Дон Кишот Ламанхский.
Часть первая. Том первый.
Глава XVI. Приключение на постоялом дворе

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Сервантес М. С., год: 1604
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XVI

Приключение на постоялом дворе

Хозяин, увидя рыцаря, лежавшего поперек осла, спросил у Санки, чем он был болен? Оруженосец отвечал, что это безделица; что рыцарь упал с высокой горы и немного поизмял бока. Жена трактирщикова (редкий случай!) была женщина добрая, всегда готовая помогать несчастным. Она пришла осматривать Дон Кишотовы раны с пятнадцатилетнею дочерью, миловидною девушкою. В трактире находилась еще служанка, родом из Астурии, которой фигура достойна примечания. Лицо ее маленькое, широкое, было плоско, нос сплюснут, один глаз кос, другой покрыт струпом; правда, маленькие несовершенства сии заменялись прелестным станом, в котором считалось не менее трех футов, а плечи ее, составив свод позади шеи, принуждали красавицу смотреть в землю. Сия любезная особа помогла хозяйкиной дочери приготовить на чердаке, на котором лежала солома, постелю для Дон Кишота. Правду сказать, она была не весьма покойна: четыре нескобленые доски, положенные на двух неровных скамейках; тюфяк жестче самых досок; парусинная простыня; ситцевое одеяло, в котором все нитки перечесть было можно - вот из чего соорудили сие пышное ложе. Когда он лег, то явились хозяйка с дочерью и Мариторна207 (имя астурийки), со свечою, прикладывать пластыри к ранам рыцаря.

Видя синие пятна, которыми тело героя было покрыто, хозяйка сказала Санке, что это больше походило на побои, чем на падение.

- Нельзя сказать, чтобы то были побои, - отвечал молчаливый Санко, - дело состоит в том, что гора была очень утесиста, и что рыцарь, летя с нее вниз, крепко стукался об утесы. Вы одолжите меня, сударыня, - прибавил он тихим голосом, - когда на мою долю оставите два-три пластыря: у меня спина разболелась!

- Конечно, и вы ушиблись? - спросила хозяйка.

- Нет, не ушибся; но, видя, как полетел мой господин вниз головою, почувствовал такую тревогу во всем теле, что хотя бы самому пересчитать камни, так в ту ж пору.

- Я этому не удивляюсь, - прибавила хозяйкина дочь, - я часто вижу во сне, что падаю с колокольни на мостовую, и просыпаюсь всегда, как избитая, как будто бы сон мой был сущая правда.

- То-то и есть! - подхватил Санко. - Разница, однако ж, между нами та, что я не спал и не дремал, а бока мои не на шутку изломаны!

- А как называется господин твой? - спросила Мариторна.

- Дон Кишот Ламанхский, странствующий рыцарь, какого еще никогда не видано!

- Что это такое, - перервала астурийка, - странствующий рыцарь?

- Как, моя милая, ты еще этого не знаешь? Видно, что недавно живешь на свете! Странствующий рыцарь есть такая вещь, которую или бьют палками, или делают императором; которая нынче сидит без обеда, а завтра управляет тремя королевствами или отдает их своему оруженосцу!

- Как же, - сказала хозяйка, - принадлежа такому сильному господину, ты по сие время не получил ни графства, ни герцогства?

- Дайте срок, сударыня! Не будет месяца, как мы ищем приключений, и еще не нашли ни одного такого, в котором достают королевства; но если господин Дон Кишот вылечится от ран своих, или лучше сказать, от убоя, то я божусь вам, что не променяю своей надежды ни на какое герцогство в Испании.

Дон Кишот, который до тех пор слушал в молчании сей интересный разговор, приподнялся и, взяв руку хозяйки, сказал:

- Прекрасная герцогиня! Не почтите маловажным того случая, который привел меня в ваш замок. Скромность не позволяет мне говорить правды о самом себе; оруженосец мой все вам расскажет; хочу только поблагодарить вас за ваши великодушные попечения и уверить, что никогда, никогда не забуду их! Ах! Для бы единственными царями души моей.

Хозяйка, ее дочь и милая Мариторна посматривали друг на друга в недоумении. Слова рыцаря были для них темнее Алькорана. Однако, подумав, что в них заключалось какое-нибудь приветствие, они отвечали Дон Кишоту учтивостями по-своему. Между тем астурийка наряжала Санко в пластыри, в которых имел он такую же нужду, как и рыцарь.

На том же самом чердаке, на котором поселили Дон Кишота, был и один погонщик мулов из Аревалло208, который из хомутов и попон приготовил для Санкина, а далее погонщикова. Бененжели не забывает ни одной подробности по примеру некоторых историков, которые боятся все потерять, если пропустят хотя одно обстоятельство. Астурийка Мариторна обещала погонщику прийти поговорить с ним наедине, как скоро все заснут в доме. Уверяют, что эта постоянная девушка во всю жизнь ни разу не обманывала, давши такое обещание, хотя бы то случилось без свидетелей. Погонщик, напоив лошаков, лег на постелю в ожидании Мариторны. Санко, облепленный пластырями, лежал на своей и старался заснуть, хотя бока его сильно болели. Дон Кишот, который страдал еще больше, смотрел во все глаза, как заяц209.

На постоялом дворе все спало; слабый ночник горел в воротах и начинал гаснуть. Сие молчание, сей мрак и привычка нашего рыцаря приводить на память все читанное им в романах, вложили ему в голову самую чудную мысль. Он вообразил, что молодая дочь хозяина, который в глазах его был не меньше, как герцог, пораженная мужественным его видом, его красотою, неустрашимостию, должна была прийти к нему ночью, открыться в пламенной любви своей. Ужасаясь сетей, поставленных его верности, он ободрял себя мысленно и клялся не изменять Дульцинее, хотя бы сама королева Жениевра с своею Киньтаньоною вздумала испытать его добродетель. В ту самую минуту Мариторна в одной рубашке, в изорванном чепчике из бумазеи, босая, путешествовала, по обещанию. Она подходит ко дверям, крадется на цыпочках, боится дышать. Дон Кишот слышит шорох, подымается, несмотря на пластыри, на сильную боль в боках, и готовится принять робкую красавицу, которая, протянув руки, ощупью искала в темноте постели милого погонщика. Несчастная астурийка не успела войти в двери, как очутилась в объятиях рыцаря. Дон Кишот сильно ухватил ее за руку, притащил к себе и посадил на свою кровать. Посконная рубашка Мариторны показалась ему тончайшим полотном; стеклярус, которым были украшены ее руки - восточным жемчугом, а жесткие и всклоченные волосы мягкими, золотыми кудрями, заплетенными рукою Граций.

- Любезная принцесса! - сказал тихим и нежным голосом рыцарь. - Для чего не в моей власти отвечать на великодушную любовь вашу? Фортуна, преследующая и героев, сделала меня недостойным ваших милостей. Сверх того, не могу преступить клятвы, данной сердцем моим несравненной Дульцинее, моей владычице. Ах! Красавица, если бы не сия роковая клятва удерживала меня, то как бы приятно мне было удостоиться вашей благосклонности!

Мариторна молчала и потела, силясь вырваться из рук красноречивого, Дон Кишота.

близ которой невнятный шепот начинал ему не нравиться. Он тотчас узнал, что герой наш удерживал Мариторну. Вне себя от бешенства он дает сильный удар кулаком по зубам рыцаря; недовольный сим мщением, бросается на постель и начинает топтать его ногами. Несчастная кровать, которая и без того шаталась, не может поддержать двойной тяжести: трещит, ломается и падает на землю. Хозяин, услышав стук, вскакивает с постели, кличет Мариторну, и не получив ответа, бежит засветить ночник, подозревая, не проказит ли проворная астурийка. Мариторна, услышав грозный голос хозяина, бросается на постель Санки, который спал глубоким сном. Хозяин приходит крича: "Где ты, плутовка! Где ты?" Мариторна, пуще испугавшись, свернулась клубком почти на самом желудке оруженосца, который, вполовину проснувшись и чувствуя превеликую тяжесть на брюхе, вообразил, что черт его давит, и начал вправо и влево махать кулаками, которые все доставались Мариторне. Бедная красавица потеряла терпение и начала сама тузить Санку. Оруженосец рассердился, вскочил, схватил Мариторну поперек и начал с нею борьбу, смешную для одних только зрителей. Погонщик, увидя при огне, как поступали с его любезною, оставил Дон Кишота и побежал к ней на помощь; хозяин побежал к ней же, но с другим намерением, так что погонщик бил Санку, Санко Мариторну, Мариторна Санку, хозяин Мариторну, и все это делалось с таким проворством, что удар не дожидался удара. К совершенному несчастию, ночник погасили: стук, шум и драка сделались от того ужаснее. Один служитель святой Германдад, который остановился на постоялом дворе, услыша стукотню, встал, схватил свой значок и бумажник, в котором хранились его патенты, взбежал на чердак и, не видя ничего, начал кричать: "Почтение правосудию! Почтение святой Германдад!" Первый, попавшийся ему в руки, был Дон Кишот, оставленный без памяти под развалинами кровати. Служитель ощупью взял его за бороду и, не чувствуя в нем движения, закричал еще громче: "Затворите двери, здесь убит человек! Отыщите виноватых!" Слова сии возымели свое действие; в минуту все утихло, все ушли, не говоря ни слова: хозяин в свою горницу, погонщик на свои попоны, а Мариторна на свою постелю, один Дон Кишот и Санко не сходили с места. Служитель побежал за огнем, решившись найти преступников; но хозяин, возвращаясь в свою горницу, нарочно затушил ночник у ворот. Блюститель общественного устройства принужден был вынуть из печки уголь, раздувал его более часа и кое-как засветил, наконец, лампаду.

Примечания

207 Мариторна -- У Сервантеса: Мариторнес.

208

209 ...смотрел во все глаза, как заяц. -- Существовало поверье, что зайцы спят с открытыми глазами.

В главе размещена копия гравюры Дамбрюна с иллюстрации Лефевра.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница