Дон-Кихот Ламанчский.
Часть вторая.
Глава LI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая. Глава LI. (старая орфография)

Глава LI.

Наступил день после той ночи, в которую губернатор обходил остров, и которую метр-д'отель провел, не смыкая глаз, в мечтах о встреченной им девушке, одетой по мужски. Мажордом же, удивленный делами и словами Санчо Пансо, употребил остаток этой ночи на сочинение отправленного им господам своим отчета о действиях губернатора, проявлявшого в словах и поступках своих какое-то странное смешение глупости с умом. Поутру, когда губернатор встал с постели, ему подали, по приказанию доктора Педро Черствого, немного варенья и несколько глотков холодной воды; Санчо с удовольствием променял бы эту закуску на ломоть хлеба с кистью винограду. Покоряясь, однако, судьбе, он удовольствовался тем, что ему подали к великому горю души и неудовольствию его желудка. Педро уверил его, что легкия и нежные кушанья освежают ум, а это всего важнее, как говорил он, для высоких должностных особ, которым нужно действовать больше умом, чем телом. Благодаря этим резонам добрый Санчо принужден был все время голодать на своем острове и так сильно, что он проклинал в душе и свое губернаторство и того, кто сделал его губернатором. Тем не менее, голодный, с одним вареньем в желудке, он принялся после завтрака за работу. К нему явился в это утро какой-то незнакомый человек, и в присутствии мажордома и всей остальной свиты губернатора попросил его решить такой вопрос: широкая и глубокая река разделяет земли одного и того же владельца, но прошу вашу милость, сказал он губернатору, внимательно слушать меня, это дело не пустячное и решить его не легке. На конце моста, перекинутого через эту реку, продолжал он, стоит виселица и при ней устроен в некотором роде трибунал, в котором заседают четыре судьи, долженствующие наблюдать за исполнением такого закона, постановленного владельцем реки, моста и мнения: "Всякий кто перейдет по этому мосту с одного берега на другой", гласит закон, "должен сказать под присягой кто он, куда идет, зачем? Если он скажет правду, пропустить его; если солжет, повесить - без всяких разсуждений". Не смотря на существование такого строгого закона, через мост проходило много народу, и смотря потому, что показывали под присягою проходившие люди, суд решал правду ли говорят они или нет; если правду, тогда их пропускали. Между тем случилось так, что один человек, перешедший через мост, сказал под присягою: "Клянусь Богом, я отправляюсь, чтобы быть повешенным на этой виселице". Услышав это, судьи сказали себе: "если мы пропустим этого человека, то выйдет, что он соврал и по закону должен умереть; если же мы повесим его, тогда выйдет, что он сказал правду, и по закону вешать его мы не имеем права". И решили они, господин губернатор, спросить ваше мнение, что делать в этом случае; до сих пор они не могли придти ни к какому решению. Слава о вашей тонкой и глубокой проницательности побудила судей послать меня к вашей милости и спросить у вас, как решить это запутанное дело?

- Те, которые послали вас во мне, сказал Санчо, могли избавить себя от этого труда, потому что у меня в уме меньше проницательности, чем мяса в теле. Повторите, однако, в чем дело, так, чтобы я хорошо его понял; может быть я и съумею найти решение.

Незнакомец повторял это дело еще раз или даже два раза, и Санчо сказал ему тогда: "я решил бы это дело очень просто: подсудимый клянется, что он пришел умереть на виселице, следственно, если его повесят - выйдет, что он сказал правду и по закону вешать его нельзя; если же его отпустят, выйдет, что он ложно присягнул и по тому же самому закону он должен быть повешен".

- Совершенно справедливо, господин губернатор, сказал посланный.

- Поэтому, продолжал Санчо, ту часть этого человека, которая сказала правду, следует отпустить, а ту, которая солгала - повесить.

