Дон-Кихот Ламанчский.
Часть вторая.
Глава XXVIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая. Глава XXVIII. (старая орфография)

Глава XXVIII.

Когда храбрый бежит - значит засада открыта и человек благоразумный должен беречь себя для лучшого времени; истина, которую подтвердил Дон-Кихот, когда оставлял поле битвы безжалостным противникам своим, вооруженным каменьями, и, забывая в какой опасности повидает он Санчо, поспешил укрыться в безопасное место. Почти лежа на своем осле, следовал за ним Санчо, и догнавши Дон-Кихота, запыхавшийся, измученный и избитый, упал к ногам его коня. Рыцарь соскочил с Россинанта, чтобы осмотреть раны своего злополучного оруженосца, но нашедши его целым и здоровым с ног до головы, он с неудовольствием сказал ему: "в недобрый час принялся ты реветь, Санчо. Прилично ли говорить о веревке в доне повешенного? И какого иного акомпанимента мог ожидать ты своей песне, кроме дубин? Благодари еще Бога, что ты так дешево отделался и не изрубили они саблями тебе лица, а только помяли палками бока."

- Не могу я теперь ничего отвечать на это, сказал Санчо, потому что мне кажется, будто я говорю плечами, а доложу только вашей милости, что на веки вечные закаюсь я реветь, но не закаюсь говорить, что странствующие рыцари убегают, покидая своих избитых оруженосцев на съедение врагам.

- Отступить, не значит убежать, сказал Дон-Кихот; и мужество, чуждое всякого благоразумия, называется дерзостью, удача дерзкого есть всегда дело счастливого случая, а не искуства и храбрости. Я отступил, это правда, но не бежал; и в этом случае следовал примеру многих храбрых, сберегавших себя для лучших времен. История представляет много подобных примеров, но так как перечислять их теперь не к чему - тебе это не доставило бы никакой выгоды, а мне ни малейшого удовольствия, - поэтому я умалчиваю о них.

Санчо между тем уселся, наконец, при помощи Дон-Кихота, на своего осла, рыцарь на Россинанта, и, шаг за шагом, достигли они маленького леса, находившагося от них не далее одной версты. От времени до времени Санчо тяжело вздыхал. "Что с тобою?" спросил его Дон-Кихот, "о чем ты вздыхаешь?"

- Ох, спина у меня так болит, что просто ум мутится, отвечал Санчо.

- Это совершенно понятно, отвечал Дон-Кихот; так как тебя били палкой вдоль всей спины, поэтому она и болит у тебя, а еслиб били тебя по другим частям тела, болели бы точно так же и другия.

- Спасибо за утешение, отвечал Санчо, я вот этого и не разсудил. Да чорт меня возьми, неужели мне, в самом деле, нужно объяснять, что у меня болят те части, по которым меня били. Еще еслиб у меня лодыжка на ноге заболела, тогда, пожалуй, можно было бы догадываться, от чего бы ей это заболеть; а то право, ваша милость, не особенная это мудрость разсудить, что если хватить по спине палкой: то она заболит. Ну, да чужия боли, вижу я, никого особенно не огорчают, и тоже вижу я, ваша милость, с каждым днем яснее и яснее, что ничего, должно быть, не дождаться на службе у вас. Сегодня палками изобьют, завтра, того и гляди на одеяло попадешь, после завтра тоже самое, и пока еще плечами отдуваешься, а, там, пожалуй, и до глаз дойдет. Я, ваша милость, неуч, болван, и в жизнь свою ничего путного не сделаю, а все-таки думаю, что лучше мне вернуться домой, кормить жену, да воспитывать детей, чем Бог пошлет, нежели таскаться за вашей милостью по дорогам без дорог и тропинкам без следов, где не дадут тебе ни попить, не поесть как следует, если же желательно вам, друг мой, оруженосец, вздремнуть, сделайте одолжение, отмерьте себе шесть саженей земли, а если этого мало, отмерьте себе еще шесть, или сколько вам угодно, - земли у нас, слава Богу, вдоволь - и располагайтесь, как знаете, на чистом воздухе и чистой земле. Провалиться бы ему сквозь землю, продолжал он, тому, это изобрел это странствующее рыцарство, или тому болвану, который захотел быть оруженосцем у странствующих рыцарей прежних времен. О теперешних я ничего не говорю, потому что ваша милость тоже странствующий рыцарь. Я их уважаю, зная, что господин мой чорта заткнет за пояс, когда заговорит, или задумает что-нибудь.

- Санчо, отвечал Дон-Кихот, говори, сделай одолжение, сколько душе твоей угодно. Когда ты говоришь и никто тебя не останавливает, ты не чувствуешь, кажется, никакой боли; продолжай же говорить что тебе на ум взбредет, и лишь бы только ты заглушал чем-нибудь свою боль, так я согласен, как это ни скучно, слушать все твои глупости. Если же тебе угодно вернуться домой, сделай милость, поезжай, я тебя незадерживаю. У тебя мои деньги, сосчитай сколько времени мы в дороге, сколько по твоему разсчету следует тебе заплатить за месяц, и разчитайся сам с собой.

