Дон-Кихот Ламанчский.
Часть вторая.
Глава ХХХI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая. Глава ХХХI. (старая орфография)

Глава ХХХИи

Санчо не чувствовал себя от радости, видя внимание к себе герцогини и надеясь найти в замке её тоже, что у дон-Диего и Василия. Любя вкусно поесть и мягко поспать, он ловко умел схватывать всякий представлявшийся к тому случай. История передает нам, что подъезжая в своему увеселительному заику, герцог, опередив гостей, поспешил сделать в замке нужные распоряжения в приему Дон-Кихота; и когда последний подъехал с герцогиней в воротам замка, их встретили два конюха в кармазинных атласных платьях. Взяв рыцаря под руки они подняли его с седла и предложили ему помочь герцогине сойти с её коня. Дон-Кихот в ту же минуту поспешил к герцогине, но после долгого упрашивании с одной и отказа с другой стороны, сиятельная дама настояла на том, чтобы ей помог сойти с коня муж её, считая себя недостойной обременить славного рыцаря такой безполезной тягостью, как она. Слезши с коней, хозяева и гости вошли в большой, передний двор замка герцога, где две прелестные камеристки накинули Дон-Кихоту на плечи дорогую, багряную эпанчу. В ту же минуту галлереи наполнились слугами, приветствовавшими прибытие в замов рыцаря. "Приветствуем прибытие цвета странствующого рыцарства", восклицали они, обливая Дон-Кихота и хозяев замка дорогими духами. Видя, что его принимают в замке герцога совершенно так, как принимали в рыцарских книгах рыцарей времен минувших, восхищенный Дон-Кихот впервые кажется почувствовал себя истинным, а не воображаемым странствующим рыцарем. Санчо же как будто прирос к юбкам герцогини и вошел вместе с нею в замок. Совесть однако скоро напомнила ему о покинутом им осле, и оруженосец, заметив вблизи какую-то почтенную дуэнью, сказал ей: "сударыня, госпожа Гонзалес, или позвольте узнать, как зовут вашу милость"?

- Зовут меня донна Родригез де Гриальва, отвечала дуэнья: что тебе угодно, братец?

- Мне бы угодно было, сказал Санчо, чтобы вы потрудились выйти на двор, так стоит мой осел, так вы уж распорядитесь. пожалуйста, чтобы этого самого осла отвели в конюшню. Нужно вам только сказать, что он немного труслив, и если увидит себя одного, то я право не знаю, что станется с ним бедным.

- Если господин твой такой же невежа, как ты, ответила оскорбленная дуэнья, то нечего сказать, славную мы сделали находку. Отвяжись, сударь ты мой, от меня, продолжала она, ступай сам в своему ослу, а мы не для ослов твоих поставлены здесь; в недобрый видно час занесло вас сюда.

- Странно, сказал Санчо, господин мой, который, можно сказать, собаку съел на разных историях, сам мне рассказывал, что когда Ланцелот возвратился из Британии, тогда дамы заботились о нем самом, а дуэньи о его коне, я же право не променяю своего осла ни на какого Ланцелотова коня.

- Если ты, любезный, родился уж таким шутом, сказала дуэнья, то прибереги свои шуточки на другой случай, для других людей, которым эти шутки придутся по вкусу; они и наградят тебя за них: от меня же кроме фиги ничего ты не дождешься.

- Спасибо и за то, молвил Санчо; фига ваша должно быть спелая, преспелая, если только ровесница вашей милости.

- Плутовское отродье! воскликнула разъяренная дуэнья; если я стара, в этом я дам отчет Богу, а не тебе, грубиян, негодяй. Говоря это дуэнья так возвысила голос, что ее услышала герцогиня и спросила, что с нею? "А то, ответила дуэнья, что этот молодец отправляет меня с своим ослом в конюшню, рассказывая про какого-то Ланцелота, которому будто служили дамы, а о конях его заботились дуэньи; да в добавок в этому обругал меня еще старухой."

- Вот это обидно, сказала герцогиня; берегись, милый Санчо, продолжала она, обратясь к оруженосцу, донна Родригес совсем не так стара, как тебе кажется, и головные накладки свои носит вовсе не вследствие старости, а как старшая здесь и, если хочешь, по обычаю.

