодования хватил, между прочим, так ужасно мечом своим сверху вниз, что еслиб сам хозяин театра не успел нагнуться под доски, то рыцарь раскроил бы ему череп так же легко, как еслиб он был вылеплен из теста. "Остановитесь, господин Дон-Кихот"! кричал ему изо всех сил Петр; "ради Бога, опомнитесь; ведь вы изрубливаете в куски не настоящих мавров, а картонные фигуры, которые составляют все мое богатство; вы в конец разоряете меня". Не обращая на это никакого внимания, Дон-Кихот продолжал наносить мавританской армии страшные удары и в несколько минут опрокинул театр, искрошил в куски всех мавров, тяжело ранил короля Марсилио, разрубил на двое императора Карла Великого с его короной на голове и привел в ужас всю публику. Обезьяна убежала на крышу, двоюродный брат растерялся, паж испугался, сам Санчо струхнул не на шутку, потому что ему никогда еще не случилось, - как уверял он по окончании этой бури, - видеть своего господина разгневанным до такой степени.

Опрокинув и изрубив все, что было на сцене, Дон-Кихот немного успокоился

и дон-Гаиферосом, еслиб я не был здесь? Без сомнения их час пробил бы; эти собаки мавры поймали бы прекрасных любовников и дали бы им знать себя. Да здравствует же странствующее рыцарство, возносясь над всем в мире!

- Пусть оно здравствует, жалобным голосом отозвался Петр; пусть оно здравствует, а я околею; в таком несчастном положении очутился я, что, как дон-Родригез, могу сказать теперь:

Вчера я был король Испании,
Сегодня жь ни одной бойницы
Нет у меня....

раззоренный, убитый духом, и что хуже всего без моей обезьяны, потому что прежде чем я поймаю ее, мне придется пропотеть до зубов. И все это, благодаря безумной ярости господина, которого называют защитником неимущих, бичем зла и приписывают ему иные добрые дела. Только для меня, видно, не достало у него великодушия. Да будет прославлено небо до высочайших Сфер его, увы! это рыцарь печального образа обезобразил мои образы.

Слова эти разжалобили Санчо. "Не плачь, Петр", сказал он ему, "не вручиться, ты просто сердце надрываешь мне; господин мой Дон-Кихот, поверь мне, такой славный христианин и католик, что если только сделал он тебе какой-нибудь вред, так вознаградит тебя за все вдвое".

- Пусть господин Дон-Кихот заплатит хоть за половину изувеченных им фигур, отвечал Петр, и я успокоюсь вместе с совестью господина рыцаря, потому что нет спасения для того, это удерживает чужое добро и не хочет возвратить владельцу его собственности.

- Совершенная правда, сказал Дон-Кихот, но только не знаю, что удержал я из твоего добра.

- Как не знаете? воскликнул Петр, а эти бренные остатки, эти развалины, лежащия на безплодной, каменистой почве, обращенные в ничто вашей непобедимой рукой? Кому принадлежали тела их, если не мне? чем поддерживал я свое существование, если не ими?

придают им такой вид, какой хотят. Господа, уверяю вас, продолжал он, обращаясь к публике, что все представлявшееся здесь показалось мне происходящим в действительности. Мелизандра, дон-Гаиферос, король Марсилио и император Карл Великий показались мне живыми лицами Карла, Марсилио, дон-Гаифероса и Мелизандры. Вот почему я пришел в такое страшное негодование, и, исполняя долг странствующого рыцаря, поспешил подать помощь беглецам. Под влиянием этого благородного намерения сделал я то, что вы видели. И если дело вышло на выворот, виноват не я, а враги мои волшебники. Но хотя все это произошло, повторяю, не по моей вине, я, тем не менее, готов из своего кармана вознаградить Петра за понесенные им убытки. Пусть он сосчитает, что следует ему заплатить за изувеченные его фигуры, и я заплачу ему за все ходячей кастильской монетой.