я могу получить, но чувствую, что оруженосцем странствующого рыцаря тяжелее быть, чем рабочим в поле; работая у себя, я знаю, по крайней мере, что как ни тяжело проработать целый день, сколько ни придется вытерпеть неприятностей, а все же, вечером, поужинаешь из своего котла, и заснешь на своей постели, чего не дождаться на службе у вашей милости, если не считать золотых дней, прожитых у дон-Диего де Мирандо, угощения Канаша, да вот еще того времени, в которое я поел и поспал у Василия, а остальная - какая моя жизнь была? спал я на голой земле, в погоду и непогоду, питаясь корками черствого хлеба, да овечьим творогом, и запивая его водой из колодцев или болот, попадающихся нам в этих пустынях, по которым мы с вами странствуем.

- Положим, что все это правда, сказал Дон-Кихот, сколько же я должен, по твоему мнению, прибавить тебе против того, что ты получал у Фоны Карраско?

- Если ваша милость прибавите мне два реала в месяц, отвечал Санчо, то с меня и довольно будет - собственно за мои труды; да за остров, обещанный мне вашей милостью, следовало бы заплатить мне реалов по шести, так, что всего вместе тридцать реалов.

- Очень хорошо, отвечал Дон-Кихот; сегодня двадцать пятый день, как мы покинули нашу деревню, сосчитай, сколько тебе следует, и получи все это из собственных своих рук.

- Пресвятая Богородице! воскликнул Санчо, как же вы в счете ошибаетесь, ваша милость, ведь за остров нам следует разсчитаться с того дня, в который вы мне обещали его.

- Я полагаю, лет около двадцати, дня три меньше или больше.

"считая все время, проведенное мною в Сиерра-Моренне и в остальных странствованиях, выйдет не более двух месяцев, а ты плетешь, что я обещал тебе остров двадцать лет тому назад. Ты хочешь, как я вижу, оставить в счет своего жалованья все мои деньги, находящияся у тебя; чтож, бери их, и дай тебе Бог счастия; я же охотно останусь без одного обола, лишь бы избавиться от такого дрянного оруженосца, как ты. Но, только, скажи мне, изменник: где ты видел, чтобы оруженосец вступал в торги с рыцарем - своим господином и настаивал на том, чтобы ему дали столько-то и столько то? Пойди, взгляни, углубись, вероломный бандит, в великое море рыцарских историй; и если ты откроешь там, что-нибудь похожее на то, что ты замышляешь и делаешь, пригвозди тогда это сказание к моему лбу и дай мне четыре оплеухи. Ступай, поворачивай своего осла, и отправляйся себе домой; со мною ты не сделаешь больше ни шагу. О, хлеб, воскликнул он, поданный неблагодарному! О, награды, Бог весть кому, обещанные! О, человек, более похожий на скота, чем на существо разумное! Теперь, когда я готов был возвысить тебя на такую ступень, что, не смотря на твою жену, тебя стали бы называть господином, ты решился покинуть меня. Ты уходишь, в ту минуту, когда я твердо решился наконец даровать тебе один из лучших островов в мире. Но мед создан не для осла; ты сам не раз это говорил; а ты ослом был, ослом остаешься и ослом умрешь, и умрешь, я уверен, раньше, чем убедишься, что ты скотина и больше ничего".

Пока говорил Дон-Кихот, Санчо пристально глядел на него, и под влиянием горьких упреков рыцаря слезы выступили за глазах его оруженосца. "Добрый мой господин", сказал он ему жалобным, прерывистым голосом, "ваша правда, мне не достает только хвоста, чтобы быть настоящим ослом, и если ваша милость привяжете мне хвост, я скажу, что это так и следует, и как осел стану служить вам во все дни моей жизни; теперь же, простите мне, сжальтесь над моей простотой. Ничего я, ваша милость, не знаю, и если много говорю, то не с дурным каким-нибудь намерением, а просто с дуру, но кто грешит и кается, тот к Богу обращается".

- Я право удивился, как это ты чуть было не обошелся без пословицы, сказал Дон-Кихот. Санчо! прощаю тебе, с условием, продолжал он, чтобы ты исправился и не был таким корыстолюбцем. Вооружись мужеством и терпеливо ожидай обещанных тебе наград; раньше или позже, но только ты получишь их.

на то, как будто у него есть только ноги без рук. Оруженосец провел ночь довольно безпокойно, - палочная боль чувствуется особенно сильно на свежем воздухе; - Дон-Кихот же предался, по своему обыкновению, мечтам и любовным воспоминаниям. Сон вскоре однако смежил глаза господина и слуги; а на другой день, рано утром, они пустились в путь в берегам славного Эбро, где с ними и приключилось то, что разскажется в следующей главе.