- Да клянусь Богом, ответил Санчо, я говорил им вовсе не с тем, чтобы обидеть их, а потому, что очень люблю своего осла, и мне казалось, что трудно будет поручить его более милостивой и сострадательной особе, чем госпожа донна-Родригез.

Дон-Кихот недовольным голосом прервал своего оруженосца: "Санчо, подумай, прилично-ли говорить здесь подобные вещи?"

- О своих нуждах каждому прилично говорить везде, если это нужно, ответил Санчо; я вспомнил о моем осле здесь, и говорю о нем здесь, а еслиб вспомнил в конюшне, то сказал бы там.

- Санчо совершенно прав, заметил герцог, и возражать ему я нахожу решительно невозможным. Прошу его только не безпокоиться о своем осле, о нем будут заботиться, как о самом Санчо.

Во время этого разговора, забавлявшого всех, кроме Дон-Кихота, хозяева с гостями сошли вниз и попросили рыцаря в великолепную залу, обитую штофом и парчей, где шесть очаровательных девушек, хорошо наученных герцогом, что делать и как держать себя с Дон-Кихотом, принялись снимать с него оружие, как с действительного странствующого рыцаря.

Скинув оружие и оставшись в своем замшевом камзоле и узких штанах, бледный, худой, с впалыми, как будто уходившими в рот, щеками и выдающимися скулами, Дон-Кихот представлял собою такую смешную фигуру, что еслиб прислуживавшия ему красавицы не удерживали себя всеми силами, как это им строго за строго приказано было, то оне, кажется, умерли бы со смеху. Камеристки просили его раздеваться без церемонии и позволить им надеть на него рубаху, но рыцарь ни за что не согласился на это, говоря, что странствующим рыцарям приличие столько же знакомо, как и храбрость. Он попросил передать рубаху Санчо и, запершись с своим оруженосцем в великолепной заде, в которой стояла не менее великолепная кровать, докончил свой туалет.

- Неисправимый шут и дурак! сказал Дон-Кихот Санчо, оставшись наедине с ним, не стыдно тебе было обидеть такую почтенную дуэнью? И нашел ты время вспомнить о своем осле. Где видел ты герцогов, которые забыли бы о твоем осле, принявши так ласково и радушно тебя самого. Ради Бога, исправься, Санчо. Не показывай на каждом шагу из какого грубого материала ты создан. Подумай о том, что господина уважают тем более, чем почтеннее слуги его, и что одним из лучших преимуществ высоких особ должно признать то, что они могут иметь у себя в услужении таких достойных людей, как оне сами. И что, наконец, подумают обо мне, видя какого я держу при себе оруженосца? Санчо, повторяю тебе: беги этих опасностей, обходи эти подводные камни; пойми, что тот, кто не скажет ни одного слова просто, без разных прибауток и шуточек, становится, наконец, жалким шутом и падает при первом порядочном толчке. Не давай воли языку: и прежде, чем скажешь что-нибудь, обдумай и передумай каждое слово; не забывай, наконец, что мы попали в такое место, откуда, при помощи Божией и моего мужества, мы должны выехать с богатством, счастием и славой.

Санчо дал слово своему господину зашить себе рот или откусить язык, прежде чем сказать необдуманно и невпопад. "Не безпокойтесь теперь обо мне", сказал он Дон-Кихоту, "и верьте, язык мой никогда не выдаст нас".

выстроенные с двух сторон - по ровну с той и другой - знакомые ему красавицы, с флаконами ароматной воды, которую оне вылили рыцарю, с поклонами и разными церемониями, на руки. Вскоре после того в залу вошли двенадцать пажей, и шедший впереди их метр-д'отель пригласил Дон-Кихота пожаловать в столовую. окруженный этой блестящей свитой, рыцарь отправился в столовую, где ожидал его великолепно убранный стол с четырьмя кувертами.

