| Автор: | Сервантес М. С., год: 1604 |
| Категория: | Роман |
ГЛАВА XXXIII
Безумное любопытство. Новость
Анзельм и Дотер18 жили в городе Флоренции. Сходство лет, характеров и склонностей соединили их тесною дружбою; в городе Анзельма и Лотера называли друзьями. Анзельм, любя свет, любил и женщин и бегал за ними в то самое время, как Лотер, страстный охотник, бегал за зайцами; но Анзельм забывал женщин, а Лотер - зайцев для дружбы.
Камилла, молодая, прекрасная флорентинка, пленила непостоянного Анзельма; он стал искать ее сердца и недолго искал его. Невинная Камилла втайне любила Анзельма; родители Камиллы, по просьбе Лотера, склонились на брак своей дочери. Анзельм и Камилла, счастливые друг другом, благодарили небо и Лотера.
В первые дни после брака Лотер ходил к Анзельму так же часто, как и прежде. Через несколько времени его посещения сделались реже: Лотер, нежный друг, не боялся ревности Анзельмовой; он боялся пересудов света, который не щадит невинности. Анзельм это заметил и выговаривал ему с чувством. Он сказал своему другу, что ни за что на свете не согласился бы жениться, если бы мог предвидеть, что этот брак ослабит союз их, принуждал и Лотера ходить к себе так же часто, как и прежде, уверяя, что Камилла огорчится чрезмерно, если узнает, что подала повод к такой жестокой перемене. Лотер, не открывая настоящих причин своих Анзельму, искал извинений, выдумывал их, и, наконец, видя неотступность своего друга, решился, сколько можно, согласить дружбу свою с осторожностию.
Прошло несколько времени, Анзельм жаловался на холодность Лотера. Лотер жертвовал дружбою разборчивости. В один вечер они прогуливались вместе. Анзельм сказал Лотеру:
- Мой друг! Иной, смотря на мое богатство, на мою Камиллу, на тебя, подумает, что я счастлив; может быть, и ты то же думаешь, но - выдь из заблуждения! Для меня нет счастия: желание, может быть, безумное терзает мое сердце; рассудок не может его успокоить! Друг мой! Тебе открываю тайну моего сердца; сжалься над моим исступлением; умру, если не исполню своего желания.
Лотер, испуганный сими словами, дружески пожал Анзельмову руку и обещал все сделать для его спокойствия.
- Знай же, - сказал Анзельм, - (я постыдился бы открыться другому) я хочу испытать свою жену, хочу увериться в чистоте ее любви, одним словом, хочу знать, уступит ли ее добродетель обещаниям, подаркам и всем усилиям обольстителя. Чем больше опасность, тем славнее победа: кто ж может быть опаснее Лотера для женщин? И ты, друг мой, должен быть испытателем жены моей. Если ты не обольстишь Камиллы, то я уверюсь, что уже никто не обольстит ее; стану наслаждаться таким счастием, какого не знал прежде, и сим счастием буду обязан своему другу. Если ж Камилла слаба, если ты увидишь возможность успеха - я тебя знаю и спокоен: испытание кончится. В обоих случаях моя честь в безопасности; а я исполню желание, которое меня мучит и не перестанет мучить до гроба.
Лотер долго не отвечал. Он пристально смотрел на Анзельма; наконец сказал с важностию:
- Анзельм! Если б я думал, что ты меня самого испытать хочешь, то бы, конечно, тебя не дослушал. Неужели сии слова согласны с твоим сердцем? Неужели я должен тебе напомнить, что дружба нежная, чистая, которую все пожертвования возвышают, оскорбляется виновными предложениями. Требуй моей жизни; ты имеешь на нее право, Анзельм, и я с радостию отдам тебе жизнь свою! Но как можешь требовать от меня преступления?
Анзельм побледнел и потупил голову.
- Как, - сказал ему Лотер нежным голосом, - слова твои справедливы! Ты хочешь, чтобы я испытал жену твою; но послушай меня, безумец! Ты почитаешь Камиллу добродетельною. В этом мнении хранится все твое счастие! Чего же ты еще желаешь? Чего еще надеешься? Видеть Камиллу непреклонною? Камилла будет непреклонна, я в этом не сомневаюсь; но что будет с тобою? Что тебе останется от твоего преступления? Одно раскаяние, мучительное, бесконечное. Кто будет знать об этом - спросишь ты у меня? Ты, ты один будешь знать, что без причины оскорбил добродетельную супругу, ты сам будешь своим гонителем; счастие супружества для тебя исчезнет, тайный голос будет говорить тебе, что ты его не достоин; раскаяние будет рвать твое сердце; вспомни сии справедливые стихи одного из наших поэтов.
Я говорю только о том, чем ты обязан самому себе, Камилле и добродетели. Не говорю о должностях дружбы: ты мог бы спросить о них свое сердце, и тогда я не имел бы несчастия пристыдить своего друга.
Анзельм, который слушал его в мрачном безмолвии, долго не отвечал, наконец сказал томным голосом:
- Лотер! Одно слово, я болен и, конечно, умру от своей болезни, если ты откажешь мне в лекарстве. Ты сделал свое дело, с этой стороны совесть твоя должна быть спокойна; но скажи, будет ли она спокойна тогда, когда я, потеряв надежду согласить тебя на свою просьбу, откроюсь другому, поручу, может быть, предателю честь свою, честь Камиллы, мое блаженство, мое спокойствие? А я решился это сделать, и в твоей воле спасти меня. Обещаю, клянусь тебе не требовать больше одного опыта: Камилла не уступит с первого раза; но я буду спокоен и вечно счастлив.
Лотер, приведенный в ужас намерением Анзельма открыться другому, тотчас взял свои меры.
- Довольно! - сказал он. - Если ни добродетель, ни рассудок, ни стыд не имеют над тобою власти, я готов безумствовать вместе с тобою; не поручай никому сего трудного дела: я все беру на себя.
Анзельм прижал его к сердцу с восторгом благодарности.
- Зачни же с завтрашнего дня играть свою ролю, - сказал он. - Тебе нужны будут музыканты для серенад, может быть, подарки; на все получишь от меня деньги. Если не имеешь времени писать стихов для Камиллы, я сам готов сочинять их, мой друг, и будь уверен, употреблю все свои старания.
Лотер на все согласился, и крайне жалея о безумце, обещал прийти к нему обедать на другой день.
Камилла приняла его с простотою невинности спокойной и неподозрительной. Анзельм тотчас после стола ушел, сказав, что имеет крайнюю нужду отлучиться и, радуясь случаю, оставить наедине Камиллу с Лотером. Лотер, во все время его отсутствия, говорил Камилле о ее супруге, о их взаимной любви, о наслаждениях чистых и благородных супружеского союза. Камилла с ним соглашалась во всем; время летело неприметно, и Лотер ушел с неизъяснимым приятным чувством в душе своей. Анзельм ждал его среди улицы:
- Скажи мне, Лотер, есть ли начало? Далеко ли ты? Каково принят?
- Чего можно требовать от первого разговора? - отвечал Лотер. - Я не мог говорить ясно, а только все приготовил. И надеюсь через короткое время сказать тебе более.
- Хорошо! Готов терпеть. Между тем не упущу ничего с своей стороны; всякий день буду оставлять тебя наедине с Камиллою!
Свидания продолжались недели две. Лотер ими не пользовался, однако начинал их опасаться: красота, невинность и простосердечие Камиллы его трогали; он увидел опасность, ужасался и твердил безумному Анзельму, что Камилла - сущая непорочность; что все его старания тщетны; что он никогда не успеет.
20 Купи на них, что хочешь, для Камиллы; увидим следствия.
Лотер досадовал и говорил Анзельму, что он употребляет во зло его снисходительность, что сии низкие средства ему противны. Анзельм просил, умолял, и Лотер, наскучив обманывать своего друга, решился еще в последний раз обмануть его.
Анзельм слушал его с видом неудовольствия.
о любви жене моей.
Лотер был тронут сим уличением. Он признался не без стыда, что обманул своего друга, и дал, наконец, клятву исполнить его странное, непонятное желание. Анзельм сказал Камилле, что имеет крайнюю нужду разлучиться с нею на неделю, и уехал. Он хотел оставить полную свободу Лотеру. При отъезде просил он жену свою принимать Лотера, как при нем, и несмотря на все представления добродетельной Камиллы, требовал, чтобы Лотер всякий день обедал с нею вместе и не оставлял ее на минуту.
Бедный безумец, враг своего счастия! Что ты делаешь? Чего надеешься? Ты сам воздвигаешь здание своих бедствий! Остановись, еще время! Ты любим страстно, любим нежною супругою: добродетель обитает в ее сердце! Редкий друг в твоих объятиях! Он дышит, живет тобою! Фортуна осыпает тебя цветами! Она говорит тебе: "Умей наслаждаться счастием"; но ты ничего не видишь, ничему не внемлешь! Храм наслаждений перед тобою, а ты бросаешься в пропасть.
На другой день после Анзельмова отъезда Лотер приходит к Камилле, но Камилла была уже не одна. Леонелла, ее служанка, сидела, по приказу госпожи своей, в гостиной. Лотер внутренне хвалил сию осторожность, удивлялся очаровательной Камилле; но это сердце уже пылало. Не время было противиться сильному пламени. Лотер потерял всю свою силу; все забыто: и добродетель, и честь, и дружба! Лотер у ног Камиллы; признание робкое и страстное уже открыло его чувства. Удивленная Камилла встает, бросает гневный взор на Лотера и выходит из горницы.
Она долго думала о том, что ей оставалось делать. Анзельм именно приказал ей принимать без себя Лотера; она не смела ослушаться и в тот же вечер написала к нему и отправила с нарочным следующую записку:
"Твоя доверенность, Анзельм, не столько меня радует, сколько печалит. Я бы не желала оставаться одна в твоем доме. Если не скоро возвратишься, то позволь мне уехать к моим родным; с ними буду иметь свободу говорить о тебе, о своей нежности, о твоем продолжительном отсутствии. Такой разговор, мне кажется, скучен для Лотера, которого ты приказал мне принимать всякий день; ему приятнее говорить о самом себе. Его и мои чувства нимало не сходны!"
Примечания
18 Анзельм и Лотер -- У Сервантеса: Ансельмо и Лотарио.
19 ... Доколе с сердцем я, мой судия со мной! -- У Сервантеса здесь имеется в виду Луиджи Тансилло (1510--1568) - итальянский поэт, автор поэмы "Слезы Святого Петра" (опубл. в 1585 г.). Сервантес называет и имя поэта, и его поэму, приводя стихи Тансилло в собственном переводе. Их содержание определяется религиозными идеями греха и раскаяния. Флориан создает стихотворение не только вдвое короче, чем в испанском подлиннике, но и расставляет в нем свои акценты - нравственно-этические, в связи с чем центральными оказываются такие понятия, как "виноватый" (le coupable), "мое преступление" и "мое сердце" (mon coeur). Жуковский еще более заостряет эту проблематику, переводя le coupable "злодей", вводя мотив "лютой тоски", которая "терзает" его, делает "несчастным", наконец, в последнем стихе появляется образ "моего судии" вместо флориановского образа внутренних "свидетелей" émoins) преступления. Уже в конце 1800-х гг. Жуковский будет активно развивать все эти темы в своих балладах. Сохранился беловой автограф этого стихотворения (л. 10), он размещен в подборке "(Т.<ом> 3", пронумерован слева сверху, карандашом, цифрой "6". Автограф полностью совпадает с опубликованным текстом стихотворения.
20 ...золотых ефимков! -- Ефимок - 1) русское название западноевропейского серебряного иоахимсталера, из которого в XVII - начале XVIII в. в России чеканились серебряные монеты; в 1704 г. принят за весовую единицу серебряного рубля; 2) русский серебряный рубль, чеканенный в 1654 г.