Дон-Кихот Ламанчский.
Часть вторая.
Глава XXXIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая. Глава XXXIV. (старая орфография)

Глава XXXIV.

Герцог и герцогиня находили невыразимое удовольствие в разговоре Дон-Кихота и Санчо. Герцогиню в особенности удивляла наивность Санчо, поверившого, без всякого затруднения, что Дульцинея Тобозская действительно очарована, тогда как в сущности он оставался одним очарователем её и виновником всего этого дела. Решившись сыграть с Дон-Кихотом несколько мистификаций во вкусе рыцарских приключений, хозяева замка воспользовались рассказом о Монтезиносской пещере, и отдавши точные приказания своим людям о том, что каждому из них следовало делать, - отправились, неделю спустя, с Дон-Кихотом на большую охоту, в сопровождении стольких собак и такой свиты, какою в состоянии окружать себя только коронованные принцы. Дон-Кихоту предложили охотничье платье, а Санчо дали камзол из самого тонкого зеленого сукна. Рыцарь отказался надеть предложенное ему платье, под тем предлогом, что ему предстоит вскоре опять приняться за тяжелую службу под оружием, и ему нельзя возить с собою целого гардероба. Санчо же взял платье без всяких отговорок, намереваясь продать его при первом удобном случае.

На другой день утром, нарядившись в подаренное ему платье, Санчо уселся на своего осла, с которым он ни за что не хотел разлучиться, хотя ему и предлагали коня, и смешался с группою охотников. Пышно разодетая герцогиня села на иноходца, и покрытый всем своим оружием Дон-Кихот, с обычной ему любезностью и предупредительностью, поспешил повести коня герцогини за узду, не смотря на сопротивление герцога. Охотники скоро прибыли в лес, расположенный между двумя высокими горами; заняв там все выходы и тропинки, они разъехались в разные стороны, после чего затрубили в охотничьи рога, залаяли собаки и при этих смешанных звуках, покрывавших человеческие голоса, началась охота. Герцогиня сошла с своего иноходца и вооружившись маленьким копьем, похожим на дротик, поместилась на том месте, через которое проходили обыкновенно, как ей известно было, дикие кабаны. Герцог и Дон-Кихот также сошли с коней и расположились по обе стороны герцогини. Санчо же остался позади, верхом на осле, которого он не решился покинуть, боясь, чтобы с ним не приключилось какого-нибудь несчастия. Не успели все они разместиться по своим местам, как уже заметили не вдалеке от себя огромного кабана; преследуемый собаками, стуча своими клыками, он бежал, с пеной у рта, прямо на охотников. Прикрывшись щитом и обнажив меч, Дон-Кихот храбро вышел на встречу разъяренному животному. Герцог последовал за рыцарем, а герцогиня опередила бы их обоих, если-бы не воспрепятствовал ей муж. Один Санчо, при виде ужасного зверя, забыл даже о своем осле и, соскочив на землю, пустился бежать со всех ног к большому дубу, на который он хотел взобраться, но увы! здесь ожидала его новая невзгода: добравшись до половины ствола, он ухватился за большую ветвь, чтобы взлезть на вершину дерева, но ветвь в руках его сломилась, он осунулся вниз и, зацепившись за толстый сук, повис между небом и землей. В этом ужасном положении, видя разорванным свое дорогое платье и самого себя преданным на жертву лютому кабану, он стал так страшно кричать, что пораженные охотники, не видя его самого и слыша только его голос, вообразили, что он лежит под зубами какого-нибудь свирепого животного.

Кабан с длинными клыками издох между тем под остриями вонзенных в него копий, и тогда Дон-Кихот, узнавши голос своего оруженосца, обратился в ту сторону, где он кричал и увидел его висящого за дубовом суке, головой вниз. Сид-Гамед, замечая при этом, что возле Санчо стоял осел, не покинувший в беде своего хозяина, кстати говорит, что он редко видел Санчо Пансо без осла, а осла без Санчо Пансо; так дружны были они и так верны оставались друг другу.

Дон-Кихот поспешил на помощь своему оруженосцу, и когда избавившийся от опасности Санчо осмотрел свое изорванное платье, ему показалось, что вместе с платьем разорвалась его душа, - так дорого ценил он его, видя в нем целый маиорат. Огромного кабана взвалили тем временем на спину мула и, покрыв ветвями розмарина и миртовыми листьями, отвезли, как победный трофей, с триумфом в палатки, разбитые посреди леса. Там, на разставленных столах, ожидала уже охотников роскошная закуска, свидетельствовавшая, как нельзя лучше, о богатстве и знатности тех, которые угощали ею своих гостей.

- Еслиб мы охотились на зайцев или на мелких птиц, сказал Санчо, показывая герцогине свежия дыры на своем платье, тогда не случилось бы такой беды с моим камзолом. И что за удовольствие, не понимаю я, ожидать такого зверя, который раздерет своими клыками, если только поймает вас. В одной старой песенке нашей, я помню поется: "чтоб съели бы тебя медведи, как славной памяти Фавилу".

- Фавила был готский король, заметил Дон-Кихот, съеденный, на охоте в горах, медведями.

- А я что говорю, ответил Санчо; и мне вовсе не желательно, чтобы принцы и герцоги лезли в такую опасность, из-за удовольствия, которое по настоящему вовсе не должно бы быть удовольствием, потому что какое же это особенное удовольствие убить ни в чем неповинного зверя.

- Ты очень ошибаешься, Санчо, заметил герцог; принцам и герцогам более чем другим людям свойственно и полезно заниматься охотою за большими зверьми. Большая охота представляет подобие войны; чтобы безвредно для себя поразить зверя, нужно прибегать к своего рода военным хитростям: обходам, засадам; нужно, как на войне, выносить стужу и зной и забывать отдых и сон; охотничьи занятия укрепляют тело и придают членам силу и легкость; охота наконец может доставить удовольствие многим, не вредя никому. К тому же охотой за большими зверями и охотой соколиной, - занятие также по преимуществу принцев и знатных особ, - может заниматься не всякий; это не то, что стреляние разной мелкой дичи. Перемени же, Санчо, мнение об охоте, занимайся ею, когда будешь губернатором, и ты увидишь какое она доставит тебе удовольствие.

- Вот ужь этого никогда я не сделаю, воскликнул Санчо; у хорошого губернатора, как у хорошей жены, сломана нога и он сидит дома. И нечего сказать, куда как было бы хорошо, если бы к нему приехали издалека люди по делам, а он себе в это время забавлялся бы в лесу; хорошо бы шло управление у него, - воображаю. По моему, ваша светлость, охота, как всякое развлечение, существует для лентяев, а не для губернаторов. Другое дело кегли, или священные представления в четыре дни пасхи; этим я, пожалуй, займусь в праздничные дни; а все эти охоты приходятся мне совсем не по нраву, да и совесть оне мою затрогивают.

- Помоги тебе Бог, ответил герцог, потому что от слова до дела разстояние большое.

- Какое бы ни было, сказал Санчо, но хорошему плательщику ничего не значит уплатить жалованье, и лучше жить на свете тому, кому Бог помогает, чем тому, кто спозаранку встает; ноги поддерживают брюхо, а не брюхо ноги; это значит, ваша светлость, что если Бог будет помогать мне, и если я от чистого сердца буду делать то, что повелит мне совесть, так я стану управлять своим островом лучше чем королевский орел; а если не верят, так пусть положат мне палец в рот и попробуют, хорошо ли я стисну его зубами?

- Будь ты проклят, Санчо, Богом и всеми святыми, воскликнул Дон-Кихот. Наступит ли, наконец, этот, давно ожидаемый мною, день, когда ты заговоришь без пословиц, толково и умно. Ваша светлость, продолжал он, обращаясь к герцогу и герцогине, не слушайте, пожалуйста, этого неуча; он вам вытянет душу не двумя, а двумя тысячами пословиц, так кстати сказанных, что, да простит его только Бог, или да простит Он меня, если я соглашусь слушать эту чепуху.

- Хотя пословиц у Санчо больше чем в любом сборнике, сказала герцогиня, оне достойны тем не менее полного внимания по своей силе и краткости, и нравятся мне гораздо больше всяких других, сказанных кстати.

Во время этого разговора охотники вышли из палаток и отправились опять в лес, где и провели время до вечера, замечая места, которые им следовало занять на другой день; в тоже время в лесу приготовили охотничьи шалаши, Наступившая вскоре ночь была далеко не так светла и прозрачна, как можно было ожидать, судя по времени года; - дело было в половине лета, но некоторый сумрак помог как нельзя лучше планам сиятельных хозяев, принимавших в своем замке Дон-Кихота. Едва лишь ночные тени легли на землю, как вдруг темный лес точно загорелся с четырех сторон, в нем раздались звуки труб и других боевых инструментов вместе с топотом безчисленного числа всадников, скакавших, как казалось, по всем направлениям. Распространившийся по лесу свет, раздавшиеся в нем трубные звуки и крики helelis с которыми мавры кидаются в бой, ослепляли и оглушали охотников. Барабаны между тем продолжали бить; трубы и рога гудели со всех сторон так сильно и продолжительно, что только совершенно безчувственный человек мог не растеряться, слушая эти смешанные звуки всевозможных воинских инструментов. Герцог побледнел, герцогиня перепугалась, Дон-Кихот почувствовал себя взволнованным, Санчо затрясся всем телом, и даже те, которые знали в чем дело немного перепугались. Вдруг все умолкло, и в минуту всеобщого ужаса, перед охотниками прошло видение в одежде демона, трубя в рог неестественной величины, издававший какой-то сиплый, ужасный звук. "Кто вы? куда идете?" воскликнул герцог. "Какие воины проходят через этот лес?"

- Я чорт, отвечал герцогу резкий голос; и ищу Дон-Кихота Ламанчского; через этот лес проходят шесть легионов волшебников: они везут на триумфальной колеснице очарованную Дульцинею Тобозскую, которая едет с блистательным Франциском Монтезиносом уведомить Дон-Кихота о том, каким способом ее можно разочаровать.

- Еслиб ты был действительно чорт, как ты говоришь и как можно думать, судя по твоему виду, ответил герцог, ты бы узнал уже Дон-Кихота Ламанчского; - он перед тобой.

- Этот чорт должно быть хороший христианин, воскликнул Санчо; иначе он не клялся бы своей душой и совестью; и я, право, начинаю думать теперь, что в аду находятся и порядочные черти.

Демон, между тем, обратив взоры на Дон-Кихота, сказал ему, не сходя с коня: "к тебе, рыцарь львов (о, зачем и не могу увидеть тебя в их когтях), посылает меня несчастный, но мужественный рыцарь Монтезинос и велит сказать тебе, чтобы ты его ожидал на том самом месте, где я тебя встречу. Он везет с собою даму, называемую Дульцинеей Тобозской, и желает открыть тебе средство разочаровать ее. Я пришел сюда только за этим, и с этим я должен исчезнуть: да останутся с тобою такие же черти, как я, и ангелы да осенят этих господ". С последним словом, он затрубил в свой громадный рог и исчез, не ожидая ответа.

Трудно представить себе общее изумление, произведенное появлением этого демона; особенно удивлены были Санчо и Дон-Кихот. Один - видя, что Дульцинею хотят, наперекор правде, сделать, во что бы то ни стало, очарованной; другой, вспоминая приключение в Монтезиносской пещере, о котором он не мог утвердительно сказать, правда это или нет. Тем временем, вам он думах об этом, герцог спросил его: намерен ли он ожидать обещанного визита?

- Почему нет? отвечал Дон-Кихот; я буду ожидать твердо и неустрашимо, хоти бы весь ад грозил обрушиться на меня.

Между тем наступила глубокая ночь, и в лесу замелькали огни по всем направлениям, подобно распространяющимся на небе сухим испарениям земли, которые кажутся нам целым морем звезд. В ту же минуту послышался ужасный шум - в роде того, который производят тяжелые колеса крестьянской телеги, - скрипящий и непрерывный, заставляющий, как говорят, убегать с дороги волков и медведей; - стук этот сливался с разными другими, так что казалось, будто в четырех сторонах леса начались четыре битвы. С одной стороны раздавался глухой и ужасный грохот артиллерии; с другой - гудели выстрелы безчисленных аркебуз; тут слышались крики сражающихся, там сарацынския helelis. Дон-Кихот безтрепетно слушать эту ужасающую трескотню. Санчо же очень скоро окончательно струсил и упал без чувств к ногам герцогини. Прикрыв его полой своего платья, герцогиня поспешила вспрыснуть ему лицо холодной водой; и оруженосец очнулся в ту минуту, когда возле него остановилась скрипящая и стучащая телега, запряженная четырьмя ленивыми волами, покрытыми траурными попонами; к рогу каждого вола прикреплен бых зажженный факел. На телеге устроено было что-то в роде трона, и на нем сидел в траурной мантии почтенный старец с бородой, белее снега, ниспадавшей ниже пояса. Телега освещена была факелами, и в ней можно было разглядеть все, без труда. По сторонам её шли два отвратительные, ужасные чорта, покрытые также траурными мантиями; взглянув за них Санчо тотчас же закрыл глаза, чтобы больше не видеть их. Телега остановилась прямо против охотников, и почтенный старец, встав с своего возвышенного места, сказал громким голосом: "Я мудрый Лирганд"; в ту же минуту телега поехала дальше, и старик не проговорил больше ни слова. Вслед за первой подъехала точно такая же другая телега с троном и возседавшим на нем старцем. Телега эта тоже остановилась; старик встал с трона, сказал несколько менее важным голосом: "Я мудрец Алкиф, большой друг славной Урганды"; и телега поехала дальше. Затем подъехала третьи телега, на троне которой возседал уже не старец, а плотный, дюжий мужчина мрачного вида. Телега остановилась, мрачный незнакомец встал с своего трона и проговорил каким-то ужасным, сатанинским голосом: "я волшебник Аркадай, смертельный враг Амадиса Гальского и всего его потомства", - с последним словом он сед, и телега поехала дальше. В некотором разстоянии от нея остановились три другия телеги и вместе с тем превратился ужасный скрип колес, заменившийся вскоре мелодичными звуками музыки, невыразимо обрадовавшими Санчо. Увидев в этом хорошее предзнаменование, он воскликнул, обращаясь к герцогине, от которой не удалялся ни на шаг: "ваша светлость, где слышится музыка, там нельзя ожидать ничего дурного".

- Также как и там, где виден свет, сказала герцогиня.

- Это мы сейчас увидим, отвечал Дон-Кихот, слушавший своего оруженосца; и он был прав, как видно из следующей главы.