- Я ожидал не меньшого, отвечал Петр с глубоким поклоном, от неслыханного христианского милосердия знаменитого Дон-Кихота Ламанчского, истинного защитника и покровителя всех нуждающихся бродяг. Пусть хозяин этого дома и многославный Санчо примут на себя обязанность оценщиков и посредников между мною и вашею милостью. Они решат, что могут стоить мои изрубленные фигуры.

Хозяин и Санчо охотно согласились на это. В ту же минуту Петр подобрал с полу обезглавленного короля Марсилио, и показывая его публике сказал: "господа! короля этого, как вы видите, починить невозможно. За убиение, смерть и лишение его жизни следовало бы, мне кажется, заплатить четыре с половиною реала".

- Изволь, сказал Дон-Кихот, что дальше?

- За разрубленного пополам, сверху до низу, императора Карла Великого, продолжал Петр, подымая с полу обе половины императора, не дорого было бы, я полагаю, спросить пять с четвертью реалов

- Не дорого и не дешево, вмешался хозяин, положим однако для ровного счета пять реалов.

- Дать ему пять с четвертью, сказал Дон-Кихот. Здесь дело не в вещи, а в сделанной Петру неприятности; неприятностей же нельзя оценивать четвертями реалов. Только поспешите, пожалуйста, потому что время ужинать, а я проголодался.

- За прекрасную Мелизандру без носа и глаз я прошу без торга два реала двенадцать мараведисов, продолжал Петр.

- Я бы ничего не сказал против этого, воскликнул Дон-Кихот, еслиб Мелизандра с мужем не была теперь на границе Франции, потому что конь их, как мне казалось, летел, а не бежал. К чему же продавать нам кота за зайца, показывая Мелизандру с отрубленным носом и выколотым глазом, когда она теперь далеко от нас во Франции блаженствует с своим мужем. Пусть каждый, по милости Божией, остается при своем; будем двигаться твердою поступью, полные честных намерений. Продолжайте.

- Фигура эта должно быть в самом деле не Мелизандра, а одна из служанок её, за нее довольно будет шестидесяти мараведисов. Покончив с Мелизандрой, Петр продолжал прежним способом оценивать свои изувеченные фигуры. Два присяжных оценщика сбавили потом, к удовольствию обеих сторон, назначаемую им цену, и дело кончилось тем, что весь убыток оценен был в сорок реалов и три четверти. Санчо отсчитал их тут же Петру, который попросил прибавить ему еще два реала за поимку обезьяны.

- Дай ему, Санчо, еще два реала, сказал Дон-Кихот, не за поимку обезьяны, а просто в подарок от меня, и я бы охотно дал двести других подарков тому, это сказал бы мне наверное, что прекрасная Мелизандра и дон-Гаиферос возвратились благополучно во Францию и живут себе счастливо в кругу друзей и родных.

- Никто не может знать этого лучше моей обезьяны, сказал Петр. Но теперь сам чорт не поймает ее. Я думаю, однако, что голод и привязанность во мне заставят ее на ночь вернуться домой. Завтра мы увидимся еще.

Гроза утихла, и вся компания в мире и добром согласии поужинали на счет Дон-Кихота, показавшого себя щедрым до нельзя. На другой день крестьянин с пиками и алебардами убрался из корчмы до зари, а рано утром паж и двоюродный брат пришли проститься с Дон-Кихотом: один отправился домой, а другой в дальнейший путь; пажу Дон-Кихот подарил на дорогу с полдюжины реалов. Петр же не искал новых встреч с Дон-Кихотом, которого он знал как нельзя лучше. Поднявшись чуть свет, он собрал остатки театра и вместе с своей обезьяной отправился далее искать приключений. Хозяин корчмы, вовсе не знавший Дон-Кихота, одинаково удивлен был его безумием и щедростию. Санчо заплатил ему за все с излишком, по приказанию своего господина, после чего рыцарь и оруженосец, простившись с хозяином, покинули, часов около восьми утра, корчму и отправились в дальнейший путь, где мы и оставим их на время, чтобы рассказать кое-что другое, относящееся в этой славной истории.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница