Дон Кишот Ламанхский.
Часть первая. Том второй.
Глава XVIII. Разговор наших героев и другие важные происшествия

ДОН КИШОТ ЛАМАНХСКИЙ

ТОМ ВТОРОЙ 

ГЛАВА XVIII 

Разговор наших героев и другие важные происшествия

Санко догнал рыцаря; он был так измучен и слаб, что не мог погонять осла.

- Мой друг Санко, - сказал ему герой, - теперь-то я верю, что этот замок, или этот трактир, очарован. Те, которые так жестоко подшутили над тобою, конечно, привидения, потому что Рыжак мой стоял, как вкопанный, когда я понуждал его перепрыгнуть чрез стену. Что делать! Не удалось наказать этих мошенников!

- Черт меня возьми, - отвечал оруженосец, - когда бы вы так же, как и я, попались к ним в руки, то бы не стали называть их привидениями: по крайней мере, я очень чувствовал, что у них такое же тело и кости, как и у нас, едва ли еще не лучше. Короче сказать, во всем этом не вижу ни чудес, ни волшебства и уверен, что наши бедные головы не уцелеют, если мы будем продолжать искать приключений! Лучше нам воротиться на свою родину! Теперь время жатвы; дела и без приключений будет довольно! Какое удовольствие быть битыми!

- Бедный Санко! Я тебе сказывал, что ты совсем не знаток в рыцарстве. Как можно заниматься безделками, когда имеешь в виду славу и бессмертие? Ужели не понимаешь, как весело побеждать, торжествовать на сражениях?

- Прошу не прогневаться, не понимаю! Сколько времени, как мы - странствующие рыцари, то есть вы, а не я, но, кажется, не победили никого, кроме бискайца, и то не обошлось даром, а стоило вам половины уха; с того дня палки за палками, побои за побоями, а я вдобавок полетал по воздуху! Это нимало не смешно!

- Утешься, добрый Санко, все переменится; я постараюсь достать себе какой-нибудь меч не хуже Амадисова, который бы ужасал волшебников, - он сделает нас невредимыми!

- Станется, но мне какая от того польза! Конечно, этот прекрасный меч, так же, как и бальзам, годится для одних только рыцарей!

В эту минуту герой увидел черное облако пыли.

- Санко! - закричал он в восторге. - Наступил, наступил великий день, приготовленный для меня фортуною! День славы, побед и награды! Посмотри, какой вихрь пыли! Это грозное воинство, составленное из всех наций в мире!

- Конечно, их два, - сказал оруженосец, - с этой стороны такая же пыль подымается.

Дон Кишот обернулся, увидел пыль и уверился, что два сильных ополчения, готовые к бою, сближались; и в самом деле, два стада баранов бежали с двух противных сторон и подняли такую страшную пыль, что издали никак не можно было распознать их.

Дон Кишот, в восторге, в исступлении, так уверительно говорил, что это армии, что Санко, наконец, поверил и сказал ему:

- Какое ж нам дело до армий?

- Как какое! - воскликнул рыцарь вне себя. - Возьмем сторону правого: слушай! В двух словах растолкую тебе все дело. Посмотри вперед! Ты увидишь воинов, которые повинуются знаменам императора Алифанфарона¹². На этой стороне - воинство его неприятеля, могучего царя гарамантов Пентаполина Голорукого, прозванного так потому, что всегда сражается, обнажив руку³.

- Хорошо, - сказал Санко, - за что ж эти господа повздорили?

- Важная причина, - отвечал Дон Кишот. - Император Алифанфарон, язычник, влюбился в дочь Пентаполинову, красавицу, христианку, и предложил ей руку. Сам подумай, каково показалось то предложение Пентаполину! Слыханное ли дело отдавать христианку за магометанина! Итак, наш Пентаполин посоветовал жениху прежде креститься, а потом жениться.

- Он прав, Пентаполин, он прав! Я готов защищать его!

- Прекрасно, Санко, прекрасно! И не рыцари могут сражаться в армии!

- Очень хорошо! Держу сторону Пентаполинову! Беспокоит меня мой осел! Куда его девать! А на осле показаться между конными неловко. Желал бы найти покойное местечко, в котором бы он мог подождать меня по тех пор, покуда все кончится.

- Перестань беспокоиться, мой друг; пропадет ли он или нет, какая до этого нужда! После сражения получим такое множество коней на выбор, что едва ли не сменится и верный Рыжак мой. Теперь надобно тебе показать главных рыцарей в обеих армиях⁴; взъедем на этот пригорок.

Они поскакали на холм, с которого могли бы тотчас узнать баранов, когда бы густая пыль их не закрывала. Дон Кишот, игралище расстроенного воображения, начал говорить следующее, указывая пальцем на те предметы, которые описывал Санке:

- Этот рыцарь, - сказала он, - который имеет на себе золотые латы, а на щите льва, лежащего у ног пастушки, есть Раулькак неустрашимый, князь и обладатель серебряного моста⁵. Подле него видишь рыцаря с голубым щитом и тремя белыми венцами, на нем изображенными: это ужасный Микоколембо, герцог великой Кироссии. За ним едет грозный, жестокий исполин, славный Брадабарбаран⁶, повелитель трех Аравии. Он всегда покрыт змеиною чешуею, которую меч проникнуть не может; щитом служит ему дверь славного храма филистимлян, разрушенного Сампсоном⁷. Теперь оглянись сюда! Перед вторым воинством едет храбрый Тимонел Каркасонский⁸, принц новой Бискаи; четырехцветный щит его разбит на четыре поля, зеленое, голубое, серебряное, золотое; заметь на его шлеме прекрасную серую кошку, под которою написано мяу, первый слог имени любезной Мяулины, его любовницы, дочери князя Альгарвского⁹. Проезжающий на чубарой кобыле, в белом вооружении, есть французский рыцарь, называемый Пиетром Пепином¹⁰. Дальше скачет на дикой упрямой лошади Спаржифилардо, могущий герцог Нервии¹¹; на щите его изображена спаржа с испанскою надписью "Сама собою возрождаюсь".

Дон Кишот перечел по порядку всех рыцарей обеих армий, давши каждому особливый цвет, вооружение, девиз, эмблему, и не отдыхая, продолжал следующим образом:

- Теперь, мой друг Санко, скажу тебе, какие народы будут сражаться на сей равнине и обагрят ее своею кровию! На этой стороне видишь обитателей горы Атласа и равнин Массилийских¹², утоляющих жажду водами славного Ксанта¹³, собирающих злато в счастливой Аравии, осеняемых: рощами быстрого Термодона¹⁴, утучняющих поля свои сокровищами Пактоля¹⁵. Вот нумидийцы, неверные союзники; вот персы, меткие стрелки из лука; парфяне, сражающиеся в бегстве; арабы, кочующие в пустынях; эфиопы с пронзенными устами; вижу множество других народов; узнаю лица их и одежды, но их названий не могу вспомнить. В другой армии, с противной стороны, видишь храбрых воинов, живущих на берегах Бетиса¹⁶, осененного маслинами; обитателей равнин, орошенных Тагом, по златому песку протекающему¹⁷. Вот обладатели счастливых берегов целебного Ксениля¹⁸; вот пастыри цветущих лугов обильного Ксереса¹⁹; вот славные народы Ламанхи, увенчанные златыми класами; вот храбрые потомки древних готфов²⁰, по примеру отцов, железом покрытые; вот народы, живущие на брегах мирного Писуерги²¹, пастыри излучистой Гвадианы²²; вот обитатели древних лесов Сиерры Морены, вечных льдов Пиринейских, снегов, лежащих на скалах Аппенинских.

Не могу без помощи Божией припомнить всех наций, народов, провинций, которые наш рыцарь описывал оруженосцу. Бедный Санко, цепляясь, так сказать, за каждое слово его, слушал с величайшим вниманием; проворно повертывал во все стороны голову, надеясь что-нибудь увидеть, и, наконец, вышед из терпения, сказал своему господину:

- Черт меня возьми! Если я из всех ваших рыцарей, великанов, лошадей, народов, которых вы мне так прекрасно расписываете, хотя что-нибудь вижу. Не колдуны ли опять забавляются надо мною?

- Как, - прервал Дон Кишот, - разве не слышишь конского ржания, грома литавр, звука труб, восклицания воинов!

- Ничего, сударь, не слышу, кроме блеяния баранов (и в самом деле, оба стада приближались).

- Ты бредишь от страха. Пусти меня; я и один умею сражаться. При сих словах он колет Рыжака шпорами и скачет, подняв копье, с пригорка. Санко, разглядевши армию хорошенько, узнал баранов и начал кричать во все горло:

- Воротитесь, господин Дон Кишот, воротитесь! Это бараны, бараны! Черт побери! Вы не найдете ни великанов, ни рыцарей, ни щитов, ни спаржи, ни кошки, ни дьявола! Воротитесь... Что мне с ним делать; куда поскакал этот безумный!

Рыцарь наш, не слушая Санки, галопировал, крича из всей мочи:

Он ударил на баранов и принялся колоть их без сожаления. Пастухи прибежали к нему с ужасным криком; и видя, что рыцарь не унимался, вооружились камнями, которые начали свистать вокруг головы его. Паладин презирал нападение сих мирмидонов²³ и продолжал поражать язычников, крича беспрестанно:

- Где ты, надменный Алифанфарон? Покажись! Покажись! Дон Кишот один ожидает тебя!

В эту минуту камень, с кулак величиною, попадает его по боку. Рыцарь, почувствовавши боль, вынимает свою стклянку с бальзамом и хочет из нее пить, но другой камень, ударив его по руке, разбивает, уносит стклянку и, задевши рыцаря по щеке, раздирает ее в кровь. Он падает с лошади. Пастухи, струсив, поспешно собирают мертвых и раненых, которых число простиралось от шести до семи баранов, и скорым шагом удаляются.

Оруженосец во все время стоял на пригорке, смотрел на подвиги рыцаря и рвал на себе волосы с досады, что последовал за таким сумасбродом. Когда ж увидел его на земле, а пастухов далеко от побоища, то спустился с пригорка, поставив его на ноги, сказал:

- Ну, сударь, не прав ли я? Ваши рыцари - бараны!

- Я не виноват! - воскликнул Дон Кишот. - Проклятый волшебник, мой неприятель, не дает мне ничего делать: он превратил армию в стадо баранов, чтобы лишить меня славы победителя! Сделай одолжение, друг мой Санко! Сядь на осла и ступай за ними полегоньку; сам увидишь, что за два шага отсюда примут они свой настоящий образ.

- Лучше вам полечиться, - отвечал Санко, - у вас полон рот крови. Он хватился котомки своей, но, приметя, что забыл ее в ужасном трактире, едва не обезумел. Он снова начал посылать к черту и рыцаря, и самого себя и твердо решился возвратиться в свою деревню и забыть остров, который так дорого стоит. Дон Кишот утешал его:

- Друг мой, - говорил он, - будь терпелив! Наши несчастия предвещают близкую награду! Зло и добро имеют одинакие пределы! Всякая крайность непродолжительна. Теперь мы без котомки, без хлеба, лишены всякого средства; что ж делать! Положимся на Провидение. Благость Его не знает меры; насекомое, носимое ветром, червяк, таящийся в пыли, едва рожденная лягушка, сокрытая в болоте, ничто, ничто не гибнет в Его владычестве. Ужели мы, которых сердца не знают порока, будем забыты Правителем мира! Его солнце сияет на добрых и на злодеев; роса Его прохлаждает и невинного, и преступника.

- Что за чудо! - воскликнул растроганный Санко. - Вы сказываете проповеди еще лучше, нежели сражаетесь! Вы, кажется мне, всему учились!

- Друг мой, кто хочет быть рыцарем, тот должен все знать и все уметь! В старину паладины говаривали такие речи, которые ни в чем не уступали университетским. Храбрость уму не мешает! Но советую тебе сесть на осла; пора нам искать ночлега: на дворе вечер!

- Не найдете опять замка, в котором есть очарованные мавры и привидения, охотники играть в мячик оруженосцами!

- Друг мой! Поезжай, куда тебе угодно; я во всем готов тебя слушать!

Они поехали. Добрый Санко, видя, что рыцарь крайне печален, вздумал развеселить его и начал говорить следующее:

Примечания

¹ ...императора Алифанфарона... -- Алпфанфарон - комическое имя, созданное Сервантесом по традиционной схеме: сложением двух слов - Али + фанфарон.

² ...острова Трапобаны... -- Древнее название острова Цейлон.

³ ...царя гарамантов Пентаполина Голорукого, прозванного так потому, что всегда сражается, обнажив руку. "Пентаполис" ("пять городов").

⁴ ...надобно тебе показать главных рыцарей в обеих армиях... -- Приводимый далее "перечень войск" пародийно сориентирован на Вергилиево описание войска Турна в VII кн. "Энеиды", а также на "Илиаду", в начале второй песни которой описываются два войска.

⁵ Раулькак неустрашимый, князь и обладатель серебряного моста. -- У Сервантеса Лауркалько, имя, образованное от сложения слов Laurel calco (ср. рус. "калька"). Серебряный мост (у Сервантеса - Пуэнте де Плата), прозвание, встречающееся в романах Монтальво.

⁶ Брадабарбаран -- Гротескное имя, образованное соединением слов (итал. "меч"), barba (исп. "борода") и barbaro "варвар").

⁷ ...дверь славного храма филистимлян, разрушенного Сампсоном. -- Самсон - герой ветхозаветных преданий, наделенный огромной физической силой. Когда его, взятого в плен и ослепленного, приводят в храм Дагона, он сдвигает с места два средних столба и с возгласом "Да умрет душа моя с филистимлянами!" обрушивает все здание на собравшихся, сам погибая под его обломками.

⁸ Тимонел Каркасонский -- У Сервантеса: Тимонель Каркахонский.

⁹ -- У Сервантеса - герцог Альфеньпкен (имя, произведенное от слова "мармелад") Альгарбский.

¹⁰ ...называемый Пиетром Пепином. -- Имеется в виду Пьер Папен - в Севилье 70-х гг. XVI в. жил торговавший картами лавочник-француз, носивший такое имя.

¹¹ ...Спаржифилардо, могучий герцог Нервии...

¹² ...равнин Массилийских... -- Массилийские равнины расположены в восточной Нумидии.

¹³ ...водами славного Ксанта... -- Имеется в виду Ксанф, река в Малой Азии, на которой стояла Троя.

¹⁴ ..-- Имеется в виду Фермодонт, река в Понте, впадающая в Черное море. На ее берегах, по преданию, жили амазонки.

¹⁵ ...сокровищами Пактоля. -- Пактол - золотоносная река в Лидии, близ Сард, приток Герма (ныне Сарабат).

¹⁶ ...на берегах Бетиса...

¹⁷... Тагом, по златому песку протекающим. -- В XI--VI веках до н. э. в долине реки Тахо (в Испании) добывали золото.

¹⁸ ...целебного Ксениля... -- Имеется в виду река Хениль на юге Испании, левый приток реки Гвадалквивир. Вода марки "Хениль" и сегодня известна своими целебными свойствами.

¹⁹

²⁰ ...потомки древних готфов... -- Т. е. кантабрийцев, жителей области Кантабрия, расположенной на севере Испании, не завоеванном арабами.

²¹ ...мирного Писуерги...

²² ...излучистой Гвадианы... -- Река Гвадиана в своем течении несколько раз уходит под землю.

²³ ...мирмидонов... -- Мирмидоняне, мирмидоны - в греческой мифологии ахейское племя в Фессалии, возглавлявшееся в походе под Трою Ахиллом. После ссоры Ахилла с Агамемноном они не принимали участия в сражениях и вступили в бой только вместе с Патроклом. Мифологическая традиция, по которой Ахилл был внуком Эака, возводила название "мирмидоны" к тем муравьям (греч. Μυρμιδὁνες - "муравьи"), из которых Зевс по просьбе Эака создал население острова Эгина. В некоторых вариантах мифа название "мирмедоны" - от предка-эпонима, фессалийского героя Мирмидона, сына Зевса и прадеда Патрокла.