- В таком случае его придется разрезать на две части, на лгущую и говорящую правду, ответил посланный; если же его разрезать, тогда не к чему ни вешать, ни отпускать его, и закон будет не удовлетворен, между тем нее дело в тон, чтобы удовлетворить закон.

- Послушайте, ответил Санчо. Или я дубина, или этот человек, имеет столько же права пройти через мост, сколько быть повешенным; правда спасает его от виселицы, а ложь приговаривает в ней. Если же это так, то, скажите пославшим вас судиям, что, по моему мнению, следует помиловать этого человека. На весах правосудия причины осудить и помиловать его одинаковы, а между тем лучше сделать хорошее дело, чем дурное; это я написал и подписал бы, если бы умел писать. К тому же, я высказал в этом случае не свое мнение, а повторил одно наставление, данное мне, между прочими, господином моим Дон-Кихотом, накануне моего отправления губернатором на остров; он говорил, что когда приговор колеблется, то его следует склонить на сторону милосердия. Благодари Бога, я вспомнил это наставление теперь, когда оно пришлось так кстати.

- Вы изволили сказать великую правду, перебил мажордом, и сам Ликург, начертавший законы Лакедемонянам, не мог-бы постановить, но моему мнению, лучшого приговора. Этим мы окончим сегодня судебные разбирательства, и я сделаю распоряжение, чтобы господин губернатор пообедал теперь в свое удовольствие.

- Этого мне только и нужно, воскликнул Санчо; давайте мне есть и лейте на меня целый дождь вопросов и ответов; я берусь отвечать на них на лету.

Мажордом, которого начинала мучить совесть за то, что он убивает голодом такого мудрого губернатора, сдержал на этот раз свое слово. К тому же он думал покончить с губернатором в эту же ночь, сыгравши с ним последнюю штуку, которую ему поручено было устроить.

После обеда, когда Санчо, пренебрегши всеми правилами и афоризмами доктора Тертафуэра, кушал десерт, в столовую вошел курьер с письмом от Дон-Кихота. Санчо велел секретарю прочитать это письмо сначала про себя, а потом в слух, если в нем не окажется ничего особенного. Пробежав письмо, секретарь сказал, что оно достойно быть напечатано золотыми буквами и потому может быть прочтено вслух. Вот оно:

Письмо Дон-Кихота Ламанчского Санчо Пансо, губернатору острова Баратории:

"В то время когда я ожидал, друг Санчо, известий о твоих глупостях и твоем невежестве, я получил напротив того известие о твоем мудром поведении, и. вижу в этом особенную в тебе милость небесную, воздвигающую бедняка из навоза и просвещающую глупца светом мудрости. Говорят, что ты управляешь, как человек, и оставаясь человеком съумел умалиться до твари безсловесные. Замечу тебе, однако, Санчо, что для поддержания своего достоинства нам следует иногда возноситься над смирением нашего духа; на высокой общественной ступени человек должен держать себя соответственно требованиям своего сана, а не своей природной наклонности. Одевайся, Санчо, хорошо; украшенная палка перестает казаться палкой. Не говорю, чтобы ты украшал себя кружевами и драгоценными каменьями, и будучи гражданским сановником носил военное платье, но одевайся прилично и чисто, соответственно твоему званию. Повторяю тебе еще раз: будь обходителен и ласков со всеми и заботься всеми силами о народном продовольствии, помня, что ничто не гнетет так несчастного бедняка, как голод. Этим ты расположишь в себе жителей управляемого тобою края.

