Дон Кишот Ламанхский.
Часть первая. Том первый.
Глава XI. Дон Кишот у пастухов

ГЛАВА XI

Дон Кишот у пастухов

Герой был ласково принят пастухами. Санко, поставя на место коня и осла и пронюхав приятный запах козьего мяса, которое на огне в кастрюле варилось, посматривал на него с удовольствием и ждал нетерпеливо, когда его с очага снимут и поставят на кожу, на полу разосланную. Скоро исполнилось его желание; пастухи, которых числом было шесть, дружелюбно пригласили гостей отужинать с собою. С рыцарем обходились они учтиво, но просто и непринужденно, и, желая дать ему отличное место в своем круге, оборотили верх дном большое корыто, на котором герой и уселся. Оруженосец стал позади корыта, приготовясь поить рыцаря из большой роговой чаши. Дон Кишот, увидя его в таком положении, сказал:

- Санко, узнай великую цену рыцарства! Узнай, как все, что ни принадлежит к нему, скоро восходит на высоту чести: я позволяю тебе сесть подле меня, позволяю быть равным своему господину, есть и пить с ним за одним столом. Рыцарство, как и любовь, равняет состояния, сближает людей между собою.

- Милостивый государь! - отвечал Санко. - Благодарен вам за такую милость. Я готов есть и стоя, лишь бы во рту не пустело; признаюсь вам, что предпочту кусок хлеба с луком в маленьком уголке, на свободе, всем жареным каплунам и индейкам за богатым столом, где бойся громко жевать, много пить, утирать губы, кашлять и чихать, когда захочется. Прямо скажу: не люблю принуждения! Итак, не лучше ли вам, господин рыцарь, вместо чести, наградить меня кое-чем другим, приятнейшим для желудка!

- Садись, садись, - перехватил Дон Кишот, - Господь смиренных возвышает!

С сими словами берет он Санку за руку и сажает возле себя на корыто.

Пастухи, не понимая ничего, слушали в молчании, набивали рот и посматривали на ораторов, которые также не забывали своих желудков. Козье мясо изошло скоро; его место заняли половинка сыру твердого, как известный раствор, и желуди, которые в тех местах лучше орехов. Между тем большая чаша наполнялась, не переставала ходить кругом, так что к концу ужина от двух кувшинов вина остался один.

Дон Кишот, успокоив свой голод, взял горсть желудей и, смотря на них со вниманием, сказал:

- Блаженный век! Отцы наши называли тебя златым¹⁷⁶ не для того, чтобы злато, божество нашего железного века, изобильнее для них рождалось; но для того, что бедственные слова: твой и мой не были никому известны. В сие время невинности и мира люди рождались с одинаким правом на блага земные. Сочный плод сенистого дуба доставлял им пищу приятную, простую, чистые потоки, шумящие ручьи катили к ногам их светлые волны, утоляли жажду их благотворными струями; прилежные пчелы в пустоте скал и древ дуплистых копили для них золотой мед, из соку цветов составленный. Кора могущих древес покрывала их мирные кущи, для бурь и непогод сооруженные. Тишина и согласие царствовали в мире. Жадный, неблагодарный земледелец не смел острым железом раздирать земли, приносившей обильно ему плоды свои. Тогда нежные, милые пастушки, в одежде невинности, гуляли по полям и рощам, пленяли сердца красотою, не знали других украшений, кроме природы, простой венок из роз и волны распущенных власов, небрежно по плечам рассыпанных, украшали их больше, нежели тирский пурпур¹⁷⁷ и сокровища, праздностью изобретенные. Тогда любовь нежная, святая была чистым излиянием души чувствительной; уста согласовались с сердцем - обман и ложь были неизвестны. Правосудие, гонимое в наше время, не знало меча, и весы его никогда равновесия не теряли. Робкая дева не боялась хищника. Любовник, избранный сердцем ее, получал все, не зная соперника. Но теперь куда сокрыться невинности! Хитрость и злоба роют пропасти под ногами ее. Преступление, подняв чело, протекает мир и давит его железным скипетром! Кто удержит стремление грозного чудовища? Кто подаст руку милости вдове и сиротам оставленным? Рыцари, одни рыцари! Так, друзья мои, наконец, смягчилось небо, и рыцари, пылая огнем добродетели, обнажили мечи против злобы и порока. Я сам из числа сих защитников человечества! Сердце мое благодарит вас за гостеприимство и ласку вашу!

Поверишь ли, читатель! Горсть желудей напомнила доброму рыцарю золотой век и побудила его сказать пастухам сию длинную, красноречивую проповедь. Они слушали его с некоторым благоговением. Санко также слушал, не переставая жевать и заглядывать в последний кувшин вина, который поставили на полку. Один из пастухов сказал Дон Кишоту:

- Высокородный рыцарь! Мы хотим вас потчевать всем, что есть у нас лучшего, и просим послушать, каково поет наш товарищ, молоденький мальчик, умница, мастер играть на скрыпке и вдобавок влюбленный по уши в одну крестьянку. Он скоро будет, потерпите немного!

Пастух еще говорил, как услышали скрыпку, и в хижину вошел молодой человек, миловидный лицом, около двадцати двух лет от роду.

- Антон!¹⁷⁸ - сказал ему пастух. - Я хвалил гостю твое мастерство; докажи ему, что и у нас на горах музыку знают. Садись-ка и спой тот романс, который сочинил твой священник, о любовных твоих похождениях!

- С охотою! - отвечал Антон; сел на дубовую колоду, и настроив скрыпку, заиграл и запел приятным голосом:

- Господин рыцарь! - сказал он. - Подумайте, что наши хозяева целый день работали! Пора им успокоиться!

- Понимаю,-- перехватил Дон Кишот, - частые посещения в кувшин отняли у тебя охоту к музыке!

- Слава Богу! - сказал Санко. - Всем на свою часть достало!

Один пастух пожелал увидеть рану и уверил Дон Кишота, что вылечит ее в минуту. В самом деле, сыскав немного розмарину и смешав его с солью, составил из того припарку, приложил ее к ране, и боль унялась очень скоро!

Примечания

¹⁷⁶ ...Отцы наши называли тебя златым -- Образ Золотого века - одна из важнейших мифологем ренессансной культуры. С Золотым веком, который для на его противопоставлении вновь отнесенному в прошлое Золотому веку.

¹⁷⁷ ....тирский пурпур... -- Цвет природного красновато-фиолетового красителя. В античное время его извлекали из желез морских брюхоногих моллюсков - иглянок или так называемых пурпурных улиток. Краска содержала несколько красящих веществ и имела разные оттенки - в зависимости от технологии. Краситель использовали для крашения тканей. В Древнем Риме одежда, окрашенная пурпуром, который был буквально на вес золота, служила отличительным знаком высших должностей.

¹⁷⁸ Антон

¹⁷⁹ Что пользы, Ниса, притворяться!... Нам дважды, милый друг, не жить! -- Флориан не только значительно сократил по объему романс, исполняемый Антонио, но и принципиально поменял его тональность, лишив его иронического начала и введя мотив безответной любви, пренебрежения, выказываемого Олалией (Eulalie) по отношению к влюбленному в нее лирическому герою. Перевод Жуковского полный и близкий к романсу Флориана, однако в нем появляется мотив притворства возлюбленной, последовательно развиваемый поэтом в переводе "Писем к Саре" Ж.-Ж. Руссо, над которым он работает примерно в одно время с переводом "Дон Кншота", и усиливается романтическая идея скоротечности жизни и отсутствия любви как смерти. В архиве Жуковского, среди автографов стихотворений "Герой", "Сельское кладбище", "Мой милый друг", "Опустевшая деревня" и др. сохранились беловые и черновые автографы некоторых стихотворений из "Дон Кишота" (РНБ. Оп. 1. No 12. Л. 9--14 с оборотами). Среди них беловой автограф, с небольшим количеством поправок и разночтений с опубликованной редакцией, романса "Что пользы, Ниса, притворяться!.." (л. 9). Стихотворение пронумеровано дважды, и оба раза цифрой "1", кроме того, оно помещено в раздел под общим заголовком "Том I". Ст. 7--8 читаются так: "Пойду ли прочь - ты вслед за мною / Украдкой, глядишь!" Ст. 9 имеет первоначальный вариант, зачеркнутый в дальнейшем: "Стихи ль мои тебе читаю", ст. 11 читается так: "Но тем себе лишь изменяешь", "Заране с жизнью разлучаться", однако "разлучаться" зачеркнуто и сверху надписано "расставаться" (выделено нами. -- Ред.).