Дон-Кихот Ламанчский.
Часть вторая.
Глава LIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая. Глава LIII. (старая орфография)

Глава LIII.

Думать, что в этой жизни все будет оставаться в одном и том же положении, значило бы верить в невозможное. Все совершает здесь круговое движение, за весной следует лето, за летом - осень, за осенью - зима, за зимой - весна, и время постоянно вращается на этом вечно движущемся колесе. Только жизнь человеческая, более легкая чем время, с каждым шагом близится к своему концу с надеждой возстановиться в загробном мире, где не поставлено предела ничему. Так говорит магометанский философ Сид Гамед; - ибо скоротечность и превратность этой жизни и вечности жизни будущей постигли многие люди, не просветленные светом истинной веры. О скоротечности этой жизни историк вспомянул по поводу скоротечности губернаторства Санчо, которое так быстро рушилось и обратилось в дым.

На седьмую ночь своего губернаторства, Санчо лежал в постели, пресыщенный не вином и хлебом, но поданными им советами, постановленными и обнародованными законами и сделанными им приговорами; и в ту минуту, нам сон, преодолевая голод, начинал смыкать вежды губернатора, он услышал такой страшный шум, как будто обрушивался весь остров. Приподнявшись на постели, Санчо стад внимательно прислушиваться, чтобы разъузнать, что это за тревога? Но разузнать он ничего не мог и только слышал шум голосов и колокльный звон, покрываемый звуками безчисленных барабанов и труб. В испуге, вскочил он с постели, надел пантуфли, так как пол был сырой, и не успев накинуть даже халата, подбежал к дверям своей спальни. В эту минуту он увидел в галлереях толпу, больше чем в двадцать человек с обнаженными мечами и зажженными факелами. "К оружию, к оружию, господин губернатор!" кричали она во все гордо, "враги в безчисленном множестве ворвались на остров, и мы погибли, если ваше искуство и мужество не помогут нам." С этими криками они приблизились к полумертвому от страха Санчо.

"Ваша милость", сказал один из них губернатору, "беритесь скорее за оружие, если вы не хотите погубить себя и свой остров."

- А что я стану делать с оружием? сказал Санчо; разве я что-нибудь смыслю в нем. Всего лучше предоставить это дело господину моему Дон-Кихоту, он разсеет врагов и освободит нас двумя взмахами руки. А я грешник, ничего в этом деле не понимаю.

- Полноте, господин губернатор, воскликнул другой голос, что за малодушие. Берите скорее оружие, - вот вам наступательное и оборонительное; спешите на место битвы и предводительствуйте нами, как губернатор этого острова.

- Так вооружайте же меня, воскликнул Санчо, и помогай нам Бог.

В ту же минуту губернатору, - он как был в одной рубахе так и остался - привязали два больших щита: один спереди, - другой сзади, продели сквозь отверстия в них его руки и потом крепко привязали щиты эти веревками; втиснутый между двух досок Санчо не мог ни согнуться, ни разогнуться, а должен был держаться прямо, как веретено. В руки ему всунули копье, на которое он оперся, чтобы держаться на ногах. Скрутивши таким образом, его попросили вести и одушевлять толпу, уверяя губернатора, что пока он будет звездой, компасом и светом своих островитян, до тех пор дела будут идти хорошо.

- Чорт, как же я несчастный пойду, втиснутый в эти доски, пришитые к моему телу, воскликнул Санчо, когда я не могу даже согнуть колен. Понесите меня на руках, продолжал он, и поместите, лежа или стоя, у какого-нибудь прохода, и я стану защищать его копьем или телон своим.

ростет.

Слыша эти упреки и увещания, несчастный губернатор попытался было двинуться с места, но в ту же минуту так тяжело упал, что ему показалось, будто он разбился в дребезги; и он оставался в своем панцыре, как черепаха или как кусок сала между двух квашней, или, наконец, вам лодка, опрокинутая на песке. Безпощадная толпа не только не сжалилась над распростертым на земле губернатором, а напротив, потушив "факелы, принялась кричать еще сильнее, стала ходить вперед и назад по его телу, ежеминутно ударяя оружием по губернаторским щитам, так что если-бы Санчо не съежился и не спрятал головы между щитами, так тут бы и покончили с ним. Лежа в своей мрачной темнице, потея кровью и водой, он из глубины души молил Бога освободить его от этой опасности. Между тем одни спотыкались на нем, другие падали на него, а какой-то насмешник взобрался в нему на спину и оттуда, как с возвышения - отдавал приказания толпе: "сюда наши", кричал он во все горло, "неприятель напирает с той стороны; обороняйте этот обвал, запереть те ворота, баррикадовать эти ступени, принести горшков со смолой, чаны с кипящим маслом, покрыть улицы матрацами". И он называл, поочередно все военные орудия и снаряды, которыми обыкновенно отражают штурм. Истоптанный ногами этого командира, чувствуя и слыша его приказания, бедный Санчо только бормотал про себя: "Господи, еслиб поскорее взяли, наконец, этот остров и умертвили или освободили меня от этих страшных мучений". Небо сжалилось, наконец, над губернатором, услышало его молитву, и в ту минуту, когда он меньше всего надеялся,он услышал крик: "победа, победа! неприятель отступает. Вставайте, господин губернатор, вставайте! отпразднуйте победу и распределите добычу, отнятую у врага, отраженного этой непобедимой рукой".

