Дон-Кихот Ламанчский.
Часть вторая.
Глава LV.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сервантес М. С., год: 1616
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая. Глава LV. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава LV.

Долгий разговор Санчо с Рикотом задержал его в пути и не позволил ему в тот же вечер приехать в замок герцога; на разстоянии полумили от замка его застала темная ночь. Но время было весеннее, и Санчо не очень горевал, что ему придется ночевать под открытым небом; он только отъехал несколько в сторону, чтобы найти убежище на ночь. Но в то время, когда ом отыскивал место для ночлега, злой звезде его угодно было, чтобы он провалился с своим ослом в мрачное и глубокое подземелье, находившееся среди развалин какого-то древняго здания. Чувствуя, что под ним теряется земля, Санчо из глубины души поручил себя Богу, воображая, что он летит в бездонную бездну. Дно оказалось однако приблизительно на разстоянии трех саженей, и Санчо без всякого ушиба благополучно стал на ноги. Он тем не менее ощупал себя всего и задержал дыхание, чтобы убедиться остался ли он целым и невредимым. Убедившись в этом, он не мог не поблагодарить Бога за оказанную ему милость, потому что ему казалось, будто он разбит в дребезги. После этого он ощупал стены подземелья, чтобы увидеть в состоянии ли он будет выбраться из него без чужой помощи, но увы! оне были отвесно гладки, без всякого выступа, за который он мог бы уцепиться и вылезть как-нибудь из своей темницы. Это открытие привело его в отчаяние, в особенности когда он услышал, как жалобно заревел его осел, и бедное животное ревело не даром, оно упало не совсем благополучно.

"Горе мне!" воскликнул тогда Санчо, "сколько неожиданных бедствий обрушивается за обитателей этого несчастного мира. Кто мог подумать, что вчерашний губернатор острова, приказывавший своим подчиненным и слугам, будет похоронен на другой день живым в подземелье, и не будет у него ни слуг, ни подчиненных, которые бы пришли спасти его. Мне остается теперь с ослом моим умереть здесь с голоду, если только осел не умрет до тех пор от ушиба, а я с горя. И я не буду так счастлив, как господин мой Дон-Кихот, когда он опускался в пещеру этого очарованного Монтезиноса, где его как будто ожидали накрытый стол и постланная постель. Он видел там восхитительные, радующия взоры видения, а я увижу здесь, по всей вероятности, только ящериц и угрей. О, я несчастный, куда привели меня мои глупости и мои надежды! Отсюда вытащат кости мои, - если только небу угодно будет чтобы их нашли, - сухие, белые, истлевшие, вместе с костьми моего осла, и те люди, которым известно, что никогда Санчо Пансо не разлучался с своим ослом, ни осел с своим Санчо Пансо, узнают, чьи это кости. О горе нам! нам не суждено было умереть на своей стороне, между своими людьми, где нашлась бы сострадательная душа, которая пожалела бы о нас, приняла бы последний вздох наш и закрыла бы нам глаза. О, друг мой; о, товарищ; как дурно я тебе отплатил за твои услуги" говорил он ослу. "Прости мне и моли судьбу, как лучше съумеешь, чтобы она освободила нас из этой тюрьмы. В случае успеха, я удвою дачу тебе корму и увенчаю тебя лавровым венком, как лавровенчанного поэта".

Так плакался Санчо Пансо, а бедный осел его так сильно страдал, что слушал своего хозяина, не отвечая ему ни слова. Наконец, после ночи, проведенной в тяжелых воздыханиях, наступил день, и при первых проблесках зари Санчо ясно увидел, что без чужой помощи не выбраться ему из пещеры. И он принялся еще сильнее плакать и страшно кричать, в надежде что кто нибудь услышит его. Но голос его вопиял в пустыне, - вокруг не было ни одной живой души. Бедный Санчо считал себя уже мертвым, и стал с трудом приподымать своего недвижимо лежавшого за земле осла; - бедное животное еле могло держаться за ногах. Приподняв осла, Санчо достал из котомки, претерпевшей одинаковую участь с Санчо и его ослом, кусок хлеба, и подал его своему товарищу. Видя, что хлеб пришелся ослу по вкусу, Санчо сказал ему, точно осел ног понимать его: "с хлебом легче живется под небом".

