Дон Кишот Ламанхский.
Часть первая. Том второй.
Глава XX. Удивительное приключение

ГЛАВА XX

Удивительное приключение

Оруженосец, который не мог есть, не запивая, первый сказал своему господину, что, верно, какой-нибудь ручей вблизи находился, потому что трава была густа и свежа. Дон Кишот встал, и оба пошли за водою, ведя Рыжака и осла за повод и остерегаясь, как бы не расшибить лба, потому что ночь была чрезвычайно темна. Не успели пройти двух сот шагов, как отдаленный шум водопада послышался; оживились надеждою; но вдруг совсем другого рода шум удивил их и встревожил Санку, который от природы был не весьма отважен. Страшные потрясающие удары, смешанные с стуком железа, цепей и ревом каскада, спадающего с утесов, производили нечто ужасное. Ночь покрывала природу; густые, черные тучи мрачили небо, и наши герои находились под высокими деревьями, которых ветви шумели.

Сей мрак, сие пустынное место, сей гром железа, цепей и вод, который мешался с трепетом листьев и свистом ветра, все как нарочно соединялось для приведения в ужас; но рыцарь не знал ужаса. Пылая огнем славы, садится он на Рыжака и, накрыв щитом голову, говорит Санке:

- Мой друг! Я создан небом в несчастном железном веке для возвращения златого; мне предоставлены гибельные подвиги, дела беспримерные; лучи славы моей затмят славу рыцарей Круглого Стола, пэров Франции и всех витязей веков протекших. Приметь, верный оруженосец, какой угрюмый ужас нас окружает, какая грозная тьма лежит повсюду; глухой, унылый скрып дубов, нагибаемых аквилонами²⁹, страшный рев потоков, которые как будто с гор луны³⁰ свергаются; пронзительный звук железа, терзающий устрашенное ухо: все это ужаснуло бы самого Марса! Но поверишь ли? Мое мужество только что возрастает! Желаю, хочу и спешу испытать сие приключение. Подтяни подпруги коня моего; дожидайся меня три дни в этом месте, и когда не возвращусь по прошествии трех дней, поезжай в Тобозо, к несравненной принцессе Дульцинее, скажи ей, что рыцарь Дон Кишот погиб, стараясь удостоиться имени ее обожателя.

Санко, слушая рыцаря, плакал.

- Ах, сударь! - сказал он печальным голосом. - Что за охота ломать шею без нужды, на дворе ночь, кто нас увидит и назовет трусами, если мы немного и удалимся? Я вам сказываю, что больше пить не хочу. Не ищите бед! Они сами найдут вас! И тем будьте довольны, что не летали по воздуху, как я; что победили такое множество неприятелей, которые провожали это мертвое тело. Вспомните, что я для вас покинул дом, детей, жену! Я надеялся не остаться в убытке; но видно, как говорят, я выменял кукушку на ястреба; что со мною будет, если в ту самую минуту, когда я надеялся получить этот несчастный остров, вы меня покинете! Ради Бога, сударь, не будьте упрямы; дождитесь, по крайней мере, утра. Неужели вам трудно пробыть здесь три часа для меня, вашего верного оруженосца? Послушайте, я немного учен разбирать звезды; я вижу голову Малой Медведицы подле шеи; на черте левой лапы должна быть теперь полночь³¹.

- Как можешь ты видеть эту голову и черту, когда на небе тучи и ни одна звезда не показывается?

- И! Сударь, у страха глаза велики! Поверьте мне; я имею прекрасные причины говорить, что скоро день наступит.

- День или ночь! Для меня все равно! Никто не скажет, чтобы я для чего-нибудь отложил исполнение священных должностей рыцарства. Простимся, верный Санко! Всемогущий Бог, который требует от меня сего подвига, сохранит мою жизнь или тебя утешит. Подтяни Рыжаку подпруги, ожидай меня в этом месте: я погибну или скоро возвращусь с победою!

Санко, видя, что ни слезы, ни просьбы, ни советы не трогали Дон Кишота, решился употребить хитрость. Нагнувшись подтягивать подпруги, он связал Рыжаку задние ноги поводами осла. Когда герой хотел ехать, то конь его, не двигаясь с места, начал делать небольшие прыжки!

- Видите ли! Небо сжалилось надо мною! Рыжак не хочет вас слушаться. С небом не спорьте! Беда! Счастье осердится, и худо вам будет за упрямство.

Дон Кишот был в отчаянии, колол коня шпорами, но конь не подвигался. Не зная, что его удерживало, герой сказал:

- Я дожидаюсь утра, когда Рыжак идти не хочет; но это мучительное помешательство извлекает слезы из глаз моих!

- Мне спать! Что ты говоришь? Можно ли спать, когда надобно сражаться! Покойся ты, рожденный для неги; я хочу бодрствовать и мыслить!

- Не сердитесь, господин рыцарь; я не с тем сказал, чтобы вас прогневить.

Санко между тем час от часу ближе подвигался к своему господину: так боялся он страшного стуку железа! Наконец, ухватившись обеими руками за седло, сжал крепко левую ногу рыцаря.

- Ну, - сказал Дон Кишот, - какую сказку ты мне расскажешь?

- О! У меня их множество, но сам не знаю, от чего в эту минуту ни одной не вспомню; однако дайте подумать; постараюсь вам рассказать такую повесть, которая без всяких шуток может почесться самою лучшею, удивительною и забавною повестию на свете - слушайте со вниманием. Было, что было, и доброе для всякого, и худое для охотника! Заметьте, милостивый государь, что древние всегда начинали свои сказки нравоучением: и худое для охотника; не правда ли, что это здесь очень кстати! В старину знали, что худого искать не надобно и что безумцы одни ходят без нужды в такое место, где могут сломить себе шею.

- Сказывай сказку, - воскликнул рыцарь, - и перестань умничать!

- Итак, милостивый государь, в одной эстрамадурской деревне был козий пастух, я говорю козий, потому что он стерег коз. Этот козий пастух, который стерег коз, назывался Лопесом Рюи, который Лопес Рюи³² влюбился в пастушку, по имени Торальву³³, которая пастушка, по имени Торальва, была дочь богатого земледельца, который богатый земледелец...

- О! Если будешь повторять каждое слово по три раза, то никогда не кончишь.

- Ах, сударь! У нас в деревне все так рассказывают! Как не следовать обычаям своей родины?

- Хорошо, хорошо, продолжай! Поневоле станешь тебя слушать, когда связаны руки!

- Я вам сказал, что этот козий пастух влюбился в пастушку Торальву! Эта пастушка Торальва была толстая, сильная девка, немного похожая на мужчину своими черными усами: я как будто смотрю на нее!

- Разве ты знал госпожу Торальву?

- Нет, сударь, но тот, кто мне рассказывал эту прекрасную историю, уверял, что слышал ее от такого человека, который своими глазами видел пригожую пастушку, итак, сами судить можете, что сказка моя не есть выдумка! Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается; проклятый сатана, который во всякое дело вмешивается и очень любит шутки, так подшутил, что любовь пастуха Лопеса Рюи к пастушке Торальве сделалась, так оказать, ненавистию! Причиною такой перемены были, как говорят злоязычники, небольшие неверности, которые позволяла себе пастушка Торальва и которые так рассердили пастуха Лопеса Рюи, что он решился убежать подальше, не желая и слышать о изменнице; лишь только пастушка Торальва заметила, что пастух Лопес Рюи разлюбил ее, то сделалась от него без ума: сами знаете, что таков обычай, но мы не скажем об этом ни слова. Таким образом, пастух Лопес Рюи, собравши коз, отправился в дорогу и спешил пройти через Эстрамадуру в королевство Португалию. Пастушка Торальва, узнавши об этом, пустилась за ним вслед босиком (каково покажется!), с посохом в руках, с котомкою за плечами, в которой, говорят, был кусок зеркала, гребень и коробочка с румянами - что бы в ней ни было, до того нам дела нет: скажу вам только, что пастух Лопес Рюи пришел с козами на берег реки Гвадианы, в то самое время, когда она из берегов вышла. Не было ни лодки, ни перевозчика для переправы! Это рассердило пастуха Лопеса Рюи, который бежал неоглядкою от пастушки Торальвы и боялся, чтоб она его не поймала. Искать, искать! Нашел рыбака с маленьким челноком, в котором едва мог сам-друг с козою поместиться. Это было не так удобно! Что делать! Пастух Лопес Рюи условился с рыбаком, чтобы он перевез его со всеми козами, которых было триста! Условие сделано - рыбак перевозит в челноке одну козу, возвращается, перевозит другую, опять возвращается, перевозит третью, потом четвертую, потом пятую. Прошу не забывать, сударь, сколько коз рыбак перевозит - это очень важно. Место, на которое высаживали коз, было склизко и грязно. Рыбак мешкал, ездя и возвращаясь; как бы то ни было, но он возвратился опять, перевез козу, другую, третью, четвертую, пятую.

- Кончи скорее! Положим, что козы все переправлены!

- Что за вопрос? Не знаю!

- А! Вот прекрасная сказка! Она кончена!

- Что ты говоришь! Разве нельзя продолжать ее, не зная числа перевезенных коз?

- Нельзя, сударь, я вам сказывал! Вы не знаете, сколько коз, я не знаю конца сказки! А этого жаль, конец прекрасный!

- И так она кончена?

- Без сомнения!

- Признаюсь, Санко, пречудная сказка! Но, правду сказать, я другого и не ожидал от тебя. Стукотня вскружила тебе голову. Посмотрим, не побежит ли Рыжак?

Опять он колет коня шпорами, опять конь начинает прыгать, не двигаясь с места. В эту минуту оруженосец пришел в великое замешательство: необходимость принуждала его удалиться на минуту в сторону; страх удерживал его подле Дон Кишота: долго сражался он сам собою, наконец уступил натуре: тихонько расстегнул левою рукою нижнее платье и, радуясь счастливому началу, которое почитал труднейшим, надеялся все кончить благополучно. Всего важнее было то, чтобы никакой звук не изменил ему, и он, для избежания сего несчастия, сжимал плечи, удерживал дыхание, но, ах! Напрасно! ...

- Что слышу я? - спросил Дон Кишот сердитым голосом.

- Не знаю, сударь! - отвечал Санко. - Верно, какой-нибудь волшебник забавляется! Приключения даром не приходят!

- Санко, - сказал он, зажимая нос рукою, - ты, кажется мне, трусишь без милости!

- Что делать! Виноват ли я, что мне страшно; прошу не прогневаться, если трусость моя наделает бед: не я должен буду отвечать за это, а тот, кто завел меня в полночь в такую страшную пустыню.

Дон Кишот не хотел продолжать изъяснения, кольнул шпорами Рыжака, Рыжак запрыгал и отвез рыцаря на несколько шагов от оруженосца.

Между тем ночь мало-помалу прошла, и Санко, увидя зарю, потихоньку развязал Рыжаку ноги; добрый конь, чувствуя себя на свободе, вздумал поиграть и сделал несколько прыжков. Паладин обрадовался и принял это за счастливое предвещание. Заря начала заниматься, и он решился приступить к делу. При свете наступающего дня увидели, что находилися в каштановой роще, которой густота увеличивала мрак ночи: стук продолжался, но что стучало, еще не знали. Рыцарь опять начал прощаться с оруженосцем; учил его, что сказать госпоже Дульцинее, когда через три дни он не возвратится....

- Что ж принадлежит до награды за твои услуги, - сказал он наконец, - то, любезный друг, об этом не беспокойся! Я не забыл тебя в своей духовной, которую найдут в моем доме. Но лучше будем надеяться, что я успешно совершу гибельный подвиг: тогда, без всякого сомнения, получишь обещанный остров.

Санко, повеся голову, слушал рыцаря, плакал и, наконец, сказал, что готов идти за ним на смерть. Сид Гамед Бененжели справедливо заключает из этой геройской решимости оруженосца, что он имел редкое сердце, и называет его добрым Санкою. Словом сказать, Дон Кишот растрогался, но скрыл свои чувства, чтобы не показаться слабым, и, с видом спокойного мужества, поехал к тому месту, где слышен был стук железа.

Санко шел пешком позади рыцаря, ведя за повод осла, своего верного товарища. Долго продолжался путь под каштанами; наконец открылась небольшая долина, окруженная утесами, с которых свергался водопад; у подошвы утесов видны были бедные развалившиеся домики: в них-то слышался гром и стук. Рыжак испугался и едва не бросился в сторону; герой удержал его, приближился к домикам и посвятил себя Дульцинее. Оруженосец, который шел позади, часто поглядывал между ног Рыжака, желая узнать причину своего страха. Прошли шагов двести, и за одним холмом увидели... Что ты думаешь, читатель?.. Сукновальную мельницу с шестью огромными пестами, которые во всю ночь беспрестанно били.