"Подымите меня", сказал изнеможенным голосом измятый Санчо, "и пригвоздите во лбу побежденного мною врага. Я согласен на это; я отказываюсь от раздела добычи и прошу об одном друзей моих, если есть еще у меня хоть один друг, - дать мне сначала глоток вина, чтобы промочить горло и потом вытереть меня, потому что я просто таю от поту". Его вытерли, принесли ему вина, отвязали щиты, после чего губернатор от страха, тревоги и страданий, пережитых им в эту ночь, опустился без чувств на кровать. Шутники уже начинали раскаяваться в том, что слишком далеко довели свою шутку, но Санчо стал понемногу приходить в себя и успокоиваться от испытанных им бедствий. Он спросил, который час? и ему сказали, что уже начинает заниматься заря. Не ответив ни слова, он молча стал одеваться. Все с недоумением ожидали чем кончится это дело. Одевшись, Санчо медленно вышел (он был слишком измят, чтобы ижти скорей) из дому, отправился в конюшню, куда за ним последовала его свита, подошел в своему ослу и, поцаловавши его, сказал ему со слезами на глазах: "пойдем со мной, товарищ мой, помогавший мне переносить горести и труды. Когда я жил с тобою в мире и согласии, когда не было у меня других забот, как только починять твою сбрую и откармливать твое мягкое тело, тогда счастливо протекали дни и года мои. Но когда я покинул тебя, и на башнях тщеславия и гордости вознесся вверх, с тех пор меня постигли тысяча бедствий, тысяча горестей и четыре тысячи безпокойств". Говоря с своим ослом, Санчо оседлывал его, и никто во все это время не сказал ему ни слова. Оседлав осла, Санчо с трудом сел на него верхом, и обратясь к мажордому, метр-д'отелю, секретарю, Педро Черствому и окружавшей его толпе разных других лиц сказал: "посторонитесь, господа, и дайте мне возвратиться.к прежней, свободной жизни; дайте мне воскреснуть от этой смерти. Я не рожден быть губернатором и не способен защищать ни островов, ни городов от вражеских нападений. Мое дело работать заступом. управлять телегой, ходить за виноградом, а не предписывать законы и защищать области и государства. Место святого Петра в Риме; а каждый из нас бывает на своем месте тогда, когда занимается своим делом. Мне больше пристал к лицу серп, чем губернаторский скипетр, и я с большим удовольствием стану кушать похлебку с луком, чем выносить наглость какого-то невежественного лекаря для того, чтобы умереть с голоду" На свободе я лучше засну летом под тенью дубового дерева, и зимою под толстым плащом, чем в неволе на голландских простынях, под куницами и соболями. Покойной ночи, господа, передайте, прошу вас, герцогу, моему господину, что голяком родился я, голяком остаюсь, ничего не выиграл, не проиграл, без гроша вступил на губернаторство и без гроша оставляю его, не так как другие губернаторы. Посторонитесь и пропустите меня; я отправлюсь натереть себе салом бока, потому что у меня, кажется, все ребра, переломаны врагами, прогуливавшимися сегодня ночью по моему животу.

- Не вымазывайте себя ничем, господин губернатор, воскликнул доктор. Я дам вам такое лекарство против синяков и ушибов, которое во мгновенье ока возвратит вам прежнюю крепость и здоровье. И обещаю, отныне позволю вам кушать, сколько и что вам будет угодно.

- Поздно спохватились, ответил Санчо; я так же останусь здесь, как сделаюсь турком, или улечу на крыльях на небо. Довольно! есть такия дела, за которые не следует приниматься во второй раз. Навсегда распростился я с этим губернаторством и со всяким другим, хотя бы мне подали его между двух блюд. Я из рода Пансо, у нас в роде все были упрямы, как чорт; когда мы сказали нет, нет, на перекор всему свету. Я оставляю в этой конюшне муравьиные крылья, которые подняли было меня на воздух, чтобы меня пожрали птицы. Спустимся же на землю и твердо пойдем на своих двух ногах; и если не будет у нас сафьяновых сапожков, так найдутся веревочные сандалии. Каждая овца для своего самца, по одежке простирай ножки и прошу пустить меня, потому что уж поздно.

бросить управления, не отдавши отчета в нем. Поэтому и вашей милости следует отдать отчет о вашем десятидневном управлении, и тогда отправляйтесь с Богом.

- Никто не может требовать от меня этого отчета, отвечал Санчо, кроме герцога, господина моего. К нему я отправляюсь теперь, и ему отдам полный отчет в моих действиях. К тому же, я покидаю губернаторство с пустыми руками, какого же вам лучшого доказательства, что я управлял, как ангел.

- Клянусь Богом, великий Санчо прав, воскликнул доктор, и мы должны отпустить его, чтобы доставить удовольствие герцогу.

осла и кусок хлеба и сыру для него самого, говоря, что ему никаких других запасов не нужно, потому что ему предстоит не Бог знает какая дорога. На прощание Санчо обнял всех окружавших его лиц, удививши их и своею речью и своим неожиданным, энергическим решением.