имевший достаточно мудрости и власти издать их, не имеет решимости и силы заставить исполнить их. Предназначенные устрашить и никогда не исполняющиеся законы становятся подобными чурбану, царю лягушек, устрашившему их сначала своим видом, но впоследствии пренебреженного и презираемого до того, что лягушки стали вскакивать ему на шею. Будь матерью для доблести и мачихой для пороков. Не будь всегда строгим, но не будь и всегда снисходительным, держись средины между двумя крайностями. Посещай тюрьмы, рынки, скотобойни; присутствие власти в подобных местах есть дело чрезвычайной важности. Утешай заключенных, ожидающих скоро приговора. Будь бичем мясников и торговцев, заставляя их отпускать товар в должном количестве. Если ты скуп, жаден, пристрастен к женщинам, старайся скрыть эти недостатки от глаз народа; если об этом узнают, особенно те люди, которые будут иметь какое-нибудь дело до власти, тебя скоро одолеют с слабой стороны и приведут в глубине погибели. Читай и перечитывай, вспоминай и запоминай советы и наставления, которые я написал для тебя перед отправлением твоим на остров. Ты найдешь в них, как сам увидишь, облегчение в трудах и средство побороть преграды, встречаемые властителями на каждом шагу. Пиши к герцогу, не покажись неблагодарным к нему: неблагодарность есть дочь гордости и один из величайших грехов за свете. Человек благодарный к людям показывает, что он будет благодарен и к тому, от которого он получил и продолжает получать столько милостей.

Герцогиня послала нарочного к жене твоей Терезе Пансо с твоим охотничьим платьем и другим подарком; мы каждую минуту ожидаем от нея ответа. Я был немного нездоров: кот исцарапал мне лицо и нос мой чувствовал себя не совсем хорошо, но я не обращаю за это внимания; если существуют волшебники, творящие мне зло, то существуют и другие, благодетельствующие мне. Уведомь меня, принимал ли какое-нибудь участие в деле Трифалды твой мажордом, ты было заподозрил его в этом. Вообще, извещай меня обо всем, что случится с тобою; мы живем пока так близко. Скоро однако я собираюсь разстаться с этой праздной, томящей меня жизнью; она не для меня. В заключение скажу тебе, что в замке произошло кое-что такое, что должно навлечь на меня неудовольствие герцога и герцогини. Хотя это и не особенно приятно, но и не особенно неприятно мне; я обязан повиноваться более обязанностям моего звания, чем вниманию кого бы то ни было, согласно этим словам: Amiсus Plato, sed maigs arnica veritas. Пишу их по латыни, думая, что ты выучился верно латинскому языку с тех пор, как стал губернатором. Да хранит тебя Бог".

Санчо внимательно прослушал это расхваленное всеми письмо и, вставши из-за стола, ушел с секретарем в кабинет, где он тотчас же написал ответ господину своему Дон-Кихоту. Секретарю приказано было писать то, что ему продиктуют, ничего не убавляя и не прибавляя, и он написал под диктовку Санчо следующий ответ:

"Я так занят делами, что мне некогда в голове почесать и даже обстричь ногтей, ставших у меня такими длинными, что следовало бы позаботиться об этом. Пишу в вам, ваша милость, господин души моей, чтобы вы не безпокоились о том, почему до сих пор я не извещад вас о себе и не писал ничего, ни хорошого, ни дурного, о своем губернаторстве, на котором я голодаю сильнее, чем в то время, когда мы разъезжали с вами по горам и лесам. Намедни герцог, господин мой, писал мне, что несколько шпионов пробрались на остров с намерением убить меня; до сих пор я, однако, не открыл ни одного, кроме доктора, назначенного убивать всех губернаторов этого острова: зовут его Педро Черствый, родом он из деревни Тертафуера. Обратите, ваша милость, внимание на эти прозвища и скажите, не должен ли я страшиться смерти от его руки. Он сам говорит, что лечит не больных, а здоровых, для того, чтобы они не заболели; и он прописывает только одно лекарство: диэту, и скоро доведет меня этой диэтой до того, что кости будут вылезать у меня из кожи, - как будто худоба лучше лихорадки. Он морит и убивает меня голодом мало-по-малу, и я просто умираю с досады. Я полагал найти на этом губернаторстве горячий стол, прохладное питье, мягкия перины, голландское белье, а оказывается, что я прислан сюда словно монах на покаяние; и так как я бичую себя вовсе не по доброй воле, поэтому я думаю, что в конце концов чорт стащит меня с этого губернаторства.