В эту минуту он увидел в стене маленький проход, через который можно было проползти только согнувшись на коленях. Санчо подбежал к этому отверстию, прополз в него на четвереньках, и при помощи солнечного света, пробивавшагося через своего рода крышу, увидел, что постепенно расширявшееся отверстие это оканчивалось глубокой впадиной. В ту же минуту он принялся расчищать вход в него камнем, и спустя несколько времени успел расширить его на столько, что осел мог свободно пройти туда. Взявши тогда осла за недоуздок, он ввел его в проход и стал ходить с ним вдоль и поперег, высматривая место, через которое он ног бы выбраться на свет Божий. Ходил он то в потьмах, то при свете, но постоянно в сильном страхе. "Боже, Боже мой!" говорил он сам себе; "это несчастное приключение для меня - было-бы счастливейшим для господина моего Дон-Кихота. Трущоба эта показалась бы ему цветущим садом и Галиановским дворцом {В честь арабской принцессы Галианы отец её воздвигнул, как говорит одно испанское предание, великолепный замок.} и он стал бы отыскивать здесь покрытые цветами луга. Но я, безпомощный, несчастный, лишенный всякого мужества, я только того и жду, что вот, вот, под ногами моими откроется сейчас другое, более глубокое подземелье, которое поглотит меня".

Обуреваемому этими грустными мыслями Санчо показалось, что он исходил по крайней мере с пол-мили; наконец он увидел что-то в роде света, пробивавшагося сквозь трещину и принял ее за вход в другой мир.

Здесь Сид Гамед Бененгели оставляет Санчо и возвращается к Дон-Кихоту, ожидавшему с неописанной радостью поединка с соблазнителем дочери доны Родригез, с которой он надеялся смыть оружием пятно нанесенного ей оскорбления. Чтобы приготовиться к битве, рыцарь выехал накануне её верхом из замка, и пустивши, в виде примерного нападения, во всю рысь Россинанта, неожиданно очутился с конем своим так близко около какой то пещеры, что если-бы он не успел остановиться, то непременно свалился бы в нее. Придержав коня, Дон-Кихот приблизился к подземелью, стал верхом осматривать его и был неожиданно поражен этими звуками, выходившими из глубины пещеры: "гола! не слышит ли меня в верху какой-нибудь христианин, какой-нибудь милосердый рыцарь; если слышит, пусть сжалится над несчастным, заживо похороненным грешником". Дон-Кихоту показалось, что он слышит голос Санчо. Удивленный и испуганный, он закричал ему из всех сил: "кто там? кто просит о помощи?"

- Кто же иной, как не злополучный Санчо Пансо, за свои грехи и благодаря злой судьбе своей губернатор острова Баратории и оруженосец знаменитого Дон-Кихота Ламанчского.

"заклинаю и умоляю тебя, как христианин-католик, скажи мне: кто ты? если ты страждущая душа, скажи что должен я сделать для тебя? Обязанный помогать страждущим в этом мире, я простираю обязанность свою до того, чтобы помогать им и в мире загробном, когда сами они не могут помочь себе".

- Судя потому, как вы говорите, вы должны быть господин мой Дон-Кихот Ламанчский; по вашему голосу я догадываюсь, что это действительно вы.

- Да я - Дон-Кихот, ответил рыцарь, поклявшийся помогать живым и мертвым. Не держи же меня в неизвестности и скажи мне, кто ты? Если ты оруженосец мой Санчо Пансо, если ты перестал жить, и если душа твоя не в аду, а по милости Бога находится в чистилище, то наша римско-католическая церковь может молитвами своими освободить душу твою от мук, а я с своей стороны помогу тебе всем, чем могу. Отвечай же, кто ты?

- Клянусь Создателем, господин Дон-Кихот Ламанчский, что я оруженосец ваш Санчо Пансо и что я ни разу не умирал еще в продолжение моей жизни. Но, оставив губернаторство, по причинам, которых нельзя передать в немногих словах, я упал вчера вечером в это подземелье, и остаюсь в нем до сих пор вместе с моим ослом; он возле меня и не позволит мне солгать. Осел как будто понял своего хозяина и заревел на всю пещеру.

- Ради Бога отправляйтесь и возвращайтесь скорее, сказал Санчо; мне становится уже не в моготу видеть себя похороненным заживо в этой пещере: я чувствую, что умираю со страху.