Дон Кишот при сем виде остолбенел от удивления, выронил узду из рук, повесил голову. Он посмотрел на Санку, который поглядывал на него, раздув щеки, готовый лопнуть от смеху. Герой не мог не улыбнуться, несмотря на сильную свою горесть, и Санко, видя, что господин его засмеялся первый, подпер бока кулаками и начал хохотать без милости, что рассердило печального Дон Кишота; но он вышел из себя, когда оруженосец сказал ему с важным видом:

- Мой друг! Я создан небом в несчастном железном веке для возвращения златого; мне предоставлены гибельные подвиги, дела беспримерные... по голове так хорошо, как по плечам, то бедный Санко никогда бы не наследовал по завещанию.

- Но я не смеюсь, - перехватил Дон Кишот, - прошу сказать, господин враль! Что если бы этот подвиг был в самом деле так опасен и труден, как мне казалось! Разве я не оказал довольно мужества, чтобы с успехом совершить его? Рыцарь, такой, как я, который никогда не видывал сукновальных мельниц, не может их узнавать по стуку! Ты только на это способен, господин деревенщина, родясь и будучи воспитан между мужиками. Сделай из шести пестов шесть великанов, выпусти их против меня одного за одним или всех вместе, тогда смейся, если я не раздавлю им брюха ногами?

- Не гневайтесь, господин рыцарь, - сказал Санко покорным голосом, - я признаюсь, что без пути смеялся; но и вы признаетесь, может быть, когда не будете сердиты, что всякий другой на моем месте также бы засмеялся, узнавши, как нам было страшно... я говорю мне, а вы, сударь, не знаете страха!

- В этом я, конечно, с тобою согласен; случай немного смешон, но рассказывать об нем, кажется мне, совсем не нужно. На свете много злоязычников, которые на все смотрят с худой стороны и всегда через цель ступают.

- О! Вы, господин рыцарь, попадаете прямо в цель, выключая, когда метите в голову, а бьете по плечам, благодаря моему проворству! Впрочем, пословица говорит: который бог вымочит, тот и высушит! Большие господа обыкновенно побранят людей своих, да и подарят: не знаю, таков ли обычай у странствующих рыцарей, когда они побьют копьем оруженосцев. Мне кажется, за это нельзя и дать меньше острова или королевства на твердой земле!

обходился, как ты, с своим господином. Гандалин, служивший Амадису³⁴, не иначе с ним разговаривал, как снявши шляпу, опустив голову, потупя глаза и согнув тело, как турок. Газабал, оруженосец Галаоров, был так скромен и молчалив, что сам историк не больше двух раз упоминает об нем в огромной книге своей³⁵. Станем следовать сим великим примерам и жить, как надобно: придет время, и награжден будешь! Если ж судьба определила иначе, то я уже сказал тебе, что в убытке не останешься!

- Я всем доволен, милостивый государь! Вперед не дам языку воли; буду говорить только в таких случаях, когда понадобится оказать вам почтение, как своему господину.

- Доброе дело, Санко! Самое лучшее средство никогда со мною не ссориться! Ты знаешь сам, что господин по отце есть первый человек на свете.

²⁹ ...нагибаемых аквилонами... -- Аквилон (лат. aquilo (aquilonis) -- "северный ветер") - древнеримское название северо-восточного, иногда северного ветра. Как и другие ветры, Аквилон представляли божеством, олицетворявшим эту силу природы, соответствовал древнегреческому Борею.

³⁰ гор луны... -- Поток здесь уподоблен Нилу, который, согласно географическим представлениям древних, начинается в Верхней Эфиопии, в Лунных горах.

³¹ ...вижу голову Малой Медведицы подле шеи; на черте левой лапы должна быть теперь полночь. -- Санчо говорит о расположении звезд созвездия Малой Медведицы по отношению к Полярной звезде.

³² -- У Сервантеса: Лопе Руне.

³³ -- У Сервантеса: Торральба.

³¹ ...Гандалин, служивший Амадису...

³⁵ Газабал, оруженосец Галаоров, был так скромен и молчалив, что сам историк не больше двух раз упоминает об нем в огромной книге своей. -- В "Амадисе Галльском" имя оруженосца дона Галаора - Гасабал - действительно упоминается однажды, но не для того, чтобы отметить его молчаливость.