У дверей залы рыцаря встретили герцог и герцогиня вместе с какой-то важной и строгой духовной особой из тех, которые управляют замками знатных богачей; из тех, которые, происходя не из знати, не могут, конечно, учить знать, как ей держать себя с достоинством, соответственным её званию; из тех, которые величие великих измеряют своим маленьким умом; из тех, наконец, которые, властвуя над умами знатных и богатых людей и желая научить их быть щедрыми, делают из них тщеславных скряг. К этому-то разряду людей принадлежала духовная особа, вышедшая вместе с хозяевами замка встретить Дон-Кихота. Гость и хозяева обменялись тысячью взаимных любезностей, после чего Дон-Кихоту предложили занять почетное место на верхнем конце стола; рыцарь долго не соглашался на это, но принужден был уступить, наконец, настойчивым убеждениях хозяев. Духовная особа поместилась против рыцаря, а герцог и герцогиня по сторонам его. Санчо глазам не верил, видя с каким почетом принимают его господина герцог и герцогиня, и когда начались церемонии упрашивания Дон-Кихота занять за столом почетное место, он не выдержал и сказал: "если ваша светлость позволите мне открыть рот, я разскажу вам одну случившуюся в нашей деревне историю, по поводу мест за столом".

Не успел Санчо заговорить, вам Дон-Кихот затрясся всем телом, уверенный, что оруженосец его окажет какую нибудь пошлость. Санчо понял его и поспешил ответить: "не бойтесь, ваша милость, я не забудусь и не скажу ничего, что не было бы теперь как раз в пору. Я не позабыл ваших недавних советов на счет того, что и когда следует говорить.

- Ничего я этого не помню, отвечал Дон-Кихот; говори, что хочешь, но только, ради Бога, скорей.

- Я скажу сущую правду, сказал Санчо, и господин мой, Дон-Кихот, не допустит меня солгать.

- Мне что за дело? сказал Дон-Кихот; лги сколько тебе угодно, но только подумай о том, что ты намерен сказать.

- Я уж столько думал и передумал об этом, отвечал Санчо, что могу смело сказать теперь, что тот, кто намерен зазвонить в колокол, находится за хорошим укрытием, как это вы сейчас увидите.

- Вы хорошо бы сделали ваша светлость, сказал Дон-Кихот хозяевам, еслиб прогнали этого неуча; он наговорит сейчас тысячу глупостей.

- Клянусь жизнью герцога, возразила герцогиня, Санчо не отойдет от меня ни на шаг. Он мне очень нравится, потому что он очень умен.

- И да будет умна вся жизнь вашей светлости, воскликнул Санчо, за хорошее мнение обо мне, хотя я и не достоин его. Но вот история, которую я собирался рассказать. Случилось как-то, что один почтенный и богатый гидальго, из одного села со мной, происходивший от Аломоза Медина дель Кампо, женатого на донне Менции Канонес, дочери Алонзо Миранона, рыцаря ордена святого Иакова, утонувшого возле Геррадурского острова, и из-за которого несколько лет тому назад поднялась такая страшная ссора в деревне, где, если я не ошибаюсь, живет господин мой Дон-Кихот, и где ранен был Томазилло, сын маршала Бальбостро... что, не правда ли все это? господин мой, сказал Санчо, обращаясь к Дон-Кихоту. Подтвердите это, повалявшись вашей жизнью, чтобы их светлости не приняли меня за лгуна и пустомелю.

- Ты призвал стольких людей в свидетели, ответил Дон-Кихот своему оруженосцу, и столько назвал ты имен, что поневоле нужно верить тебе. Но продолжай и только сократи свою историю, потому что, судя по началу, ты не кончишь ее и в два дня.

- Нет, нет, пожалуйста без совращений, воскликнула герцогиня; рассказывай Санчо, как знаешь, говори хоть шесть дней; эти шесть дней я буду считать лучшими в моей жизни.

- Так вот, господа мои, продолжал Санчо, этот славный гидальго, которого я знаю как свои пять пальцев, потому что от моего дома до его дома не дальше пистолетного выстрела, пригласил в себе как то на обед одного бедного, но честного крестьянина.

- Любезный! право ты собираешься не кончить своей истории и в будущей жизни, воскликнула духовная особа.

его пригласил, да упокоит Господь его душу, потому что он умер уж и, как говорят, смертью ангельской, но я не был при кончине его, потому что находился тогда на жатве в Темблеке.