Дон-Кихот поспешил в замок рассказать там приключение с Санчо Пансо. Герцог и герцогиня догадывались, что Санчо должно быть провалился в одну из пещер, существовавших в окрестностях с незапамятных времен, и удивились только тому, что он, оставил губернаторство, а между тем они ничего не знали об этом. Из замка между тем отправили канаты и блоки, и благодаря усилиям нескольких рук успели извлечь осла и Санчо из мрака на свет. Присутствовавший при этой сцене один студент сказал: "вот так, как вытаскивают этого грешника, бледного, изнуренного, голодного и как кажется без обола в кармане, следовало бы вытягивать всех дурных губернаторов из их губернаторств". В ответ на это Санчо сказал студенту: "клевещущий на меня брат мой! я не более восьми или десяти дней тому назад вступил на губернаторство данного мне острова, и во все это время не был сыт и одного часу. В течении этих восьми дней меня преследовали доктора, переломали мне все кости враги, и я не имел времени прикоснуться ни в каким доходам, поэтому я недостоин, как мне кажется, выходить таким образом из губернатарства. Но человек предполагает, Бог располагает, Он лучше всех нас знает, что каждому из нас под силу; пускай же никто не плюет в колодезь, и там где надеются найти сала, оказывается иногда, что и взять его нечем. Бог меня слышит, и с меня довольно; я молчу, хотя мог бы сказать кое что".

- Не сердись Санчо, сказал Дон-Кихот, и не трудись отвечать на то, что тебе сказали, иначе ты никогда не кончишь. Если только молчит твоя совесть, так пусть люди говорят, что им угодно. Захотеть привязать чужой язык, значило бы захотеть замкнуть пространство; разбогатевшого губернатора называют ворон, а не разбогатевшого болваном.

- Ну меня назовут скорее болваном, чем вором - ответил Санчо.

удобством в конюшне, говоря, что бедному животному пришлось провести не совсем хорошую ночь. Устроив осла, он отправился за верх, предстал пред господами своими и, ставши на колена, сказал им: "ваше величие! вам угодно было отправить меня губернатором на остров Бараторию, хотя я ничем не заслужил такой милости; бедным отправился я, бедным вернулся, ничего не выиграл, не проиграл и хорошо или дурно управлял я вашим островом, об этом скажут свидетели моего управления. Постоянно голодный, по воле доктора Черствого, уроженца деревни Тертафуэры, губернаторского лекаря на этом острове, я разъяснял дела и решал тяжбы. Ночью на нас напали враги и поставили нас в большую опасность; но островитяне говорят, что мужеством своих рук они победоносно отразили вражье нападение. И дай им Бог такое же счастие в этом и будущем мире, как верно то, что они говорят. Этим временем я взвешивал тяжесть, подымаемую губернаторами, и нашел, что она не по моим плечам, что эта стрела не для моего колчана. И прежде чем губернаторство бросило меня я сам бросил его. Вчера утром я покинул остров таким каким нашел его, с теми же улицами, домами, крышами, как прежде. Ни у кого ничего не занял я и не извлек из своего губернаторства никакой выгоды; и хотя я сделал, как мне кажется несколько очень полезных распоряжений, в сущности я не сделал никаких, потому что приказаний моих, по всей вероятности, никто не станет исполнять; я, по крайней мере, так думаю, что это решительно все равно отдавать их или не отдавать. Я покинул остров, как я вам сказал без всякой другой свиты, кроме моего осла, на дороге упал в подземелье, обходил его вдоль и поперег и, еслиб небо не послало на помощь мне господина моего Дон-Кихота, так я бы на веки вечные остался там. И вот, ваша светлость, господа мои, герцог и герцогиня, перед вами губернатор ваш Санчо Пансо, который в продолжении десятидневного губернаторства своего узнал, что он создан не для губернаторства и не хочет быть более губернатором не только острова, но даже целого мира. Убедившись в этом, я цалую ноги вашей милости и говорю, как малые ребята во время игры: скакни оттуда и стань здесь, так я соскакиваю с губернаторства и становлюсь опять слугою господина моего Дон-Кихота; с ним, хотя и приходится мне иногда кушать хлеб в страхе, но я бываю по крайней мере сыт, а мне лишь бы быть сытым - все равно куропатками или бобами.

Во время этой речи Дон-Кихот весь дрожал, боясь, чтобы оруженосец его не наговорил тысячи глупостей; и он возблагодарил небо увидевши, что ничего подобного не случилось. - "Глубоко сожалею, что вы так скоро отказались от губернаторства", сказал герцог дружески обняв Санчо, "но я дам вам у себя другую более легкую и выгодную должность". - Герцогиня также обняла бывшого губернатора и велела приготовить для него хорошую закуску и хорошую постель, так как он действительно казался сильно измученным и голодным.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница