Дон-Кихот Ламанчский.
Часть вторая.
Глава XXXVI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая. Глава XXXVI. (старая орфография)

Глава XXXVI.

У герцога был ловкий, находчивый мажордом. Это он исполнял роль Мерлина, выбрал пажа для роли Дульцинеи, сочинил речи, словом распоряжался устройством всего описанного нами приключения. Исполняя желание господ своих, он устроил скоро другую, чрезвычайно интересную и своеобразную мистификацию.

На другой день герцогиня спросила Санчо: "начал ли он бичевание, которым должно было совершиться разочарование Дульцинеи?"

- Как же, ответил Санчо, сегодня ночью я дал себе ударов пять,

- Чем? спросила герцогиня.

- Рукой.

- Ну, это значит не бичевать, а скорее гладить себя, заметила герцогиня. Добрый Санчо должен немного стегнуть тело свое ремнями с железными крючками, которые бы дали ему почувствовать себя, иначе мудрый Мерлян останется не совсем доволен его бичеванием. С кровью, говорят, входит в нас наука, и нельзя купить дешево освобождение такой высокой дамы, как Дульцинея Тобозская.

- Так ужь потрудитесь. ваша светлость, снабдить меня приличными ремнями, сказал Санчо; я с удовольствием отхлестаю себя ими, лишь бы только они не слишком царапали, потому что у меня, ваша светлость, хотя и грубое тело, все же, по природе своей, оно больше склонно к вате, чем в ремням, да и не совсем справедливым было бы разрывать себя на куски для чужого удовольствия.

- Ладно, сказала герцогиня; завтра я снабжу тебя такими прелестными плетьми, которые дадут себя чувствовать твоему телу, как что-то родное ему.

- Кстати, ваша светлость, дорогая госпожа души моей, ответил Санчо, написал я письмо жене моей - Терезе Пансо, в котором рассказал все, что случилось со мной с того времени, как мы разстались с нею. Оно со мною, и мне остается только написать адрес. Мне бы желательно было, чтобы вы изволили прочитать его; написано оно, как мни кажется, совершенно так, как должны писаться губернаторския письма.

- Кто его сочинял? спросила герцогиня.

- Кто же, как не этот грешник - я сам, отвечал Санчо.

- И писал его ты сам?

- Нет, писал его пожалуй, что я не я сам, потому что я не умею ни читать, ни писать, а только подписываться.

- Посмотрим, что это за письмо, сказала герцогиня; в нем, без сомнения, вылился весь твой ум.

Санчо достал незапечатанное письмо, и герцогиня, взяв его в руки, прочла следующее:

Письмо Санчо Пансо жене его Терезе Пансо.

Еслиб меня хорошо отстегали кнутом, я твердо сидел бы на своем сидении; и если я получаю теперь хорошее губернаторство, то оно стоит мне хороших плетей. Милая Тереза, ты конечно, не возьмешь этого сразу в толк, но потом поймешь в чем дело. Дорогая моя! я твердо решился, чтобы ты ездила в карете; вот что всего главнее теперь, потому что ездить иначе, значило бы ползать на четвереньках. Ты теперь жена губернатора, и интересно было бы узнать, кто подымется в ровень с волосом на твоей голове? Посылаю тебе с этим письмом зеленый охотничий камзол, который мне изволила подарить госпожа герцогиня; сделай из него юбку и корсет нашей дочери. О господине моем Дон-Кихоте говорят здесь, что он умный безумец и интересный полуумный; да кажется почти то же говорят и обо мне. Мы опускались в Монтезиносскую пещеру, и мудрый Мерлин избрал меня, как средство разочаровать Дульцинею, называемую в вашей стороне Альдонсо Лорензо. После трех тысяч трех сот ударов плетьми без пяти, которые я должен дать себе, Дульцинея сделается такою же разочарованной, как мать её. Не говори об этом, пожалуйста, никому; ты знаешь: если примутся судить о чем-нибудь гуртом, одни назовут белым то, что другие назовут черным. Через несколько дней я отправлюсь на свое губернаторство, с великим желанием набрать там побольше денег; все новые губернаторы отправляются, как мне говорили, с такими же желаниями. Я пощупаю у этого губернаторства пульс и извещу вас: приезжать ли вам ко мне или нет. Осел, слава Богу, здоров я кланяется тебе; я вовсе не думаю покидать его, хотя бы меня сделали самим султаном. Госпожа герцогиня цалует тебе тысячу раз руки, а ты, в благодарность за это, поцелуй ей две тысячи раз, потому что, по словам моего господина, ничто не обходится нам так дешево и не ценится так дорого, как вежливость. Бог не послал мне теперь, как в прошлый раз, другого чемодана с ста червонцами, но не безпокойся об этом, милая Тереза; бояться теперь нечего, все перемелется, когда я стану губернатором. Только тяжело мне слышать, когда говорят, будто у меня явится тогда такой вкус, что я съем свои пальцы. Дело, значит, обойдется мне не дешево, хотя и говорят, что калеки имеют каноникат в той милостыни, которую им подают. Но так или иначе, а только ты станешь богатой и счастливой. Да пошлет тебе Господь всякого благополучия и да хранит он меня. для того, чтобы я мог служить тебе. Писано в этом замке 20 июля 1614 года.

- В двух местах губернатор немного удалился с прямого пути, сказала герцогиня Санчо, прочитав его письмо. Во-первых, напрасно он говорит, будто получил губернаторство за те удары плетьми, которые он должен дать себе. Губернатор знает, и не может не знать, что когда герцог, муж мой, пообещал ежу остров, тогда никто из нас не подозревал даже о существовании на свете плетей. Кроме этого, он оказывается в своем письме большим интересантом, и я бы вовсе не хотела, чтобы он оказался таким же на деле, потому что излишний груз разрывает мешок и жадный губернатор торгует правосудием.