До сих пор я не только не получал ни жалованья и никаких доходов, но даже не знаю, что значат эти слова. А между тем губернаторы, приезжающие управлять островами, как я слышал, заботятся о том, чтобы до приезда их островитяне принесли им много денег, такого же обычая придерживаются, как говорят, и все другие губернаторы.

Вчера вечером, обходя остров, я встретил очень хорошенькую девушку, одетую по мужски, с братом, одетым по женски. Метр-д'отель мой влюбился в эту девушку и порешил в своем воображении жениться на ней, а я задумал женить брата этой девушки на моей дочери. Сегодня мы поговорим об этом с отцом этих молодых людей, каким-то старым, престарым христианином гидальго Диего Лона.

Я посещаю рынки, как вы мне советуете, ваша милость, и вчера уличил торговку, продававшую свежие орехи, и как оказалось, положившую в корзину половину свежих и половину старых. Я все их конфисковал в пользу сирот в приютах; бедняжки эти не съумеют отличить свежих орехов от старых; торговке же приказано не показываться на рынке впродолжение двух недель: все остались очень довольны этим. У нас, на острове, ваша милость, говорит, что нет хуже этих базарных торговок, что все оне плутовки без совести и стыда; и я верю этому, судя по торговкам, которых и видел в других местах.

ваша милость, руки от меня и скажите, что не в дырявый мешок кинула она свое благодеяние, это она увидит на деле. Мне бы не хотелось, чтобы у вашей милости вышли какие-нибудь неприятности с господами моими герцогом и герцогиней; если вы поссоритесь с ними, тогда, дело ясно, вся беда обрушится на меня, а вы сами советуете мне быть благодарным, поэтому и вам не следует быть неблагодарным в людям, так ласково принявшим вас в своем замке.

Ничего не понимаю я, что это за царапины, сделанные вам котом, о которых вы пишите: должно быть какая-нибудь новая злая проделка преследующих вас волшебников; впрочем я узнаю об этом, когда мы увидимся. Хотелось бы мне послать что-нибудь в подарок вашей милости, да только не знаю что; разве насосы с пузырем, их делают здесь на славу. Но если губернаторство не уйдет от меня, тогда я пришлю вам какой-нибудь губернаторский подарок. В случае будет писать мне жена моя Тереза Пансо, заплатите, пожалуйста, что будет следовать за письмо; мне очень хочется узнать, как поживают жена и дети. Да хранит Бог вашу милость от злых волшебников и да приберет Он меня здравым и невредимым с этого губернаторства, которое, кажется, доедет меня, судя потому, что делает со мною доктор Педро Черствый.

провел в разсуждениях и постановлениях, долженствовавших упрочить благоденствие жителей своего воображаемого острова. Он велел превратить на нем барышничество съестными припасами, разрешил ввозить отовсюду вино с обязательством объявлять откуда привозят его, чтобы назначать цену соответственно его доброте и известности, а в наказании за подлог и подмесь в вино воды определил смертную казнь. Он понизил высокую, по его мнению, цену на платье, в особенности на башмаки, постановил таксу для прислуги, назначил телесное наказание для певцов неприличных песней, повелел, чтобы нищие, вымаливая милостыню, не пели про чудеса, достоверности которых они не в состоянии доказать; - Санчо казалось, что чудеса эти вымышлены и только подрывают доверие к чудесам действительно бывшим. Он назначил особенного алгазила для бедных, не с целию преследовать их, но чтобы открывать действительно бедных, и лишить разных пьяниц и негодяев возможности укрываться в тени поддельных увечий и ран. Наконец, он повелел столько хорошого, что законы его сохраняются доселе под именем: Узаконений великого губернатора Санчо Пансо.