- Ради Бога, любезный, воскликнула опять духовная особа, вернись скорее из Темблека и не хорони твоего гидальго, если не хочешь похоронить вместе с ним нас всех.

- Когда они готовы были уже сесть за стол, продолжал Санчо, право, мне кажется, будто я их вижу еще перед собою, даже лучше, чем прежде... Герцога и герцогиню чрезвычайно смешьило нетерпение и неудовольствие, обнаруживаемое духовной особой каждый раз, когда Санчо прерывал свой рассказ не идущими к делу вставками и ссылками, между тем как Дон-Кихот весь горел от дурно скрываемой злобы и досады. - Да, так обоим, продолжал Санчо, следовало сесть за стол, но только крестьянин упрямился и упрашивал гидальго сесть на первом месте, а гидальго хотел, чтобы на этом месте сел крестьянин, потому что гидальго у себя дома, говорил он, может распоряжаться, как ему угодно. Но крестьянин, считавший себя вежливым и хорошо воспитанным, ни за что не соглашался уступить до тех пор, пока гидальго не взял его, наконец, за плечи и не посадил насильно за первое место. "Садись, мужлан", сказал он ему, "и знай, что где бы я ни сел с тобой, я везде и всегда буду сидеть на первом месте. Вот моя история; кажись, она пришлась кстати теперь".

Дон-Кихот покраснел, побледнел, принял всевозможные цвета, которые при его смуглости разрисовывали лицо его, как яшму. Герцог же и герцогиня, понявшие злой намек Санчо, удержались от смеху, чтобы окончательно не разсердить Дон-Кихота. Желая как-нибудь замять разговор и не дать нового повода Санчо сказать какую-нибудь глупость, герцогиня спросила рыцаря, какие известия имеет он от Дульцинеи и послал ли он ей в последнее время в подарок какого-нибудь великана или волшебника?

- Герцогиня, отвечал Дон-Кихот, хотя несчастия мои имели начало, оне тем не менее не будут иметь конца. Я побеждал великанов, посылал моей даме волшебников и изменников, но как и где им найти ее, когда она очарована теперь и обращена в отвратительнейшую мужичку, какую только можно представить себе.

Клянусь Богом, ваша светлость, она как вот вспрыгивает с земли на коня.

- А ты, Санчо, видел ее очарованной? спросил герцог.

- Кому же и видеть было, как не мне? отвечал Санчо; да! кто распустил всю эту историю об её очаровании, если не я. Клянусь Богом, она так же очарована, как мой осел.

Духовная особа, услышав о великанах, волшебниках, очарованиях, не сомневалась более, что гость герцога никто иной, как Дон-Кихот Ламанчский, похождения которого герцог читал с таким удовольствием, за что не раз упрекала его эта самая духовная особа, говоря, что безумно читать рассказы о безумствах. Убедившись окончательно, что перед нею находится знаменитый рыцарь, духовная особа не выдержала и гневно сказала герцогу: "ваша светлость, милостивый господин мой! вам прийдется отдать отчет Богу в том, что делает этот несчастный господин. Этот Дон-Кихот, или дон-глупец, или как бы он не назывался, я полагаю, вовсе не такой безумец, каким угодно делать его вашей светлости, доставляя ему повод городить всевозможную чушь, которой набита его голова". С последним словом, обратясь в Дон-Кихоту, он сказал ему: "а вы голова на выворот, кто вбил вам в нее такую сумазбродную мысль, будто вы побеждаете великанов и берете в плен волшебников? Полноте народ смешить, поезжайте домой, воспитывайте детей, если вы имеете их, занимайтесь хозяйством и перестаньте бродяжничать по свету на смех курам и на потеху всем знающим и незнающим вас. Где вы нашли в наше время странствующих рыцарей? Где нашли вы в Испании великанов и в Ламанче волшебников? Где понаходили вы очарованных Дульциней и всю эту гиль, которую рассказывают про вас".

Молча и внимательно выслушал Дон-Кихот все, что говорила ему духовная особа, без всякого уважения в сиятельным хозяевам, и когда она изволила замолчать, рыцарь поднялся с своего места и с негодованием воскликнул....... но ответ его заслуживает быть переданным в особой главе.