- Ваша светлость, я, право, вовсе не это хотел сказать, ответил Санчо; если, впрочем, вы находите, что письмо написано не так, как следует, так можно разорвать его и написать другое; только это другое выйдет, пожалуй, хуже первого, если писать его придется опять мне же.

Герцогиня показала своему мужу письмо Санчо, и оно порядком насмешило герцога. Между тем подали обед, и в то время, когда сиятельные хозяева смеялись, по обыкновению, над интересным разговором Санчо, в саду неожиданно послышался острый звук флейты вместе с глухим стуком нестройного барабана. Эта унылая воинская музыка перепугала и встревожила всех, особенно Дон-Кихота, который не мог усидеть даже на месте, так сильно он был взволнован; а уж о Санчо и говорить нечего. Со страху он спрятался под полу платья герцогини, ставшей с некоторого времени обычным убежищем его в минуты опасности; музыка эта была, в самом деле, уныла и мрачна до нельзя. Немного спустя в саду появились два человека в длинных, волочившихся по земле, траурных мантиях. Каждый из них бил в большой, покрытый черным сукном, барабан. Возле барабанщиков шел флейтщик. также в трауре. За тремя музыкантами выступал какой-то великан, в черной мантии, с длинным, волочившимся далеко по земле, хвостом. Широкая перевязь стягивала поверх мантии его поясницу, а с боку у него висел огромный меч с такой же черной рукояткой, как и ножны. Лицо его было покрыто черным, просвечивающим вуалем, сквозь который видна была длинная и белая, как снег, борода. Важно и спокойно двигался он в такт, под звуки барабанов; и его чернота, его гигантский рост, походка, сопровождавшая его свита - могли удивить всякого, кто увидел бы его, не зная, кто он такой. Подошедши к герцогу, он опустился перед ним на колени, но герцог ни за что не согласился выслушать его, пока он не встал. Поднявшись с колен, ужасный незнакомец откинул вуаль и показал изумленным зрителям длиннейшую, белейшую, густейшую и ужаснейшую бороду, какую когда-либо видели человеческие глаза. Извлекши затем из глубины широкой груди своей звучный и сильный голос, он сказал герцогу, пристально глядя ему в глаза:

придти рассказать вашей светлости свое такое удивительное и совершенно нового рода несчастие, какого не в состоянии вообразить самое тяжелое воображение во всем подлунном мире. Но прежде всего она желает узнать: находится-ли в вашем замке безстрашный и никогда непобедимый рыцарь Дон-Кихот Ламанчский, которого она ищет от королевства Кандаи до самой вашей светлости, пройдя все это пространство - должно быть при помощи чуда или очарования, - без отдыха, пешком. Она находится у ворот этого укрепленного замка, или увеселительного дворца, ожидая вашего позволения войти сюда". Сказавши это, Трифальдин закашлял и, гладя обеими руками сверху вниз свою бороду, ожидал с удивительным хладнокровием ответа герцога.

- Славный оруженосец Трифалдин Белая Борода, ответил герцог; вот уже несколько дней, как мы узнали о несчастии, постигшем графиню Трифалды, которую волшебники заставляют называться дуэньей Долоридой. Удивительный оруженосец, скажите графине, пусть она войдет сюда, - здесь найдет она знаменитого рыцаря Дон-Кихота Ламанчского, и от его великодушного сердца может ожидать всякой помощи и защиты. Скажите ей также, что если она нуждается в моей благосклонности, я к её услугам; как рыцарь, я обязан оказывать помощь всяким дамам, особенно горюющим и раззоренным вдовам дуэньям, подобным её сиятельству, графине Трифалды". В знак благодарности Трифалдин нагнулся до земли и, подав потом знак флейте и барабанам, вышел из сада тем же шагом и под звуки той же музыки, как и пришел, изумив всех своей одеждой и наружностью.

- Наконец, славный рыцарь, сказал герцог Дон-Кихоту, по уходе Трифалдина, мрак зависти, злобы и невежества не может ни скрыть, ни омрачить света вашего мужества и ваших доблестей. Нет еще недели, как вы живете у меня в замке, и уже молва о ваших подвигах, распространившаяся по всем концам земли, заставляет несчастных, гонимых и оскорбленных из стран безвестных и далеких отыскивать вас в этом замке, в надежде найти в вас заступника и в вашей грозной руке исцеление от всяких скорбей. И являются они сюда не в каретах, не на дромадерах, а приходят из-за тридевять земель, без отдыха, пешком.

собственными глазами, нужны ли для мира странствующие рыцари? Он мог бы теперь ощупать перстом своим правду: слишком несчастные люди не идут искать утешений и облегчений ни у монашеских ряс или деревенских причетников, ни у дворян, никогда не выезжавших из своего прихода, ни у ленивого горожанина, ищущого случая - посплетничать, а не прославиться делами, о которых находят нужным говорить печатно. Лекарство от скорби, помощь в нужде, защита молодых девушек, утешение вдов, все это обретается в странствующих рыцарях, и только в них, ни в ком более. И я безпредельно благодарю небо, что оно судило мне быть одним из этих рыцарей, и все, что случается со иною, во время исполнения мною обязанностей этого высокого звания, я считаю счастием и благом. Пусть же приходит сюда эта дуэнья, пусть она просит меня о чем хочет; сила руки моей отыщет лекарство от её несчастия, а непоколебимая решимость моя подаст его этой несчастной женщине.